Записки несостоявшегося гения - Виталий Авраамович Бронштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При Гитлере прокурор Морган возбудил 800 дел о коррупции и убийствах без
приговора суда. Из них 286 закончились судебными приговорами.
Были расстреляны (заметьте, какие фигуры!) комендант Бухенвальда Карл Кох, за
то, что посылал заключенных на работы по найму и присваивал деньги, комендант
Майданека и его первый заместитель.
Минимальное наказание за взятку — 10 лет. Должностное преступление — 10 лет.
Ошибки в служебной деятельности, повлекшие значительный ущерб государству — 8 лет.
Никаких условных сроков наказания. Дети и родственники должностных лиц подлежат
ответственности на общих основаниях и в первую очередь. Судебные процессы широко
освещались. И самое интересное: население против такой жестокости не протестовало. Им
нравилось слово орднунг (порядок).
______________
У каждого из нас свое отношение к Второй мировой или, как мы ее называем, Великой Отечественной войне. Одни воевали на фронте — их с каждым днем становится
все меньше и меньше, другим она знакома понаслышке: из рассказов родных, книг и
кинофильмов. Те — не могут о ней забыть, эти — не очень хотят о ней знать. Такова жизнь.
А как бредили войной мальчишки моего послевоенного поколения: не пропускали
ни одного фильма, взахлеб читали «Сильных духом» Медведева, спрашивали друг у
друга: А ты, ты бы смог, как Олег Кошевой или Матросов?
И когда мой приятель детства с ухмылкой ляпнул:
— Смотря, сколько бы мне за это заплатили! — я так растерялся, что даже забыл его
ударить… Сегодня это процветающий бизнесмен, траченный молью новый русский. Его
ресторан находится в самом центре города.
Все это так, но лично мое отношение к войне сформировано не без помощи одного
потрепанного листка, маминого письма отцу на фронт. Сейчас их обоих давно уже нет, и я
думаю, они простят, если я открою одну маленькую семейную тайну.
Как письмо, посланное на фронт, попало ко мне?
Это сама по себе тоже интересная история. В жизни членов нашей семьи немаловажную
роль сыграли цыганские гадания. Моим родителям, папе и маме, во время войны гадали
порознь, и оба гадания сбылись. Мне в детстве тоже цыганка нагадала, что быть мне
большим человеком, генералом — вот я и жду все, надеюсь…
…Каждый вез с фронта, что мог, а мой отец — все мамины письма. Потому что еще
в 1942-ом, в Крыму, ему нагадала молоденькая цыганка с тремя детьми мал-мала меньше:
— Сбережешь, офицер, весточки из дому — вернешься целым и жданным!
И когда мне перед уходом на службу в армию попал на глаза этот внушительный
короб с письмами, я понял, как мама его любила…
Вот несколько строк из того письма:
162
— "Ты знаешь, Бума, твоя выходка с подарком оказалась обидной и глупой… О Цюпе и
Мише у нас до сих пор ничего не слышно, и теперь мама часами смотрит на черный
футляр подаренного тобой мыла. Смотрит и плачет…"
Я никогда не видел этого прекрасного футляра, меня еще вообще тогда не было на
свете, но я его представляю так, будто он, черный, с золотыми разводьями дивных
сказочных рисунков, находится сейчас перед моими глазами. Интересно, правда?
А суть дела в том, что мой папа, фронтовик-окопник, командир батареи тяжелых
гаубиц капитан Бронштейн, сумел после ранения, в июле 44-го вырваться на побывку
домой, в освобожденный от немцев Херсон, куда уже вернулись из эвакуации в
Узбекистан моя мама, бабушка и старшая двоюродная сестра, родители которой в 41-ом
не успели отсюда бежать, оказались в оккупации и, как тысячи других евреев, были
замучены.
Мой папа, хоть и ушел от нас после войны в другую семью, был неплохой человек, добрый, из тех еврейских шутников, что часто шутят невпопад, и иногда, совсем того не
желая, невольно причиняют боль другим.
Он привез всем роскошные подарки. Мамочке — пуховый серый платок и отрез на
пальто, сестре Инне — блестящие, на толстом белом ватине узконосые резиновые ботики, а
бабушке — тот самый футляр со сладко пахнущим, необычайной красоты, узорчатым
брусочком прозрачного розового мыла…
В те времена с предметами личной гигиены было туго, бабушка пришла в
совершеннейший восторг, разглядывая и нюхая чудный подарок. Пока наш воин-артиллерист не молвил загадочно:
— А вы прочитайте, что там написано, мама…
Бабушка, улыбаясь, взяла очки и… раздался страшный, неслыханный никогда
здесь крик, ей стало плохо, время спрессовалось в сжатые ужасные мгновенья, в комнату
вошло горе.
На подарке немецким готическим орнаментом было начертано: «Продукт произведен из
чистого еврейского жира».
Летним вечером далекого 44-го года из дверей дома по улице Суворовской, 10, вышла скромная похоронная процессия: моя сестра Инночка, мама, закутанная в темный
платок, бабушка и офицер действующей армии, на лице которого легко читалась обида и
недоумение: как же так, он только хотел пошутить, и вот, на тебе…
Где-то в дальнем углу двора под тусклым светом керосиновой лампы вырыли в
земле жалкую ямку — моя семья хоронила мыло.
Вот о чем это письмо моей мамочки в действующую армию.
_______________
А я с тех пор, как узнал эту историю, стал относиться к минувшей войне как-то по-другому.
Можно понять — понять, но не оправдать — как люди, по каким-то идейным, религиозным или экономическим соображениям, потеряв рассудок, начинают убивать
друг друга.
Но чтобы варить из стариков и детей мыло или набивать их курчавыми волосами
тугие матрасы… я до сих пор не понимаю, что это такое?!
Венец немецкого практицизма — не пропадать же добру! — или тотальное
сумасшествие?
И главные мои вопросы о той войне лежат теперь не в плоскости военно-мемуарной литературы. Меня мало интересует, кто и куда наступал или отступал…
Я пытаюсь и не могу представить: что чувствовали те, кто мыл себя роскошным
мылом из чистого еврейского жира? Хорошо ли оно мылилось? Как после него пахло
тело? Не попадала ли случайно душистая пена в глаза или рот?
163
А какие сны навевали матрасы, плотно набитые человеческими волосами? Не
появлялись ли в комнате после полуночи робкие тени их хозяев? Или, и вправду, беззвучны были их сжатые стоны?
И, наконец, самый страшный главный вопрос: кто на самом деле закрутил тот
ужасный механизм?
______________
Сколько бы мы ни задавали себе вопросов о Гитлере и гитлеризме, сколько бы ни
искали ответа, что и почему произошло, дело не сдвинется с мертвой точки, пока нам не
удастся устранить главное противоречие: вопиющее несоответствие между маленьким, пусть и способным, человечишкой, каким был Гитлер — и невиданным масштабом бед, несчастий и злоключений, что принес он человечеству.
Потому что один человек
