Ускоряющийся - Михаил Рашевский

— Смотри, как тут классно, классно, классно! — писклявым голосом взвизгнула она. Дима, надсадно кашляя, мутным взглядом окинул окрестности.

— Дежа ву, — прокашлял он и со стоном завалился на спину. Где-то он уже видел эту поляну. И там тоже фигурировали атлетически сложенный он и прекрасная девушка. Где же это было?

— Вставай! Вставай! — подскочила она к нему, стала тормошить и щекотать.

— Постой, так ты… ускорена? — понял, наконец, Дима. Интересно, а как это она перешла? Он и не заметил.

— Я — что? Я — кто? Хватит обзываться!

— Я не…, - но тут до Димы дошло, что, конечно, у таких вот людей, обладающих способностью, сродни Диминой, состояние ускорения может называться совсем по-другому. — Ну ты ведь… ускорена по отношению к привычному времени, ты это понимаешь?

Девушка моментально перестала прыгать по поляне, мигом очутилась напротив него, вдруг закрутилась на одной ноге, как балерина, причём скорость вращения её всё усиливалась. И время от времени девушка выкрикивала, правда, трудноразличимые фразы:

— Поток! Горная река! Стремнина! — потом то, что она кричала, совсем невозможно было разобрать, да и сама девушка превратилась сначала в волчок, а потом и вовсе в размытый лоскут пространства. Воздух вокруг неё гудел, отдельные травинки и листики увязались за ней небольшим смерчем. Дима думал даже, что сейчас откуда-то то появятся облака, а в это место ударят молнии. Но обошлось, и вот девушка уже замедляется, а писк превращается в прерывистый визг, а потом распадается на отдельные слова. Вновь прозвучали в обратном порядке «Стремнина! Горная река! Поток!», потом были:

— Река, заводь, озеро, — здесь её голос прозвучал совсем без искажений, но девушка на этом не остановилась! Она продолжила вращаться, и вращение её было анти-ускоренным, то есть — замедленным! Голос, которым она говорила, стал терять звонкость, тон понижался. В замедленных съёмках так же звучало. — Бо-ло-то!.. Киыыыысеэээль… Лёд.

После «льда», звучащего целую минуту, девушка, наконец, остановилась. А через секунду вновь озорно смотрела на Диму.

Да, она такая же. Но как она такой стала? Что она делала там с эти пацаном? Где он, кто он? Чем они занимаются? Много ли вообще таких?

Вопросов было — сотни, и не у него одного. И девушка, вероятно, о многом хотела его спросить. Но первым успел всё же Дима:

— Кто ты?

Та жеманно картинно поправила чёлку, потупилась и сказала:

— Евлампия я, добрый молодец.

— Ой, ну извини, ляпнул сдуру, — покраснел Дима. Девушка хихикнула:

— Всё равно прикольно получилось. А вообще меня зовут Инга.

— Инга, — повторил за ней Суперпупс. Тоже вроде не совсем распространённое имя. — Ну а как меня зовут, ты и так знаешь. А… другие. Они уже здесь?

— Другие? — Инга смешно наморщила лоб.

— Ну, другие. Парень тот с битой, — Дима невольно поёжился. — Может, ещё кто. Ты ведь по их заданию меня вытащила?

— Вытащила? По их? Ничего не понимаю. А, ты решил, что в кустах притаился Вальк или Асассин?

Она рассмеялась, но у Димы всё сжалось внутри. «Асассин! Убийца! Хана мне».

Он умудрился тут же ускориться аж на 1/25 и поспешил в кусты не столько проверить, сколько спрятаться. Если уж в их рядах есть те, кого называют бесхитростно просто «Убийца», то последние надежды на без проблемное сосуществование отпадали. Если у них есть убийцы, то организация явно или мафиозного толку, или правительственного. И с теми, и с этими ему не по пути. Но что же делать?

Он недолго отсиживался в кустах, решая, как поступать дальше. Его очень быстро отыскала Инга, причём она двигалась явно быстрее, а значит ускорена была больше.

— Что ты делаешь? — едва различимо пропищала она. Дима тут же ускорился в полтора раза, думал было сбежать, да она теперь от него совсем не отставала. Причём опять же, ускорялась как-то незаметно и плавно, словно, действительно, вода перетекает из одного места в другое, ускоряясь на узких местах и замедляясь на широких.

— Постой! Да стой же, — её голос звучал то пискляво, то вообще на уровне ультразвука, а то медленно и басом, когда Дима ускорялся вновь. — Я здесь одна! Одна я! Стой!

Инга схватила его за руки и сжала совсем не с девчачьей силой. Дима рванулся раз, другой, понял, что бессмысленно. Только вот сознание его дало бзик по полной программе: он то ускорялся, то замедлялся и никак не мог войти в резонанс с девушкой. После нескольких его и её фраз она поняла эту проблему и вдруг спросила его:

— Петь любишь? Умеешь?

Вот чего-чего, а это Дима терпеть ненавидел. Мало того, что у сестры было караоке, и она частенько замучивала его своими завываниями, да ещё и какой-то сраной попсы; так ещё и у него не то что не было слуха — по его ушам протопталась дивизия слонов, не меньше! Пару раз на семейных праздниках, подвыпивший, он пытался петь какие-то полюбившиеся ему песни, но в его рот всей толпой втискивали кусок съестного и грозили массово повеситься, если он продолжит. Так что петь Дима не только не любил — ненавидел! Он отрицательно мотнул головой, но Инга упрямо тряхнула чёлкой:

— Эту вот простенькую знаешь: «Ветер с моря дул, ветер с моря дул»? Не? А может эту: «Жёлтые тюльпаны, вестники разлуки»? Что? Попсу не любишь? Ну и правильно, кто её любит, только сопливые девчонки. Ой. А что ты любишь? Шансон? Аж так нет? Диско? Рок? О. Рок. А какой рок? Русский рок? Нормально, я тоже его люблю. ДДТ знаешь? А что знаешь? Не, это не подходит. О! «Кино» знаешь? Замечательно. А «Печаль» знаешь? Отлично. А теперь подпевай.

И она завела песню почему-то не с первого куплета, а с припева:

Дом стоит, свет горит,Из окна видна даль,Так откуда взяласьПечаль?И вроде жив и здоров,И вроде жить — не тужить,Так откуда взяласьПечаль?

Если первые пару строф он вообще не понимал, что происходит и зачем это всё, то потом до него дошло. Голос Инги прыгал по тональности туда-сюда, но она-то как бы так сказать… «стояла на месте». Это Дима прыгал туда-сюда по ускорению, это с ним была проблема, и его надо было успокаивать. Вот она и предложила пример такой синхронизации. Как песня звучит, Дима знал, и даже сейчас в его голове пел сам Цой, и самое главное — Дима мог ему подпевать. Но он слышал и Ингу, она пела, а он ей мог подпевать. Пересилив смущение, он запел! Для себя он звучал нормально, но её голос был совсем не такой, как нужно. Он не мог её заставить звучать так же, как и он, и потому пошёл от обратного: сам стал под неё подстраиваться. Сначала ничего не выходило, но к середине припева он уловил амплитуду своих колебаний — и стал гасить её. Его бросало всё меньше, и, наконец, к концу припева он вошёл в её ритм. Закончили они вместе и с улыбкой на устах.