Под ногами Земля (Сборник фантастики) - Илья Варшавский

Охотников и другие — прочно оседлали "крылатую мечту" об электрических тракторах и электробурах "счастливого завтра" и не пытались подняться над конформизмом и стереотипами, диктуемыми литературе бюрократической системой власти.

В середине 50-х годов новая фантастика, вдохновляемая примером И. Ефремова, уже зарождалась вместе с первыми рукописями будущих мастеров жанра… Опубликование "Туманности Андромеды" И. Ефремова — а это безусловный подвиг тогдашнего руководства издательства "Молодая гвардия" изменило коренным образом не только расстановку сил и атмосферу в советской фантастике, но и отношение читателей, издателей и будущих авторов к возможностям и перспективам жанра. Ослепляющие миры "Туманности Андромеды", приоткрытые на моделях разумно устроенных цивилизаций далекого будущего, контрастно высветили всю тупиковость и убожество фантастики "ближнего прицела". По существу, "Туманность Андромеды" перечеркнула фантастику "ближнего прицела", открыв дорогу новой волне фантастики 60-х годов.

В "Туманности Андромеды" Ефремову удалось показать безграничность возможностей моделирования будущего не только и не столько в области науки и технологий, но и в категориях нравственности, этики и эстетики, воспитания, морали и долга, психологии и социологии. Весь огромный мир от макрокосмоса до космической бесконечности разума и времени предстал вдруг как арена моделей новой фантастики. Именно поэтому о конце 50-х годов приходится говорить как о важнейшем рубеже в послевоенном развитии фантастики в нашей стране. И именно в эти годы впервые дает о себе знать поросль новых авторов — целая плеяда ныне широко известных имен, среди которых был И. Варшавский.

Почти одновременный выход к читателям многих новых талантливых авторов, естественно, осложнил "завоевание позиций" и читательского признания каждым из них в отдельности. И. Варшавскому удалось это сразу, первыми же опубликованными в журналах рассказами.

Потом он не раз говорил друзьям, что начал писать свои короткие фантастические рассказы лишь для "домашнего употребления".

"Сочинительство" стало для него активным отдыхом после нелегкого труда инженера на одном из ленинградских заводов. Он читал свои рассказы близким, друзьям: слушали их с удовольствием. Иногда спорили о прочитанном. В спорах появлялись новые идеи, и тогда он сочинял новые рассказы. А ему уже шел шестой десяток… И вот однажды с его рассказами познакомились профессиональные литераторы и посоветовали попытаться опубликовать кое-что из написанного. Он отправил рукописи в журналы, не слишком рассчитывая на успех. А их опубликовали…

Ведь это было начало 60-х годов, и фантастика в нашей стране завоевывала все новые рубежи. И Варшавский вскоре заслуженно занял один из них, став признанным мастером фантастической новеллы — короткого, динамичного, заряженного мудрой иронией рассказа. Большинство его рассказов подобны туго сжатой пружине, которая, стремительно распрямляясь, ошеломляет читателя последней строкой или даже заключающим словом. Это были рассказы-гипотезы, рассказы-пародии, рассказы-предупреждения, рассказы-притчи.

Он любил обращаться к давно известным в фантастике ситуациям и к литературным героям других авторов, но, откровенно иронизируя над традициями жанра, все переворачивал по-новому — по-своему… Так, например, он поступил со знаменитым сыщиком Шерлоком Холмсом и его постоянным спутником и другом доктором Ватсоном в рассказе "Новое о Шерлоке Холмсе", в самом конце которого неожиданно выясняется, что Холмс всего-навсего робот, сконструированный доктором Ватсоном.

При всей лаконичности авторской манеры Ильи Варшавского его "самые фантастические" рассказы поразительно достоверны и почти всегда ироничны, окрашены тонким, мудрым юмором. Оттенки его юмора самые разные, начиная от веселой улыбки (рассказы «Роби», "Курсант Плошкин") и грустной ностальгической усмешки ("Молекулярное кафе", "Внук") до беспощадного сарказма, как, например, в цикле рассказов о вымышленной стране Дономаге, в которой развитие науки и техники не дало людям счастья, а превратило их в безвольных рабов тоталитарного строя.

Пожалуй, самый фантастический из всех рассказов Ильи Варшавского — это "Петля гистерезиса", открывающий книгу. Кому-то может показаться, что это всего лишь блестящая пародия на многие научно-фантастические произведения, в которых Иисус Христос изображается пришельцем со звезд, либо что это еще один научно-фантастический рассказ о парадоксах путешествий во времени. В действительности же это произведение, как и многие еще в данной книге, гораздо глубже и многослойнее. Рассказ об обыкновенном чудаке, оказавшемся в необыкновенной, критической ситуации, рассказ о научной одержимости, о поразительной находчивости в трудные мгновения, о скрытых резервах человеческого интеллекта.

Мудрая многослойность является характерной чертой многих рассказов Ильи Варшавского, как более ранних — преимущественно научно-фантастических и пародийных, так и поздних, которые критики (например, В. Ревич —. Все написанное Ильей Варшавским. — Фантастика 75–76. М; Молодая гвардия, 1976. С. 361–368.) склонны относить к серьезной социальной фантастике ("В атолле", "Инспектор отдела полезных ископаемых", рассказы о Дономаге).

К числу таких наиболее поздних «серьезных» произведений И. Варшавского относится и социально-сатирический рассказ "Бедный Стригайло", публикуемый впервые.

В памяти всех, кто его знал, Илья Иосифович Варшавский, эрудированный инженер и блестящий рассказчик, уложивший в фундамент послевоенной советской фантастики свыше восьмидесяти своих рассказов, остается удивительно милым человеком. Всегда спокойный, исключительно вежливый, доброжелательный к окружающим, остроумный, слегка ироничный, находчивый, блестящий полемист — истинный интеллигент "старопетербургской пробы"… Беседы с ним всегда были увлекательны и необыкновенно приятны и всегда обогащали собеседников.

Уже будучи тяжело больным и, по-видимому, догадываясь о близком конце, он находил в себе силы сохранять и мужество, и свою доброжелательно-ироническую, немного мефистофельскую, улыбку мудреца, хорошо познавшего жизнь.

Он был только рассказчиком, но ведь рассказ, пожалуй, наиболее трудный жанр художественной литературы. Поэтому хороших рассказчиков мало; в советской фатастике Илья Варшавский пока остается единственным. Мне кажется, его роль в фантастике в чем-то подобна роли О. Генри в американской прозе.

Между ними можно протянуть нити сходства — и в поэтике творчества, и в судьбах, и в том, что каждый из них совершил для избранного ими жанра.

В предисловии к своей первой книге (Молекулярное кафе. Лениздат, 1967. С. 3–4.) Илья Варшавский написал:

"В моей биографии нет ничего такого, что может объяснить, почему на пятьдесят втором году жизни я начал писать научно-фантастические рассказы. Поэтому биографические данные я опускаю. Могу только сообщить, что пишу рассказы потому, что не умею писать повести и романы. Если бы умел, то обязательно писал бы, но тогда пришлось бы объяснять, почему я не пишу рассказы»

Он чуть-чуть покривил душой в этом предисловии. Стремление писать существовало в нем изначально. Перед окончанием Ленинградского мореходного училища Илья Варшавский — будущий корабельный механик — совершил кругосветное плавание. Возвратившись из путешествия, он в соавторстве со своим старшим братом Дмитрием и редактором молодежной ленинградской газеты «Смена» Н. Слепневым написал книгу — "Вокруг света без билета". Это было нечто среднее между приключенческим романом и путевыми очерками. Книга трех авторов выходила в издательстве «Прибой» двумя изданиями. Потом профессия инженера надолго оторвала его от литературы, и все-таки он к ней возвратился. Возвратился спустя тридцать лет и посвятил ей последние двенадцать лет своей жизни. И стал мастером рассказа. А еще он иногда писал стихи — о времени, о пространстве, о спорах ученых, немного о себе…

В одном из стихотворений (все они пока не опубликованы) он говорит:

Ко мне несправедлив был бог,И поздно начинать сначала.Я много мог, Но сделал мало:

В этих строках мера требовательности к самому себе. У него, конечно, остались неосуществленные замыслы. Но сделал он немало и как инженер, и как писатель, книги которого в тесном общении с читателями живут и будут жить долго.

А. Шалимов