Маленький Бобеш - Йозеф Плева

— Вечером приду посмотреть.

Когда доктор ушел, Франтишек еще минутку поплакал, но потом быстро уснул. Во сне ему, наверное, снилось что-то хорошее, потому что он улыбался.

На другой день дедушка сказал:

— Пожалуй, нужно сходить за Йозефом.

— А кто же пойдет за ним? — спросила мать.

— Я… К вечеру авось вернемся.

Бобешу хотелось пойти вместе с дедушкой, но это на самом деле было очень далеко, и он такой дороги не выдержал бы. Бобеш не мог смотреть на плачущую мать. Сам плакать он уже не мог. Ему казалось, что он выплакал все слезы, и все-таки грудь у него как-то странно сжималась и слезы сами бежали. Вдруг Бобеш почувствовал, что у него прерывается дыхание, и тогда он испугался, не разболеется ли он, как Франтишек, не стянет ли и у него тоже животик. Когда Франтишек начинал кашлять (это был уже не кашель, а какой-то с трудом издаваемый стон), у Бобеша мороз пробегал по коже.

Перестал идти дождь, но небо все еще было в тучах. Комната казалась Бобешу совсем другой, и все было какое-то другое. Сегодня как-то слишком громко тикали часы, и бой был какой-то противный. Бобеш охотно остановил бы их. Потом он вспомнил, как фабрикантша рассказывала у реки, что доктор вылечил ее собачонку и что собачонка уже снова жрет. (Бобеш помнил, что она сказала «кушает», но он ни за что на свете не сказал бы так о собаке.) Как же так, собачонку доктор вылечил, а Франтишека не вылечит? И как эта пани беспокоилась о собачонке, как кричала! Мама тоже беспокоится о Франтишеке, конечно, не меньше той пани, но она ведь плачет и жалуется потихоньку. Та пани падала в обморок, а мама не падает. И, несмотря на это, Бобеш был совершенно убежден, что мама Франтишека очень любит. Ему даже казалось, что плачет она теперь больше, чем тогда, когда он, Бобеш, болел.

«Откуда только эти болезни берутся? — думал он. — Ведь перед тем как заболеть, Франтишек был такой веселый, смеялся». Они играли вместе в прятки. Бобеш прятался от него под постель, а когда замечал, что Франтишек приближается, он высовывал голову и рычал на Франтишека. Малыш с громким смехом и криком убегал от постели. Франтишек делал вид, будто бы боится Бобеша, а потом они вместе валялись на полу. Бобеш ложился на спину, а Франтишек перелезал через него. А теперь вдруг эта болезнь, и щечки у Франтишека совсем запали и так тяжело ему дышать. Наверное, в нем что-нибудь есть, что-нибудь душит его. Мама так хочет ему помочь, но ничего не может сделать. И доктор, наверное, тоже не может. Ах, если бы мама перестала плакать! Бобеш положил руки на лавку, голову на руки и уснул. Мать взяла спящего Бобеша и отнесла в постель.

Когда Бобеш проснулся, в комнате была полутьма. Сначала ему показалось, что никого нет. Но когда он приподнялся, то заметил, что мать и бабушка сидят у люльки и тихо плачут. Мать, пожалуй, — даже не плакала, а только вытирала слезы, а бабушка все время вытирала нос. Когда мать подняла голову и увидела Бобеша, она встала, молча подошла к нему и поцеловала в лоб. Бобеш совсем растерялся. Потом она взяла его за руку и подвела к люльке. Бобеш видел, что у Франтишека закрыты глазки, а ротик немножко приоткрыт. Он казался очень бледным и как будто бы чуть потоньше, чем всегда. Лежал он спокойно, без движения.

— Теперь Франтишек хорошо спит, да? — зашептал Бобеш матери в ухо.

— Спит. Спит и никогда уже больше не проснется. Франтишек у нас, Бобеш, умер.

Едва это мать промолвила, Бобеш почувствовал, как в груди у него все сжалось. Его затрясло, и крупные слезы ручьем потекли у него по щекам. А потом он услышал, как мать сквозь слезы, но совершенно другим уже голосом сказала:

— Бедный малыш, — что он только вытерпел! Такой наш маленький воробышек… До последней минутки на маму смотрел. Смотрел и глазками мамочке говорил: ты мне уж, мамочка, не поможешь. Эти его глазки — как они просили! Рот у него, прежде чем глаза навсегда закрылись, двигался. Наверное, мне мой маленький воробышек хотел что-нибудь сказать… Наверное, с нами прощался. Отца уж не увидел. Поводил глазками по комнате, посмотрел минутку на дверь — знал ведь, что оттуда приходит отец, — а потом посмотрел снова на меня, как будто бы спрашивал: где же он? Я сказала ему: «Придет, Франтишек, придет! Придет папа и пожалеет нашего мальчика».

Мать теперь расплакалась в голос, и Бобеш тоже. Он опомнился, когда вошли дедушка с отцом. Бобеш удивился, как необычно серьезно смотрит отец. Его загоревшее лицо было небритым и бледным. Он опустился на одно колено у люльки, положил свою большую руку на лобик малыша, молча на него минутку посмотрел, потом посмотрел на мать и тоже заплакал.

— Значит, мы уже Франтишека и не увидим, — проговорил он со слезами.

Бобеш еще никогда не видел, как плачет отец. Он плакал совсем по-другому — не так, как мать или бабушка. Глаза он платком не вытирал, вытирал их рукой, краем ладони. Потом Бобеш заметил дедушку. Он тоже плакал, и рот его, хотя и был закрыт, двигался, усы — тоже.

На следующий день отец принес маленький белый гроб. Мать постелила в нем, как в люльке. Она обмыла Франтишека, переодела в чистое белье. И, когда надевала ему на ножки белые чулки, на пальчике ноги стал виден незаживший нарыв.

— Смотри, мама, нарыв у Франтишека еще не зажил.

— Теперь ему уже не больно, Бобеш.

— Теперь у него уже ничего не болит, мама?

— Ничего, милый Бобеш. Теперь он отмучился.

Франтишека положили в гроб.

Бобеш хотел погладить его по головке, но сразу же отдернул руку:

— Мама, он холодный.

— Наш маленький воробышек! Бедный малыш…

— И он больше никогда не откроет глаза?

— Никогда.

— И его закопают в землю?

— Да.

— Мама, и он взаправду ничего не чувствует и никогда не проснется?

— Нет, Бобеш, никогда.

— А что с ним станет?

— Постепенно он будет растворяться в земле и через несколько лет растворится совсем.

— Как это, мама, — растворяться?

— Так, уходить в землю.

— А что из него в земле будет?

— Он превратится…

— Во что?

— В землю. — Потом мать взяла Бобеша на руки и сказала ему: — Когда ты вырастешь, Бобеш, большой, будешь такой, как отец, ты сходишь на кладбище, подойдешь к могилке Франтишека — и увидишь там цветы.

— Например, златоцвет, да?

— Например, златоцвет.

— Ну и что?

— Эти цветы берут жизнь из земли, а в той земле, благодаря которой они живут, — в той земле и растворится наш Франтишек.

— Так, значит, мама, эти златоцветы будут из него, да?

— Да, и травка, и незабудки, и златоцветы, и все, что растет.

— Но Франтишек уже об этом не узнает?

— Франтишек — нет, а мы об этом будем знать. И будем о нем вспоминать, пока будем живы. А когда мы умрем, то те, кто останется после нас, будут вспоминать о нас. Мы ведь все умрем.

Мать вздохнула и поставила Бобеша на пол. Бобеш ни о чем больше не спрашивал. Он смотрел на гроб, на бледного, чисто одетого Франтишека, и слезы набегали ему на глаза. Потом он зашел за печку, в уголок, где лежали его игрушки, взял из жестяной коробочки из-под гуталина самый красивый и самый «счастливый» свой шарик и положил его под подушку Франтишеку.

«Пусть этот шарик, — думал Бобеш, — будет там с ним, и если Франтишек на самом деле весь уйдет в землю, то пусть останется здесь хотя бы этот шарик на память». Ни матери, ни кому другому Бобеш ничего о шарике не сказал…

— Бобеш, посмотри еще раз на Франтишека, — сказала мать на следующее утро. — Отец закроет крышку, и больше никогда его не увидим.

Бобеш еще раз взглянул на Франтишека; посмотрели на него и все остальные. Никто уже громко не плакал, все только вытирали слезы.

Мать шептала:

— Воробышек мой маленький, воробышек мой маленький! Бабушка добавила:

— Как ангелочек!

Бобеш в последний раз погладил холодные щечки Франтишека, мать провела по волосам Франтика и поцеловала. Прежде чем отец заколотил крышку, Бобеш заметил, что на лобике и на закрытых глазах Франтишека остались мамины слезы. Они блестели, как роса.

Глава 44 ЦИРК ГРАНД

Снова начался учебный год. Бобеш ходил уже во второй класс, но сидел опять на первой парте, потому что он был все еще самым маленьким в классе. Бобешу было очень интересно, как же будут учить во втором классе, но, оказалось, что все было по-старому. Все, о чем спрашивали, он знал еще по прошлому году. Он даже пожаловался на это матери. И тогда она ему объяснила, что сначала всегда бывает повторение, потому что часто дети во время каникул многое забывают. Мать, конечно, была права. Некоторые позабыли совершенно все. Например, Аничка Врбова не знала даже, сколько будет, если от одиннадцати отнять два.

Отец Бобеша целых шесть недель летом был без работы. После злосчастной истории с Бинго с дороги его уволили. Потом, правда, ему удалось устроиться на фабрику. И вот уже два месяца, как он работал там истопником. Попал он на фабрику так. Там разорвало котел, убило истопника и двух рабочих, находившихся в котельной. Никто потом за эту работу не хотел приниматься, и тогда подал заявление отец. Мать его отговаривала, говорила, что от страха она вся иссохнет, будет каждую минуту думать об опасности. Но что мог сделать отец, если им совершенно не на что было жить? Мать, правда, шила рубашки на продажу. Но это был такой маленький заработок, что едва хватало на хлеб с солью. У дедушки с бабушкой вообще никакого заработка не было. Кто возьмет на работу таких старых людей, если и молодым теперь недостает работы? Дедушка очень переживал и иногда жаловался, что на старости лет пришлось сесть на шею детям. Но мать бранила его: