Перуновы дети - Валентин Гнатюк

Они гуляли до двух-трёх ночи, а потом он бежал домой почти через полгорода: общественный транспорт уже не ходил. Вячеслав мало спал, мало ел, вызывая нарекания матери, но силы его, вопреки нормальной логике, всё возрастали, как будто он черпал их из самого воздуха, солнечного и лунного света или прямо из беспредельного космоса.

В тот вечер они, как всегда, дошли до её дома, держась за руки. Постояли у арки, не в силах расстаться. Она сказала: «Иди, здесь я уже сама…» А он, как всегда, провёл её через тесный двор к двери хрущёвской пятиэтажки. И снова не могли распрощаться, держась уже самыми кончиками пальцев, через которые от одного к другому перетекала удивительная энергия, заполоняющая всё естество. К многообразной гамме чувств примешивалось ещё одно – с привкусом горечи – завтра ему уезжать, сегодня последний вечер…

Поглощённые друг другом, они не обратили внимания на выходящую из подъезда шумную компанию подвыпивших парней.

– О, какая красотка! Глянь, Серый! – Один из парней развязно обнял Светлану за плечи. – Пойдёшь с нами? – И произнёс грязное ругательство, сказанное без злобы, а так, между прочим. И, взяв девушку выше локтя, стал тянуть в глубь двора, увещевая, что «этот парень (кивок на Вячеслава) тебе совсем не подходит».

– Что вам нужно? – растерялась от неожиданности Светлана, пытаясь освободиться.

Пьяный хохот от такой же грязной, как матерная брань, шутки, разразился в ответ.

Недоумение на несколько мгновений парализовало Чумакова. Слишком резким был переход от возвышенного светлого состояния к мерзким словам, пьяным рожам и бесцеремонной наглости. Он рванулся за Светланой, но двое в кожаных куртках преградили путь своими мощными торсами и стали теснить Вячеслава в угол со зловонными мусорными баками. Третий, худой и высокий, с гнусавым голосом, ухватил Вячеслава за рукав, предлагая дружкам «засунуть лоха» головой в контейнер. Возникшее внутри чувство омерзения, переходящее в ярость, стало быстро заполнять тело тяжёлой горячей волной.

– Отпустите девушку! – потребовал Чумаков.

– Зачем отпустить? – хихикнул один из «шкафов». – Она нам тоже пригодится. С ближними делиться надо, верно? Или ты законы социализма плохо усвоил? – Они опять загоготали.

– Не тронь меня! – послышался срывающийся на рыдания голос Светланы. И другой, «успокаивающий»:

– Ну, чего ты, дурочка, не отказывайся от своего счастья, тебе же сейчас будет так хорошо…

– Света, не бойся! – крикнул Вячеслав. В этот момент ярость полностью овладела им и заставила померкнуть остатки холодного рассудка. Замычав или заревев, как зверь, Чумаков одним движением освободился от тощего. При этом рука последнего, не успевшая разжать пальцы, хрустнула в кисти, и парень заверещал от боли, как поросёнок, раненный неопытным убойщиком. Прижав руку к груди и сложившись пополам, гнусавый орал, не в силах даже выругаться. Вячеслав не обращал на него внимания. Заученным до автоматизма приёмом, многократно усиленным яростью, он так мощно растолкал «шкафов», что они разлетелись в стороны. Тот, что удерживал Светлану, был, очевидно, менее всех пьян, и, когда Вячеслав подскочил, как разъярённый медведь, парень мигом протрезвел и отпустил девушку. Светлана почувствовала злобную силу, переполнявшую Вячеслава, и испугалась гораздо больше, чем когда хулиган, дыша перегаром, тащил её в темноту. Она испугалась дикой ярости любимого человека, который в этот момент готов был растерзать всех на мелкие кусочки. Девушка ничего не успела подумать – слишком скоротечными были события, – но своим женским чутьём, древним подсознанием хранительницы рода человеческого, она сделала самое верное, что подсказала интуиция: оттолкнула парня в сторону и с криком: «Не надо, Слава!» – встала между ними.

Сила её убеждённости в своей правоте была так велика, что Вячеслав невольно остановился, а недавний «победитель» с обескровленным лицом стал мямлить о том, что они «просто пошутили», не в силах отвести взгляда от перекошенного лица Чумакова. Где-то в глубине Вячеслав уже стал возвращаться к рассудку, но в этот самый момент случилось неожиданное.

За спиной Чумакова возник силуэт тощего парня. Вячеслав увидел только огромные расширившиеся зрачки Светланы и услышал её резкий, как вскрик птицы, возглас:

– Сла-ва! Но-о-ж!

Чумакову показалось, будто он на долю секунды потерял сознание. Но не чёрные круги мелькнули перед глазами, а большая зелёная поляна, окружённая вековыми деревьями, ряд деревянных фигур полукругом и седой высокий старик в белой рубахе, с размаху опускающий в свистящем воздухе огромный блистающий меч. Всё это проскочило необычайно, нечеловечески быстро, пока лезвие ножа, вынырнув из темноты, неслось к его правому боку. И почти одновременно, за сотую долю мгновения до его касания, тело Вячеслава стало разворачиваться назад, а рука, хлёстко взлетев, подобно нагайке, отвердела в конце стальным кулаком и впечаталась прямо в шею парня с ножом, чуть ниже челюсти. Он сразу перестал кричать и рухнул как мешок на землю.

Чумаков опомнился первым:

– Врача, быстро! Скорую!

Девушка метнулась к нему:

– Славик, куда тебя? Боже мой! Люди!

– Не мне скорую, – успокаивающе провёл он рукой по щеке Светланы, – ему! – кивнул на парня, рядом с которым валялся самодельный нож с широким лезвием. Видя, что никто не понял, повторил: – Света, беги домой, звони в скорую, может, он ещё жив!

Девушка помчалась вверх по лестнице.

– Что стоите? – повернулся он к застывшим парням. – Осторожно берите, несите к свету. Нет, давай я! А ты – на улицу, машину не пропусти…

Эх! Если парень и вправду не выкарабкается… Впервые холодные иглы страха пронзили тело. Только бы жил! Только бы жил! – повторял он про себя как заклинание, пока пострадавшего переносили под фонарь. Вячеслав стал тереть ему грудь и с отчаянием смотрел на посеревшие губы.

Бело-красный рафик въехал под арку. Чумаков отступил, пропуская мужчину и женщину в белых халатах. Задав несколько коротких вопросов, они быстро осмотрели пострадавшего и сделали ему укол.

Когда парень задышал и открыл мутные, ничего не понимающие глаза, Чумакова уже не было поблизости. Он позорно бежал, понимая, что из-за этого конфликта вся учёба может полететь к чёрту. Досадное и крайне неприятное происшествие в самом конце каникул.

– Это произошло так неожиданно, я даже не смог проконтролировать силу удара. Чудо, что парень остался жив, если бы удар пришёлся чуть выше, то… – огорчённо делился Вячеслав с Ка Эмом.

– В работе, которую ты выбрал, нельзя допускать, чтобы чувства мешали контролю над ситуацией. «Сторожевой блок» должен функционировать даже в бессознательном состоянии, чтобы ты не раскрыл себя, не подвёл других, не заговорил не на том языке, не выдал секретную информацию. Иначе ты не сможешь быть тем, к чему готовишься. Ситуация, конечно, была сложная, и «дыхание смерти» сработало как надо. Но ты должен был помнить, что перед тобой не смертельные враги, которых необходимо уничтожить, а подвыпившие ребята, каких можно образумить гораздо аккуратнее и другими способами, согласен? Пусть это послужит тебе уроком на будущее.

Поколебавшись, Вячеслав рассказал Ка Эму о промелькнувшем в мозгу видении, которое, несмотря на мимолётность, накрепко врезалось в память.

– Что это было? – спросил он тренера.

– Думаю, точно ответить тебе никто не сможет. Наш мозг способен к моделированию различных ситуаций. Говорят, что существует также генная память, и при сочетании определённых условий из подсознания освобождаются воспоминания о сотнях, тысячах и даже миллионах лет далёкого прошлого. Кстати, состояние, похожее на то, которое ты испытал, было присуще нашим предкам – древним славянским воинам – и называлось «ярью»…

Эти воспоминания проносились в памяти как-то параллельно действительности, где они втроём ехали по ущелью Смерти, настороженно ловя каждый звук. Может, от долгого напряжения, но внутри стал нарастать холодок предчувствия близкой опасности: словно кусочек льда двигался там, в средине, покрывая внутренности неприятно стынущей коркой. Видимо, это был древнейший животный инстинкт, предписывающий в случае опасности неподвижно затаиваться на месте. Вот и сейчас тело замерло и внутренне оцепенело, будто именно в это мгновение воздух должен был взорваться очередью из автомата или взрывом гранаты.

Тяжёлые и холодные, как капли пота на лицах, падали секунды. Вот ещё одна, может быть, последняя и… ничего не произошло.

Капитан сжал плечо водителя, и тот остановил машину, выжав сцепление, но не выключая передачу, чтобы в случае чего сразу рвануть дальше. Молча, словно боясь нарушить хрупкое равновесие тишины, Юрий Сергеевич поднял руку и указал налево. На скале, чуть выше уровня человеческого роста, как раз напротив машины, болтался на сухой ветке, воткнутой в расщелину, грязно-серый лоскут.