Нужно просто остаться в живых - Игорь Шелег

   Минут через десять езды я увидел и стоящий секрет с нашим авангардом, и сам лагерь. А лагерь, мягко говоря, поражал. Я насчитал десять повозок в ширину с той стороны, с которой мы ехали. А они, как я понимаю, стояли кругом. Да уж, граф организовал достойную экспедицию. Интересно, что они в таком количестве тут делают?

  Чем ближе мы подъезжали, тем лучше было видно, что повозки были довольно покоцаны, дырки и подпалины были на каждой повозке. Да, неслабо повоевали. Крайнюю телегу откатили. И из-за нее выехали четыре всадника. Все на отличных конях и в хорошей броне. По идее, седой мужчина с короткой стрижкой и страшным шрамом чуть справа от глаза и есть граф, а рядом с ним его люди.

  - Я граф Руаку. Кто командир? Куда направляетесь? Доложить! Быстро! - да, граф не преминул подтвердить мои догадки, сразу беря ситуацию в свои руки, а громкий голос и уверенность в своих силах лишь помогали ему в этом.

  - Командир летучего отряда восьмого лагеря лейтенант Гаргула, - быстро, но без подобострастия ответил мой начальник. - Двигаемся согласно маршруту патруля.

  - Хорошо. Мне нужен целитель. Очень много раненых. Поможете? - на последнем слове его голос едва уловимо дрогнул, да и интонация изменилась. Похоже и правда много раненых. Явно видно, что командиру этот вопрос жизненно важен. Уже если Итан и хотел отказать, не сможет.

  - Да, конечно, эл, помощь, вне всякого сомнения, будет оказана. Это есть одна из обязанностей нашего отряда. И если есть необходимость, мы проведем ваш караван в безопасное место.

  - Отлично! Не будем терять время, - граф опять изображал мощь и уверенность в своих силах. - Лейтенант, пусть ваши люди привяжут коней снаружи от охраняемого периметра, внутри есть место только для людей.

  Да, внутри все пребывало в унынии. Раненых было не то что много, их было просто огромное количество. Я насчитал две сотни и прекратил. 'Что же они тут делали?' Раненые лежали в рядах, стонали и дергались. Очень много с ожогами, запах гноя и гари плотно висел в воздухе. Оказывается, в этом лагере был свой целитель. Худой парнишка с измученным лицом, он так обрадовался, увидев Ивна, что уронил руку раненого, которую перематывал в тот момент.

  Гаргула пошел с графом в карету, которая выглядела более ухоженной и доделанной, сбоку и на окнах висели шторы. 'Кое-кто не отказывает себе в комфорте даже тут - в походе'. Наш отряд начал расходиться. Я тоже далеко не собирался. Присел около телеги, опершись спиной о колесо. Рядом идентично присел Лекс и протянул мне флягу попить.

  'Спасибо, то, что нужно'. Уже через пять минут Ивна отрядный целитель таскал, выбирая отдельных больных, согласно своим каким-то критериям. Лекс зарубился и спал, как и большинство нашего отряда. Согласен, минутка поспать выдается нечасто, тем более в безопасности и спокойствии. Мне же сон не шел. Тело все еще тянуло, поэтому делал упражнение, которое заставляло меня расслабляться. Я представлял, будто энергия, что находится в моих каналах, собирается вместе и потом мысленно прогонял ее по всему организму. О нем рассказал мне Лекс, когда он учился пользоваться магией, то часто получал истощение магическое. А что бы было не так больно, когда восстанавливался, делал это упражнение и божился, что у него все получалось. Мне легче не становилось, но, по крайней мере, голова была чем-то занята.

  Не знаю, что послужило толчком, то ли спокойная обстановка, то ли то, что при излечении у Ивна каждый раз светились руки, но в один прекрасный момент я заметил, что левая рука у меня светится. Да, я чувствовал энергию. Это было странно. Рядом лежал раненый мужик, и пока я был в себе, начал стонать. Мне было его жалко, поэтому решил попробовать, чего стоят мои силы. Может, моя сила ему поможет. Поднес руку к ожогу на животе. Он покрылся волдырями, фу. Сначала ничего не происходило, и я начал водить рукой. А когда решил, что можно попробовать дотронуться, ожог начал светлеть, а волдыри лопаться. Мужик перестал так громко стонать и, кажется, заснул. Вот и хорошо. Просидев еще пять минут и поводив рукой, отошел на свое место, что-то спать потянуло.

  Сон. Что такое сон? Многие говорят, что сон есть не что иное, как воображаемые сценарии нашей жизни. Прошедшие или будущие, которые показывает подсознание. Они бывают грустными, бывают веселыми, бывают страшными. Но еще бывает, что мы осознаем, что все, что мы видим это лишь сон, игра воображения, и что хоть все выглядит, как настоящее, оно таким не является.

   Сейчас мне снился такой сон. Я все прекрасно понимал, но ничего сделать не мог. Являлся невольным слушателем. Событие показывалось давно прошедшее. Армейка. Очередное скучное информирование, никто не мог понять, зачем оно нам, но это было то время, когда нас никто не трогал. На задних рядах клуба деды могли втихаря порубиться. А я, еще совсем зеленый салабон, был посажен на первый ряд. За пару минут до начала подошел взводный, он сказал: 'Сейчас придет ветеран. Будет проводить с вами беседу. Никому не спать, проявить уважение, задавать вопросы, кто не стесняется'.

  И вот заходит он. Старенький дед в гражданском с полностью седой головой. Подается команда: 'Смирно'. Дед махает рукой: 'Садитесь, не надо этого всего'. Оказалось, это полковник в отставке. Воевал в Великую Отечественную. Воевал от начала до конца. Счастливчик. Таких мало... И вот проходит миг и он рассказывает. Как было страшно. Как воевали. И как Берлин брали. И как после капитуляции Германии советские солдаты отдавали часть еды голодающим детям и женщинам. И о том, что всегда нужно оставаться человеком. Что дети не отвечают за дела отцов. И этот момент повторялся и повторялся. И сопровождалось это плачем и криком. Я вращал головой, пытался уйти, но ничего не получалось. А плач не прекращался, внезапно он превратился в ужасный крик боли.

  Из сна я вынырнул, как будто вырвался из-под воды, я задыхался, сердце билось, как заведенное, в голове бухало. Я не понимал, что происходит. Так... Ночь... Ветер дует в лицо... Недалеко блики от костра и суетящиеся фигуры. Беру посох и встаю. Навершие загорается, как лампочка. И иду туда. Всего метров сорок, но ноги еле переставляю, будто что-то на них висит. Но мне нужно вперед, что-то происходит.

  Картина, которая предстает передо мной, страшна и ужасна своей жестокостью и беспринципностью. Три солдата тянут руку орчонка в огонь костра, а тот кричит и сопротивляется. Сразу можно было бы подумать, что это подросток лет тринадцати, но если это орк, то скорее выглядит, как ребенок лет шести. Никто и не думает останавливать это безобразие. Солдаты, как зомби, сидят и молча смотрят на это действие, как безучастные зрители.