Роза прощальных ветров - Татьяна Тронина

...Она не спала и глядела спокойными веселыми глазами, подложив под щеку сложенные ладошки. О, этот обманчиво-примерный вид!

– Проснулась? – сурово спросил Иван.

Она моментально вскочила, протянула к нему руки – голенькая, в одних памперсах.

– Платье надевай... Где твое платье?

Платье нашли закопанным под одеяло.

– Да стой ты, не вертись... Носки где?

Нашли и носки.

Только тогда Иван поднял ее на руки, перенес через деревянный бортик кровати.

– Тяжелая ты какая, Машка... Точно поросенок! И чем тебя только кормят... Тапочки обувай.

Она всунула ноги в крошечные тапочки, выбежала в соседнюю комнату и звонко позвала:

– Мама?

– Мама твоя в магазин ушла, сейчас придет, – покровительственным тоном сообщил Иван.

Она немного встревожилась, но потом вспомнила про свою новую игрушку – большую яркую жестянку из-под конфет, в которой лежали ее богатства.

– Дай-дай-дай! – Она потянулась к полке.

– Да ради бога... – Иван дал ей коробку. – Только сиди тихо и не мешай мне.

На всякий случай он уселся рядом с ней на ковре, положив учебник на колени. И краем глаза продолжал следить за Машей. Она вывалила из коробки стеклянные бусы, цепочки, пластмассовые пестрые колечки, принялась нацеплять все это на себя.

– Ты, Машка, прямо как сорока... Любишь все яркое! – не выдержал, хмыкнул Иван.

Она повернулась к нему, протянула переливающуюся диадему со стразами и сказала великодушно:

– На!

– Мужчины это не носят, – Иван отстранил подношение. Машины глаза даже затуманились от сожаления – она не понимала, как можно было отказаться от такой красоты. Подумав, водрузила диадему на свои спутанные после сна волосы – рыжеватые, цвета крепкой заварки, чуть вьющиеся. Подбежала к зеркалу.

– Тебе идет! – снисходительно кивнул Иван.

Она полюбовалась на себя еще немного, потом принялась складывать свои богатства обратно в коробку. Это была такая игра – доставать их, любоваться, потом снова прятать... Чего еще можно было ждать от человека двух с половиной лет! Она играла и пела – нечто невразумительное, без слов – эдакий заунывный напев степного кочевника.

Зазвонил телефон. Это была Света.

– Будьте добры Розу, – официально произнесла она, точно не узнала Ивана.

Иван недолюбливал ее – она казалась ему какой-то странной, словно вечно исполняла некую роль.

– Свет, это я, Иван... Не узнала?

– А, это ты... – неискренне удивилась та. – А мама где?

– В магазин ушла. Перезвони ей на сотовый, что ли...

– А с кем ты там? С Машенькой?..

– Да.

– Ты что, хочешь сказать – тебя оставили одного с ней?!

– А что такого?

– Разве ты справишься? Господи, я сейчас приеду...

– Перестань, Свет, – лениво сказал Иван. – За кого ты меня принимаешь? Да и Роза ушла-то всего на полчаса...

Света была приемной дочерью Розы. Около трех лет назад была скверная история – ее родной отец, тогда еще Розин муж, довольно богатый человек, натворил много чего ужасного. Его пытались судить, но так ничего и не вышло. Впрочем, беда пришла к нему с другой стороны – он не выдержал конкуренции, разорился и едва не угодил в дурдом на этой почве. Потом уехал в Канаду, заявив напоследок, что это дурацкая страна и здесь живут одни дураки и сволочи. Доходили слухи, что и в Канаде у него начались какие-то проблемы...

– Как у тебя дела? – подумав, спросила Света.

– Я к физике готовлюсь. Ладно, пока...

Иван положил трубку, и в этот момент раздалась трель домофона.

– Мама? – всполошилась Маша.

– Наверное... – Иван снял теперь трубку переговорного устройства. – Кто там?

– Неволин, это я... – услышал он голос своего приятеля Фирсова. – Слышь, ты билеты просил?

– Поднимайся, – Иван нажал на кнопку.

– Мама? – упавшим голосом переспросила Маша, глядя на брата снизу вверх – хотя, наверное, уже поняла, что это никакая не мама.

– Это Фирс, Машка. Мой одноклассник, – снисходительно пояснил он.

Маша встревожилась еще больше. Чужих она не любила и боялась.

Схватила бренчащую жестянку, на всякий случай запихнула ее под диванную подушку. Побежала в свою комнату, надеясь переждать там визит незваного гостя, но потом, видимо, поняла, что одной ей там будет совсем страшно. Примчалась обратно к Ивану, потянулась к нему, панически запищав:

– Ваня... Ваня!

Ивану ничего не оставалось, как взять ее на руки. Машка, конечно, была бестолковым созданием, но он не мог ей не сочувствовать...

– Привет... Ой, а кто это у нас? – В прихожую ввалился Фирс. – Ты что, Неволин, в няньки подрядился?

– Да не ори ты так... Маш, это Фирс. Не бойся, он не злой! – сурово произнес Иван. Маша быстро обернулась, потом снова спрятала лицо, крепко обхватив брата за шею. – Ладно, брось билеты вон туда... – указал он подбородком на кресло. – Машка, ты меня сейчас задушишь...

– Маша, я не злой! Маша, привет! – Фирс добродушно скривил лицо.

Маша решительно не желала знакомиться. Какой-то громила в широченных штанах, говорит басом... Ну его.

– Я к Кисляковой сейчас заходил...

– И что? – лениво, словно нехотя, спросил Иван, пересаживая тяжелую Машу с одной руки на другую. – Что она?

– Шпоры пишет. Пишет и рыдает. Если, говорит, наш Ванечка ей на экзамене не поможет, то физику она точно провалит...

– С какой это стати я должен ей помогать? – устало сказал Иван. – Пусть ей Семенихин помогает!

– Она утверждает, что с Семенихиным у нее ничего общего и только ты у нее свет в окошке...

– Ой, да ладно! – рассердился Иван. – Я не слепой и не глухой... Так ей и передай, если хочешь.

С означенной Кисляковой у него были сложные, противоречивые отношения.

Фирс ушел, и они с Машей снова остались одни. Иван спустил ее на пол.

– Рыдает она, видите ли... – раздраженно повторил он вслух. – А я что, с платочком должен за ней бегать, что ли?.. Слезки вытирать?

Маша немедленно притащила брату скомканный носовой платок:

– На!

– Ты чего? – все так же раздраженно спросил он, потом не выдержал, засмеялся, потрепал ее по спутанным волосам. Засунул платок в карман джинсов. – Хорошо, я подумаю...

Иван жил с отцом и Розой около года. И все потому, что в доме матери появился... искусствовед Гиреев. Сколько Иван себя помнил, мать всегда ругала того – Гиреев такой, Гиреев сякой, Гиреев низкопоклонник...

Но, видимо, слова у людей всегда расходятся с делом. Гиреев был бородатый, патлатый и сильно смахивал на снежного человека, вдруг вздумавшего надеть на себя костюм и нацепить на нос очки. Зачем Гиреев вдруг понадобился матери, Иван не понимал. Он счел ее поступок предательством и согласился перебраться к отцу. Отца и его новую жену Иван тоже не особенно любил, но от Гиреева его буквально трясло. Как говорится, из двух зол выбирают меньшее...