Дочери без матерей. Как пережить утрату - Хоуп Эдельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моя мать приехала в Нью-Йорк из Германии, когда ей было 25 лет. Она устроилась на работу и познакомилась с моим отцом в прачечной. Через год они поженились. А теперь я переехала в Нью-Йорк, чтобы начать жизнь заново и найти хорошего мужчину. Будто есть два слоя – мать здесь и дочь там. Если наложить один поверх другого, можно увидеть, что ты практически повторяешь ее действия. Все, что произойдет со мной в этой жизни, произойдет здесь, как и с ней 30 лет назад. Это потрясающе.
Если бы можно было путешествовать во времени, я хотела бы встретиться с моей молодой мамой, поездить с ней по миру и узнать ее мысли. Когда я летела в Нью-Йорк, познакомилась в самолете с немкой. Ее скулы, глаза и волосы были точь-в-точь как у мамы, а акцент и манеры поведения тоже напомнили маму в молодости. Впервые в жизни я задумалась, каково это – познакомиться со своей молодой мамой, когда она только собиралась переехать в Нью-Йорк.
Наш разговор прерывает телефонный звонок от Пола, мужчины, с которым Донна познакомилась месяц назад. Он был в аэропорту, собирался уехать из страны на три недели и хотел сказать Донне, как сильно будет скучать по ней. Через полгода Донна позвонила мне, чтобы поделиться хорошими новостями: Пол сделал ей предложение. Разве это не прекрасная аналогия с ее родителями? На этот раз Донна не казалась удивленной. Несмотря на изначальную антипатию к матери, она признала, что может найти в себе некоторые аспекты ее жизни и при этом отдалиться от того, что ей не нравилось. Она приняла хорошее решение, ориентируясь на свою мать как на образец для поведения. Раньше Донна не думала, что такое возможно.
Каждая дочь одновременно налаживает связь с матерью и отдаляется от нее. Оба процесса в равной степени важны. Как отмечает Наоми Ловински, первый процесс связывает нас с нашими корнями, отдаление же позволяет найти свою судьбу, а не слепо повторять жизнь матери. Проблема возникает, если дочь хочет отвергнуть все аспекты матери либо стать ее точной копией. Это крайние проявления матрофобии и матроидентичности. В таких случаях женщина не может отделить свое «я» и развить собственную идентичность.
«Я несколько лет наблюдала за женщиной, которая выстраивала свою жизнь так, чтобы стать полной противоположностью матери, – делится Тереза Рандо. – У нее была не лучшая мать. Она разругалась с членами семьи и вела себя так, что дочь начала плохо относиться к себе. Теперь эта женщина пытается поддерживать отношения с членами семьи, повышает самооценку детей, заботится о себе и своем теле, потому что ее мать умерла от поздно выявленного рака груди. Это хорошие решения, но меня волнует, что она так хотела стать противоположностью матери, что лишила себя возможности делать то, к чему у нее действительно лежит душа. Вы можете наладить такую связь с матерью, что поймете, как себя вести в будущем. Но вы также можете наладить связь и четко определить, чего делать не должны. Я видела и то и другое. Если женщина лишает себя свободы самовыражения, такое поведение нельзя считать здоровым».
36-летняя Кэрол рассказала мне о похожем конфликте. У Кэрол никогда не было близких отношений с матерью, которую она потеряла в 19 лет. После ее смерти она посчитала себя обязанной перенять поведение, которое не имело отношения к ее философии и желаниям. «Я постоянно открываю в себе то, что переняла у матери. Нахожу способы сохранить ее внутри, – говорил Кэрол. – Например, я переняла такую черту, как экономность. Когда я говорю себе, что не могу покупать бутилированную воду и должна пить воду из крана, слышу ее голос у себя в голове. Она подала отличный пример практичности и бережливости. Я переняла некоторые черты и повысила их важность до крайности, чтобы сохранить связь с мамой. Теперь я пытаюсь избавиться от этих внутренних уровней и понять, что мне действительно хочется делать».
Отстранение от посмертного контроля матери – долгий, тяжелый и болезненный процесс, но во многих случаях это обязательный шаг в переживании горя. Если женщина, как Кэрол, перенимает поведение матери, чтобы заменить ее, избавление от этой черты позволит в какой-то степени отпустить ее и развить уникальные качества.
История Шилы – отличное тому подтверждение. Пока мы беседуем у нее дома, она показывает мне вещи, которые принадлежали ее матери, умершей, когда Шиле было 14 лет. Она машет рукой в сторону кресла-качалки в углу гостиной, показывает скульптуру на стене и мамины украшения. Но больше всего Шила дорожит зеленой пластиковой коробкой с рецептами матери. На отдельных карточках ее мама и бабушка записывали рецепты блюд, которые Шила помнит из детства. «Эта коробка – как женская история для меня, – поясняет она. – Через нее моя мать продолжает жить».
Когда Шила была подростком и только перешла на первый этап обособления, мать неожиданно умерла. Процесс развития идентичности шел очень медленно, пока Шиле не исполнилось 20 лет. Тогда она придумала, как отделиться от матери на символическом уровне и затем воссоединиться с ней. Шила сделала это с помощью вещей мамы.
Когда я была студенткой, моя квартира напоминала храм. Я хранила все мамины вещи. В моем доме не было ничего моего, все когда-то принадлежало ей. Я чувствовала, что у меня отняли маму и нашу совместную жизнь, хотела вернуть ее. Поэтому я сохранила все мамины вещи. Это казалось навязчивой, нелепой и пугающей идеей. Какие-то вещи были сломаны, что-то мне не нравилось, но я хранила их, потому что они принадлежали маме. У нее осталось 10 кухонных банок в форме яблок 1970-х. Невероятное уродство. Я выбросила их, когда переезжала в другой город. Тогда начался процесс отделения, и я осознала, что мы с мамой были в чем-то похожи, а в чем-то нет. Как только я поняла, что она всегда
