Почему «сталинские соколы» воевали хуже Люфтваффе? «Всё было не так!» - Андрей Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, В. Швабедиссен в разделе своей работы, посвященном 1942–1943 гг., приводит утверждения немецких экспертов-фронтовиков о том, что ударам Ил-2 предшествовала «хорошая разведка целей», что экипажи советских штурмовиков «получали хороший инструктаж», а удары наносились «в разное время, с разных высот и направлений и разными построениями групп самолетов»120. Но, по-видимому, эти оценки относятся только к концу 1943-го, и мы в очередной раз сталкиваемся с плохой отредактированностью труда Швабедиссена. «Со временем, – читаем мы в разделе, посвященном 1944–1945 гг., – советская штурмовая авиация добилась прогресса в использовании различных факторов для умелого подхода к цели и ее обнаружения»121. Выходит, до 1944-го Ил-2 все-таки действовали здесь не совсем умело?
Только с середины 1943 г., подтверждает наше предположение О.В. Растренин, «начинается коренной перелом в сознании командного состава всех уровней», утверждение советских командиров в той мысли, «что воевать надо правильно, войсками нужно управлять и через это реально влиять на исход боя, что не только летчики должны хорошо стрелять и бомбить, но и штабы должны хорошо организовывать и обеспечивать их действия»122. Квалификацию штабистов стали повышать целенаправленно, настойчиво и с опорой на боевой опыт (изучение которого, в свою очередь, тоже резко усилили).
Но если с планированием и боевым обеспечением ударов советской штурмовой авиации на поле боя дело постепенно наладилось, то о действиях Ил-2 против объектов, расположенных в немецком ближнем тылу – аэродромов, путей сообщения, резервов на марше и т. п. – это сказать трудно. Еще в 1944–1945 гг., отмечает В. Швабедиссен, «очевидные недостатки в планировании этих операций существенно снижали их результативность»123. А в сентябре 1943-го здесь доходило и до откровенного нежелания думать. Штаб 15-й воздушной армии Брянского фронта приказал тогда 893-му полку 307-й штурмовой авиадивизии вылететь для удара по мосту через реку Навля у станции Синезерка (южнее Брянска), невзирая на то что «илы» 893-го были «заряжены» не фугасными бомбами, а безвредными для мостов ПТАБами. Менять ПТАБы на ФАБы некогда, «надо лететь с теми бомбами, какие подвешены. В налете участвуют несколько полков, и нарушать спланированный порядок недопустимо. Первая группа эшелона уже начала взлет»124 – и т. д. и т. п.Долгое время советское авиационное командование не умело и организовать эффективное взаимодействие «горбатых» с наземными войсками – для непосредственной авиационной поддержки которым, собственно, и предназначались штурмовики. Главным камнем преткновения здесь была организация связи между общевойсковыми и авиационными штабами – не позволявшая вовремя удовлетворять заявки общевойсковиков на поддержку с воздуха. А главными пороками этой организации долгое время оставались практически полное отсутствие радиосвязи (пренебрежение которой было давней болезнью Красной Армии) и отсутствие прямой связи между штабом, скажем, стрелковой дивизии и штабом (или командным пунктом) дивизии авиационной – из-за чего заявка на авиаудар направлялась по инстанции – сначала в штаб армии, оттуда в штаб фронта, затем в штаб ВВС фронта (или со второй половины 1942 г. – воздушной армии) и уже оттуда – в штаб или на КП авиадивизии. Прохождение заявки по инстанциям в 1941 г., например, составляло 8—12 часов, и «заявки выполнялись тогда, когда нужды в авиационном ударе уже не было»125. Точно так же было еще и в июле 1943-го, в начале Курской битвы… Только в середине 1943 г. в районах КП общевойсковых командиров стали развертывать авиационные пункты управления – имевшие прямую связь с общевойсковым штабом, в интересах которого работало штурмовое авиасоединение и с Ил-2 в воздухе, – а на передовой – пункты (они же станции) наведения, помогавшие штурмовикам нанести точный удар и не задеть при этом свои войска. Еще, скажем, в Орловской операции (июль – август 1943 г.) такие пункты имелись не везде, где требовалось, а ведущие групп по привычке стремились работать самостоятельно, не поддерживая связь с авианаводчиками. Но в 1944–1945 гг. взаимодействие Ил-2 с наземными войсками было уже отлажено. «Подлетая к линии фронта, – вспоминает, например, воевавший тогда в 566-м штурмовом авиаполку 277-й штурмовой авиадивизии 13-й, а затем 1-й воздушной армии на Ленинградском и 3-м Белорусском фронтах Ю.М. Хухриков, – связывались с наводчиком, обычно представителем авиадивизии. Мы его уже знали по голосу. Он нас наводил буквально: «Ребята, еще немножко, правее. Ага. Можно». […] Наводчик с пункта наведения все время корректирует наши заходы на цель, подсказывает, куда ударить, предупреждает о появлении истребителей»126. Авиаторы научились уже и оперативно откликаться на измененеия наземной обстановки. Вот, например, вылет шестерки 565-го штурмового авиаполка 224-й штурмовой авиадивизии 8-й воздушной армии 4-го Украинского фронта в район Русского перевала 7 октября 1944 г., в ходе Восточно-Карпатской операции. «При подходе с севера к Цисне, – вспоминает возглавлявший эту группу М.Я. Романов, – где в то время находился авиационный пункт управления, я запросил разрешение нанести штурмовой удар по заданной цели. В ответ слышу по радио: «Мотор-3», наносить удар по этой цели запрещаю. Возьмите курс 212 градусов и летите в распоряжение «Пули-1». Я ответил, что понял и иду в распоряжение «Пули-1». Через несколько минут меня запросила «Пуля-1» и стала наводить на цель: «Идите прямо. Разворот влево на 90 градусов. Достаточно. Цель перед вами. Опушка леса на вершине горы. Оттуда сильно стреляют по нашей пехоте. Атакуйте!»127. По примеру люфтваффе стали выделять и передовые группы авианаведения, продвигавшиеся в боевых порядках наземных войск…
Что же касается причин того низкого профессионализма, который столь долго и часто демонстрировался командирами советской штурмовой авиации и обусловил ее столь долго сохранявшуюся тактическую отсталость, то – как и в случае с истребительной авиацией – нельзя забывать о слишком низком уровне общего образования, отличавшем в предвоенные и военные годы большинство командиров Красной Армии. Ведь суть командирской работы на войне заключается в анализе постоянно изменяющейся боевой обстановки и принятии соответствующего обстановке решения – иначе говоря, в постоянном напряжении мысли. А именно систематическое общее образование (как уже отмечалось нами в первой части настоящего издания) и формирует у человека привычку к такому напряжению мысли, к умственной работе, приучает осмысливать непрерывно получаемую новую информацию, чтобы использовать ее в своих интересах… Низкий же уровень общего образования закономерно должен был породить неумение и нежелание напрягать свою мысль. Отсюда и отмечаемое В.И. Перовым и О.В. Растрениным «отсутствие у большинства» комсостава авиационных штабов в начальный период войны «навыков работы с информацией, умения классифицировать информацию и боевые задачи на важные и второстепенные, сообразуясь с текущей наземной и воздушной обстановкой»128, и стремление командиров советской штурмовой авиации планировать боевые вылеты по шаблону, и стремление вообще их не планировать, и тот обрисованный А.Н. Ефимовым откровенный антиинтеллектуализм, когда командир, занимающийся элементарной умственной работой (т. е. своими прямыми обязанностями!), вызывал удивление и насмешки… Понятно, что и освоение новой тактики – также требующее интеллектуальных усилий – в такой среде могло проходить только с очень большим трудом.
4. УРОВЕНЬ ПОДГОТОВКИ ПИЛОТОВ ИЛ-2
Эффективность ударов советских штурмовиков снижала, далее, слабая подготовка рядовых летчиков. Мы уже видели, как в 1941-м она лишала Ил-2 даже тех немногих шансов на успешную борьбу с немецкими танками, которые имелись тогда у этого самолета, – как летчики увеличивали число промахов, прицеливаясь не по конкретному танку в колонне, а по «колонне вообще», как они открывали огонь с чрезмерно больших дистанций – снижавших и без того незначительную вероятность попадания в танк «эрэсом» и исключавших поражение из пушек ШВАК и ВЯ даже единственно «доступных» их снарядам легких танков… В продолжение всей Сталинградской битвы (июль 1942 г. – февраль 1943 г.) летчики-штурмовики участвовавших в ней 8-й и 16-й воздушных армий открывали пулеметно-пушечный огонь, не производя дополнительный поиск целей, вообще «без детального просмотра цели», без выбора «наивыгоднейших точек прицеливания» – словом, бездумно. В результате, отмечал в своей директиве от 7 марта 1943 г. командарм 8-й воздушной Т.Т. Хрюкин, обстрелу иногда подвергались уже уничтоженные танки, бронемашины и т. п., а также наносились удары по своим войскам129. Только слабой подготовкой пилотов можно объяснить и вопиющие случаи незнания главных свойств своего оружия, когда в ходе контрнаступления под Сталинградом штурмовики 8-й воздушной стреляли по танкам PzKpfwIII и самоходкам StuG40 не только из неэффективных против этих машин пушек ШВАК, но и из 7,62-мм пулеметов ШКАС!130 Немногим лучше обстояли тогда дела и в 1-м штурмовом авиакорпусе. В ходе проведенных в нем 4 октября 1942 г. летно-тактических учений выявилось «недостаточное умение летного состава применять по наземной цели стрелково-пушечное, ракетное и бомбовое вооружение, неправильный выбор направления захода при атаке цели», «увеличенные (до 600–800 м) дальности открытия огня из стрелково-пушечного вооружения»131…