Кровью омытые. Борис и Глеб - Борис Тумасов

— Люд новгородский, бью челом тебе! Не хочу зла держать на тебя, а такоже вы не держите на меня. Вы побили свевов, они вас — и на том квиты, ибо мстил муж за мужа…

Молчит вече, не перебивает оратора. А он продолжал:

— Ныне час настал трудный, и как вы порешите, с тем я и соглашусь.

Из толпы выкрикнули:

— Кабы не трудность, не поклонился бы!

— Замолкни, горлопан! — оборвали крикуна.

— Говори, князь Ярослав, что за беда стряслась!

— Сказывай!

— Горе великое. Умер отец мой, князь Владимир. Князь Святополк хитростью завладел киевским столом, убил брата моего Бориса, со мной и остальными братьями замыслил такое же сотворить…

Ярослав отер рукавом лоб, повел по толпе вопрошающим взглядом и тут же продолжил:

— Пришел я к вам совет держать. Коли скажете: «Не люб ты нам!» — уйду из города. Не захотите прогнать, то встаньте на мою защиту!

Всколыхнулся народ, зашумел. Но вот к краю помоста подступил тысяцкий, и вече постепенно стихло.

— Твоя правда, князь. — Гюрята провел сжатой в кулак рукой сверху вниз. — В крови, что пролилась меж нами и свевами, и мы повинны. Не будем вспоминать о том. Тебя же мы не гоним. Ты сидел нашим князем, и не желаем мы Святополка. То, что я скажу, и будет нашим ответом. Так ли я говорю, народ новгородский?

— Истинно так!

— Сказывай, тысяцкий!

— Коли так, то и слушай, князь, слова мои. Не станем ждать, пока пойдет Святополк на Новгород, а выступим мы с тобой на Киев. Посадим тебя на великое княжение, и ты дашь нам слово, что выделишь своего посадника с дружиной для Новгорода, а дани, как и решили ране, платить Киеву не станем во веки веков. Так ли я речь веду, люд новгородский?

— Истинно так!

— Правильно!

— Пойдем на Киев! На Кие-ев! — взорвалась толка.

И снова отвесил Ярослав низкий поклон на все четыре стороны:

— Пусть будет так! Спасибо вам, люди!

Запад догорал багряным пламенем, когда Зосим добрался до Мурома. В дороге тело просило бани, а живот еды. Завидев стены муромские и церковку, избы посада, гонец воеводы Блуда вздохнул с облегчением. Узнав, где хоромы боярина Горясера, подъехал к закрытым воротам, стукнул. И тотчас за оградой залаяли, заметались псы. В воротний глазок выглянул челядинец и, услышав, что прибыл гонец из Киева, помчался докладывать.

Вскорости Зосим уже стоял перед боярином. Вручив ему письмо, сказал, что велел ему воевода передать изустно. Помрачнел лик у Горясера, нежданный гонец явился. Когда Блуд боярина уламывал, не гадал, что так скоро все случится. Горясеру даже страшно сделалось, да и Глеба пожалел, боярину он обид не чинил, за старшего чтит. Однако на попятный поздно, коли коготки завязли, вся лапа угодила. Сказал:

— Ты, Зосим, ступай в людскую, жди, коли понадобишься князю, покличут.

И Горясер отправился в княжьи хоромы. Глеб только трапезовать собрался, приходу боярина обрадовался, к столу позвал. Но Горясер промолвил, хмурясь:

— Не время, княже, прочти письмо воеводы Блуда, гонец из Киева.

— Почто не мне вручил?

— Ты в отъезде был, да и мне письмо писано.

Прочитал Глеб, задумался. Потом на Горясера посмотрел:

— Сколь на сборы, боярин?

— День-два.

— Готовься, боярин, дружина малая пойдет.

— Она без надобности, два гридня да моих три челядина, ко всему Зосим и твой повар, княже, Торчин…

— Пусть будет так…

Муром покинули затемно. Накануне Горясер присоветовал до речки Тмы добираться ближней дорогой, она хоть и лесистая, да не столь долгая, а оттуда на Смоленск. На Тме село рыбарей, ловы, там и запасы пополнить…

Растянулись путники: впереди князь, чуть поотстал боярин, а за ним два гридня, Зосим, несколько боярских челядинцев, и последним рысил повар Торчин. Трясется в седле повар, от жары разомлел, по безбородому жирному лицу — пот ручьем.

Торчин — степняк, как в Муроме очутился, никто того не знал. Глеб Торчина не любил, видел, как забивает он скот, а потом, припав к разрезу, кровь пьет…

Молчалив Глеб, редким словом с боярином перекинется. Мысленно он в Берестове, с отцом. Блуд писал, тяжко болен великий князь Владимир, за сыновьями послал. И Глеб молит Бога застать отца в живых. Горясер мысли его не нарушает, и за то князь ему благодарен. Глеб боярина взял с собой, памятуя, что в юные годы Горясер из молодшей княжеской дружины в боярскую перешел, а потом в Муроме поселился…

Лесная дорога утомила, подчас с трудом пробирались. Князь даже не выдержал, спросил как-то:

— Не заплутал ли ты, боярин?

На пятый день к Тме выбрались. Село, избы, крытые чаканом, от времени потемнели, на берегу челны перевернуты, некоторые на воде покачиваются.

Путники обрадовались, а Горясер заметил:

— Отсюда на Смоленск прямая дорога. Передохнем, княже, денька два?

Но Глеб возразил:

— У нас времени мало, в живых бы великого князя застать…

Однажды Глеб обратил внимание, Горясер с поваром и Зосимом о чем-то шептались. Спросил, но боярин не ответил и глаза в сторону отвел.

Не стал князь допытываться, не до того, спешить надобно.

В первую неделю зорничника месяца, так на Руси август именовали, вышли муромчане к Смядыне-реке. День заканчивался, и солнце уже краем коснулось дальнего леса. На ночевку расположились на берегу, чтоб в Смоленск поутру податься, а оставшийся путь на ладьях по Днепру одолеть.

Торчин с Зосимом костер развели, на угольях мясо принялись жарить, челядь с гриднями на берегу о чем-то разговор шумный затеяли, а боярин с князем сидели молча.

От костра к ним Торчин с Зосимом направились. На острие ножа повар нес кусок мяса. Шел Торчин, а на губах ухмылка:

— Попробуй, княже!

Глеб ответить не успел, как на берегу драка завязалась, челядь за топоры схватилась, одного за другим гридней перебили. Князь вскочил, крикнул, но его Зосим с поваром повалили. Торчин нож к горлу Глеба приложил, зубы скалит:

— Сейчас, конязь, я твою кровь выпущу.

И не успел Глеб слова промолвить, как Торчин ему горло перерезал.

Зосим к Горясеру повернулся.

— Как, боярин, зароем? — спросил и руки о кафтан княжеский отер.

— Звери съедят, — ответил Горясер. — Киньте его за те камни — да к великому князю Святополку поспешаем. Мы ему службу сослужили…

А в Вышгороде уже поджидал Горясера Путша. Едва ладья причалила и якорь бросила, как Путша обнял Горясера:

— Славно, боярин. Князь Святополк еще не ведает, что с Глебом покончили…

Только в Вышгороде Горясеру стало известно, что не по указанию Святополка убрали Бориса и Глеба, а по замыслу бояр, чтоб князю туровскому угодить и на великом княжении сидел он прочно.

Сказал Путша:

— Ты, Горясер, в чести у меня будешь, ежели исполнишь то, что велю. С дружиной вышгородской и своей челядью ступай в землю древлян, убей князя Святослава, ино он с Ярославом против великого князя Святополка ополчится…

Первые заморозки сменились теплыми солнечными днями. В безоблачном небе слышатся трубные журавлиные крики, а в омытых утренней росой кустарниках зависла серебряная паутина. Она плавала в чистом, пропахшем зрелым ржаным колосом воздухе, липко цеплялась за сжатую стерню…

Выступали по частям. Первыми ладьями плыла дружина с воеводой Добрыней, за ней распустили паруса дракары ярлов Якуна и Эдмунда, а уж последними вел ладьи и насады тысяцкий Гюрята.

Новгородцы собрались без суеты, с толком, корабли конопатили, смолили, кузнецы и бронники день и ночь оружие ковали, ополчение великое выставил Новгород! Из сел и деревень везли съестное, грузили на ладьи, и когда изготовились, отчалили от пристани.

Князь Святополк пребывал в великой тревоге. С дальней переволоки дошел слух, что водным путем и сушей идет на Киев Ярослав в силе большой.

По княжьему указу с паперти собора и на шумном киевском торжище голосистые бирючи кричали, зазывая охочих людей в ополчение. Но народ ретивости не проявлял, из толпы нередко выкрикивали:

— Не люб нам Святополк, и не станем мы в его защиту!

— По его наущению бояре его братьев смерти предали!

— Он боярам, что на Горе, угоден, пусть они за него и идут против Ярослава!

Те разговоры стали известны Святополку, велел он позвать на думный совет ближних бояр. Пришли немногие, одни больными сказались, другие спешно из дому отлучились, кто знает, кто кого одолеет, Святополк ли Ярослава либо Ярослав Святополка, а потом поди изворачивайся.

На совет явились, не заставили себя ждать Путша с Горясером да Тальц с Еловитом. И еще Лешко незваным пришел. Расселись на лавке у стены рядком, стали дожидаться прихода Святополка. Заглянул в дверь воевода Блуд, увидел бояр, попятился, хотел, верно, скрыться. У Блуда сомнение в душе, надо ли было за Святополка стоять, по всему, ошибся, когда на туровского князя расчет держал.