В ритме сердца (СИ) - Майрон Тори

Я, правда, пытаюсь удержаться, но мой взгляд сам устремляется к нему, и мне ничего не остаётся, как украдкой оглядывать его статную фигуру, одетую в элегантный чёрный костюм с широкими заострёнными лацканами, как всегда безупречно белую рубашку и галстук-бабочку, который мои пальцы предательски мечтают сорвать… а вслед за ним и всю остальную одежду.

Чёрт! Держи себя в руках, Николь. Тебе нужно всего лишь благополучно добраться до приёма, а там тебе станет легче.

Сжимаю кулаки до побелевших костяшек и, подавляя зарождающийся в груди жалобный стон, поднимаю взгляд с его тела выше, в который раз про себя отмечая: какие же они с Остином всё-таки разные. И, говоря это, я имею в виду не только внешние данные, но и некую прозрачность в облике и живость манер.

Лицо Остина — это красочный калейдоскоп из эмоций, впечатлений и непосредственных реакций на что-либо вокруг него. Если он смеётся, то от всей души, заражая своим смехом каждого в доступном радиусе. Если очень сосредоточен или занят своими компьютерными вычислениями, сидит с умным лицом истинного мудреца, который бесконечно хмурит лоб и брови, кряхтит, как старик, и причмокивает от усердных раздумий губами. В свою очередь, в порыве злости в него будто сатана вселяется, и тогда лучше подготовиться к продолжительным крикам, ругани и крушению всего, что попадёт под его взор. А когда он сильно нервничает, становится напряжённым, слегка растерянным и часто тормошит свои каштановые волосы, создавая на голове очаровательный кавардак.

И вчера я чётко видела, насколько сильно он переживал из-за своей грядущей встречи и, как всегда, из-за меня.

Да, Остин однозначно не из тех, кто сдерживает в себе эмоции, он всегда смело и бурно выпускает их наружу.

В Адаме, как мне кажется, тоже таится целая палитра страстей, но он, в отличие от Остина, обладает в точности противоположной волевой способностью тщательно скрывать внутри всё, что испытывает и переживает: сдержанная мимика, неторопливые жесты, уверенная походка правителя мира, когда захочет — бесцветная интонация голоса, от которой бросает в озноб из-за предчувствия беды, которую она тебе обещает. И только его тёмные глаза… всегда горящие, запредельно яркие, опасные… в них таится необъятный мир из другого измерения, попасть в который мне одновременно страшно и ужасно хочется, как умирающему от невыносимой жажды испить воды из родника.

— И кто теперь кого раздевает глазами?

От его внезапного голоса, в очередной раз посылающего по телу вихрь танцующих мурашек, я подпрыгиваю так, что чуть ли не ударяюсь головой об крышу автомобиля, и резко отворачиваюсь от него к окну.

Ничего не отвечаю и, пропуская мимо ушей его негромкий смешок, концентрируюсь на пролетающих кадрах за стеклом, что своим хмурым видом леса вмиг дают понять, что мы покинули город.

— Мы выехали из Рокфорда? — растерянно, с немалой долей испуга спрашиваю я.

— Да, — коротко, в своём невозмутимом стиле отвечает Адам.

— И куда мы едем? — от усилившейся тревоги набираюсь смелости вновь обернуться к нему и тут же натыкаюсь на чёрные, как сам ад, глаза, от вида которых сверхъестественные вулканы желания начинают взрываться под кожей.

К счастью, гремучая смесь злости сохраняет мне контроль над сознанием, утешая хотя бы тем, что с этой частью его влияния на меня она по-прежнему удачно справляется.

— В элитный особняк в закрытом пригороде Рокфорда, — совершенно спокойно отвечает он, продолжая гипнотизировать меня своим проникновенным взглядом.

— Особняк? Ничего себе! И кому он принадлежит? Магнату, крутому политику или просто некому миллиардеру, которому крайне важно покичиться своим состоянием? — с нарочитым пафосом интересуюсь я, слегка проводя пальцами по ожерелью, от ослепительного блеска которого, по правде говоря, я до сих пор не могу прийти в себя после испытанного восторга.

— Определённо последний вариант, — усмехается он и поспешно отклоняет очередной входящий звонок от какой-то Сары.

— Может, уже наконец ответишь? Девушка явно потеряла тебя: за всё время в дороге уже раз сотый звонит, — укоризненно отмечаю я.

Не то чтобы меня это дико заботило, просто непрекращающаяся вибрация телефона уже осточертела бить по нервам, которые и так на пределе из-за шквала эмоций.

— Она подождёт до завтра, — безразлично заверяет он и полностью отключает телефон, убирая его в дверную нишу.

— Ну да, естественно, куда же она от тебя денется? — с осуждением покачиваю головой и почему-то мрачнею от непроизвольного потока своих предположений: раз эта Сара так настойчиво названивает ему, то ей явно невтерпёж пропустить через себя все удовольствия, что Адам может ей доставить.

Интересно, много ли таких неуёмных женщин, готовых чуть ли не с мольбами упрашивать его прислушаться к их плотским желаниям? А может, это вовсе звонит его девушка, которая ждёт не дождётся, когда он вернётся обратно в Нью-Йорк в их шикарные апартаменты и разложит её на хрустящих простынях, нещадно накрывая своим телом.

Чёрт! Какого хрена?

Мне что больше думать сейчас не о чем?

— Это моя секретарша, — будто слыша мои мысли, поясняет Адам, неотрывно глядя на меня. Не знаю, что именно он считывает по выражению моего лица, но внутри я чувствую, как вместе с возбуждением и злостью по венам растекается какая-то лютая, необузданная кислота, пожирающая изнутри с таким остервенением, что, кажется, вот-вот разъест все кости, мышцы и внутренние органы.

— Меня это не касается, — выплёвываю я и сама поражаюсь тому, насколько сильно мой голос пропитан металлом.

— А я смотрю, ты не только буйная, но ещё и очень ревнивая кошечка, — проговаривает он с неприкрытым удовольствием, срывая с моих губ шумный вздох удивления.

— Что? Я тебя умоляю. О какой ревности ты говоришь? Не смеши меня, Адам.

— Тогда почему ты злишься? — он смотрит на меня так, словно ждёт не дождётся услышать от меня новую порцию лжи.

— Если ты не заметил, я сегодня весь вечер злюсь, а ты, между прочим, ещё и специально меня провоцируешь, — мгновенно ощущаю, как с каждой секундой мне всё больше не хватает воздуха.

— Разве сейчас я что-то сделал? Вроде бы не трогал, не смотрел вызывающе, даже не сказал чего-либо провокационного, а ты прямо-таки побагровела от гнева, — приподнимает бровь, словно насмехаясь надо мной, и я тут же прикасаюсь ладонью к своей полыхающей щеке.

— Прекрати говорить ерунду. Я бешусь из-за того, что ты опять назвал меня «кошечкой», хотя я просила тебя не использовать все эти мерзкие словечки, — раздражённо цежу я, чувствуя, как накал вокруг меня достигает своего апогея.

— Так я назвал тебя уже после твоей вспышки ревности, — тихо, будто самому себе, произносит он, но мне всё равно удаётся расслышать каждое слово.

— Хватит, Адам, не обольщайся. Мы друг другу никто, чтобы я тебя ревновала, поэтому к моей «вспышке» ты никак не причастен. Я просто переживаю… Да и вообще мне жарко, вот и всё. Здесь совершенно нечем дышать, — торопливо заверяю я и небрежно откидываюсь на кожаную спинку сидения, пытаясь наладить дыхание.

— Ты уж определись в причинах своего негодования, — делая вид, что поверил мне, он нажимает на кнопку связи с водителем, который отделён от нас непроницаемой перегородкой. — Томас, сделай градус пониже. У меня тут девушка задыхается.

Вместо ответа вечно молчаливого водителя уже в следующую секунду моё лицо обдаёт лёгкой струёй прохладного воздуха, но, чёрт возьми, это ни капли не спасает. Мне кажется, если рядом со мной сейчас чиркнуть спичкой, непременно произойдёт взрыв, и я ничего не могу с этим поделать.

Да что же такое со мной происходит?

Мне прекрасно знакома ревность, и это точно не она. Определённо. Весь этот бурный всплеск, погружающий меня в полнейший хаос, всего лишь последствие физического перенапряжения от его дьявольских чар и волнения перед приёмом. Не более того. Какое мне дело до его личной жизни? Глупости! Я вообще ничего не хочу о нём знать. Ничего! Это не моё дело. Сегодня я просто эскортница, а он — мой начальник, а после мы с ним больше не встретимся.