Хроники Горана. Прознатчик - Александр Башибузук

— Ну и куда ты лезешь? — поинтересовался я сам у себя, мысленно сплюнул и направил жеребца в сторону поляны.

Первым делом откинул подальше оружие, потом, приметив мелькающие между деревьев черные поджарые фигурки, саданул в ближайшую сосну наскоро состряпанной ледяной волной. Подивился, как складно и ловко у меня это получилось, поморщился от довольно болезненного отката, свистнул вслед улепетывающим волчинам и уже потом принялся за дуэлянтов.

С мужиком сразу стало все ясно: огромная лужа крови под ним сама по себе все засвидетельствовала. Сабля воительницы в буквальном смысле вмяла пластины горжета в шею, попутно разорвав хозяину доспеха мышцы и артерию.

— Сильна, однако… — Я оставил в покое мертвого и перешел к его оппоненту. Вернее, к оппонентке.

Островерхий конический шлем без забрала, чем-то напоминающий иерихонку, позволил рассмотреть лицо воительницы. Надо сказать, весьма симпатичное, открытое, с правильными чертами, разве что даже в беспамятстве отмеченное налетом упрямства или гордыни.

Почти стандартный для Серединных земель кольчато-пластинчатый доспех в женском варианте, под порванной и грязной белой хламидой. Очень добротный, но без всяких украшений, что вполне вписывается в образ воинов Обители Торжества Веры, принявших суровую аскезу. По крайней мере, так о них пишут, а вживую вижу оных в первый раз. Длинная и толстая черная коса, прихваченная в нескольких местах простыми бронзовыми кольцами. В волосах просматриваются прядки седины, хотя по лицу дева явно не старая, вряд ли возрастом более трех десятков лет. А скорее, даже меньше.

Никаких повреждений не просматривается, крови тоже нет. Значит…

— Живая… — вслух добавил я, приметив как вздымается грудь воительницы. — Ну, красавица, пора вставать. Времени у меня нет…

Недолго думая, набрал полные ладони снега и запихал его за воротник девушке. А потом еще добавил на лицо. Ну а как?

Но вполне ожидаемой бурной реакции так и не дождался: воительница просто открыла глаза, моргнула пушистыми ресницами и слабым тихим голосом заявила:

— Я готова. Властительницы милостиво примут Псицу Божью в обители свои.

— Рано… — Я поводил пальцем перед лицом девушки и убедился, что большие карие глаза вполне правильно на него реагируют. Значит, обошлась даже без контузии. Крепка, однако.

— Что рано? — машинально переспросила девушка.

— Помирать рано, — я встал с колен и протянул ей руку. — Вставай, времени нет.

«Псица Божья» приподнялась на локте, беспокойно бросила взляд по сторонам, но увидев труп своего оппонента в луже крови, немного успокоилась и поинтересовалась у меня:

— Ты кто, витязь?

— Гм… — я сначала даже немного удивился такому именованию. Впрочем, доспех у меня справный, одежда немного потрепанная, но дорогая, на селянина и простого солдата, соответственно, не похож. Морда тоже довольно наглая. Почему тогда и нет?

— К какому братству, дружине или обители принадлежишь? — детализировала вопрос дева.

— Вне… вне братства… — после некоторой заминки сообщил я ей. — Зовусь Гор. Славного рода… гм… не могу тебе, дева, оного сообщить, ибо дал обет. Странствую… вот…

— Принимаю твое объяснение, витязь… — удовлетворенно прошептала воительница и крепко сжав мою ладонь, встала. Охнула, слегка покачнулась, но до того как я ее успел подхватить, утвердилась на ногах и вежливо, но твердо убрала мою руку. — Прими теперь мое. Я Купава, странствующая инокиня Обители Торжества Веры. Следую согласно покаянию, добровольно на себя возложенному. Суть покаяния изложить не могу, ибо это личное таинство, прочим неинтересное.

— Что случилось? — я показал на труп.

— Вызвала его, — безразлично пожала плечами Купава. — Он принял вызов.

— Ага… понятно…

— Вызовешь меня? — немного обеспокоенно предположила девушка. Ее лицо так и осталось спокойным, волнение выдал чуть дрогнувший голос.

— Не имею на то причин, — поспешил отказаться я. — И вообще, надо бы поскорее убираться отсюда. Волки… опять же, вечер не за горами.

— Не возражаю… — воительница кривясь и держась за грудь сделала пару шагов. — Только обдеру этого уро… этого воина. Грех бросать трофей, богами даденный… ох-х… — она вдруг закашлялась и сплюнула на снег, — ты это… поможешь? Треть отдам… ну… половину…

— А без трофея никак?

Воительница упрямо мотнула головой и молча поковыляла к трупу.

Вот же зараза! Бросить ее? Так волки дурочку схарчат; но скорее всего, это даже не волки, а какие-то другие твари. Гораздо хуже. Ну что у меня за дурацкая способность себе на шею лишний груз вешать? Сам удивляюсь.

— Помогу за треть, — я вынул из седельной кобуры самострел убиенного монаха и вручил Купаве. — Стань на пригорок и следи за лесом. Удумаешь в меня стрелять, мигом жизни лишишься.

— Слово Псицы Божьей! — торжественно произнесла девушка и тут же строго добавила: — Но остерегись меня оскорблять недоверием в следующий раз!

Вот так даже? Суровая воительница. Впрочем, они все суровые, воительницы эти. Насмотрелся уже. Знаете, как-то неестественно это выглядит. Они гораздо серьезнее относятся к своей ипостаси, чем мужики, и от этого чрезмерно напыщенны. Эх, женщины, женщины, ну не ваше это дело — мечами махать… Ну да ладно.

Я ничего не ответил Купаве и занялся трофеями. Много времени это не заняло и уже через час мы вместе трусили на лошадках по направлению к Заречью.

— Держи, Гор, — Купава быстро разобралась с мошной Руфуса, так звали покойника, и протянула мне горсть монет. — Двадцать семь цехинов с мелочишкой. Жирный попался поединщик, повезло… — тут она не удержалась и наябедничала: — Они в мужской Обители все такие: предаются разврату и роскошествам чрезмерно. Мерзавцы, одним словом. И еще мужеложцы окаянные.

Я молча протянул руку и забрал деньги.

— Доспех, оружие и коня сдам в Заречье, и тоже получишь свою долю, — деловито продолжила инокиня. — Ах да… ты куда направляешься? Если нам не по пути, можно разделить прямо сейчас. Бери себе коня, но без сбруи, или секиру с кинжалом и щитом.

— По пути, — коротко ответил я, без особого стеснения рассматривая Купаву. А что… даже нравится она мне.

Спокойна, держится стойко, хотя видно, что досталось ей порядком: наверняка ребра поломаны. Кроме голоса и вполне симпатичного личика, ничего в ней женского нет. Фигура мощная, явно не тростинка, широкоплечая. Глаза холодные, за все наше общение на лице даже следа улыбки не промелькнуло. И повадки абсолютно мужские. Но это так, впечатление первого взгляда: даже воительницы, в первую очередь — женщины, и быстрой разгадке не подлежат по определению.