Древние тюрки - Лев Гумилев

Таким образом, намеченная программа действий сводилась к тому, чтобы победами вынудить у врага мир, не доводя его до необходимости бороться до конца. Целью тюрок стал приемлемый, достойный мир, но достигнуть его можно было лишь путем самой отчаянной войны.

Тоньюкук. Самым разумным для имперского правительства было бы еще в 717 г. наступление на утомленных внутренними войнами тюрок. Но обстоятельства помешали этому. В 716 г. на западе воскресла держава тюргешей, вождь которой, Сулу, был явно враждебен Империи. Причина этого была в том, что имперскими уполномоченными в Западном крае были царевичи Ашина, т. е. западнотюркские законные ханы, у которых тюргеши стремились отнять гегемонию. Ашина Хянь просил подкреплений из Китая, но ничего не получил. Правительство решило договориться с Сулу и послало ему назначение на пост главнокомандующего и княжеский титул. Но пока посольство медленно тянулось по караванному пути, Сулу, еще не зная, насколько благоприятно для него сложились обстоятельства, начал военные действия[1229]. Помощник наместника Кучи нанял карлуков для борьбы против тюргешей и вместе с Ашиной Хянем напал на Сулу, но, не имея поддержки из метрополии, не добился успеха. Хянь уехал в Чанъань и там умер. В 717 г. Сулу прислал в Чанъань посольство с предложением мира, а в 719 г. получил титул Чжуншун-хана, т. е. верного и послушного хана. Титул не соответствовал действительности, но наступление арабов связало тюргешам руки и сделало их безопасными для Империи.

Другая неприятность возникла на востоке. Один из киданьских вождей, Кэтугань, убил поставленного Империей князька и при попытке наказать его за убийство в 718 г. разбил китайско-татабийский отряд. Пока этот инцидент был улажен, прошел еще год, и лишь к 720 г. имперская армия смогла выступить против тюркского хана.

Зато имперская дипломатия имела крупный успех, так как ей удалось привлечь к союзу против тюрок племя басмалов, обитавшее в юго-западной Джунгарии[1230]. Басмалы были осколками великого тюркского каганата и управлялись князьями из рода Ашина[1231].

По плану, разработанному в Чанъани, кидани, татабы и басмалы должны были разными дорогами, но в одно время подойти к ставке Бильге-хана и схватить его. Для поддержки авангарда была мобилизована имперская армия в 300 тыс. человек. Легко заметить, что план был абсолютно невыполним, так как согласовать движение войск в Маньчжурии и Казахстане было немыслимо, к тому же не только между кочевыми князьями, но и между имперскими полководцами согласия не было[1232]. Это учел Тоньюкук и посоветовал хану не беспокоиться, а за три дня до прихода врага отступить на север и дожидаться, пока у китайцев кончатся съестные припасы и они сами пойдут назад. Но случилось другое: басмалы первыми подошли к тюркской орде и, узнав, что их союзники опоздали, пошли назад. По совету Тоньюкука тюрки оставили их в покое, т. е. дали возможность изнурить лошадей и всадников непрерывным движением, а сами форсированным маршем (на рысях) двинулись на Бэйтин-Бишбалык и взяли его неожиданным нападением. Утомленные басмалы тянулись к Бишбалыку, который был базой наступления, но вместо отдыха и провианта нашли там врага. Окруженные под стенами крепости басмалы сдались, и план кампании был сорван.

Но тюрки не ограничились этим. Из Джунгарии они перебросили свои войска в Ганьсу, в тыл китайской армии, и ограбили окрестности Ганьчжоу, Юаньчжоу и др. Комендант Лянчжоу Ян Кин-шу собрал телесцев племени киби[1233] и, присоединив к ним свои войска, вышел из крепости, чтобы дать сражение. Тюрки приняли бой. Сила имперцев была в пеших лучниках-кибисцах, а тюрок — в конных копейщиках. Был сильный мороз, и китайские ратники, которые не могли натягивать луки в рукавицах, обморозили себе руки. Потеряв возможность стрелять, они были переколоты тюркскими всадниками. Слава победы пролетела по Великой степи, и все мятежные племена склонили головы перед волчьей головой на знамени тюркского хана.

Затем наступила очередь киданей. Тюрки нагрянули на них зимой 721 г. Судя по отсутствию в надписи Бильге-хана подробностей, касающихся этого похода, можно думать, что он мало дал тюркам, но весной 722 г. они обрушились на татабов и разгромили их самым жестоким образом, причем даже женщины, захваченные в плен, были перерезаны[1234]. После этого у империи Тан не осталось союзников в степи, а следовательно, и возможностей к продолжению войны.

Отзвуки победы. Победа под Бишбалыком нашла свое отражение в небольшой надписи в Хойто-Тамире[1235]. «В год обезьяны… [38][1236]».

Зато совершенно иная нота звучит в строках другой надписи, посвященной Бишбалыкской операции, на том же самом памятнике[1237]. Содержание ее таково: «В год обезьяны, в девятый месяц пошли мы тайком в Бишбалык. Счастливый герой в тягости[1238], войско его в засаде. Да будет там счастлив муж!»[1239].

Настроение здесь противоположно тому, которым проникнута предыдущая надпись: Бишбалыкская операция — катастрофа. Этот текст писал несомненно басмал, который думал найти за стенами крепости отдых и пищу, а попал в засаду. Вероятно, это не вождь похода; последнюю фразу можно понять лишь как пожелание вождю счастья вывести войско, а в том числе и автора, из окружения. Но счастье, как мы знаем, отвернулось от басмалов, и автор надписи оказался, видимо, в плену, где он и высек на камне сочиненный им текст. Эта надпись представляет двойной интерес, являясь не только историческим документом, но и памятником культуры.

Насколько известно, это первое тюркское стихотворение с размером и даже рифмами. Размер силлабический: 4 слога, 5 слогов, 8 слогов[1240]; три строки составляют строфу, но так как при распевном чтении во второй строке происходит редукция гласной, то правильнее будет прочесть ее как восьмистопную строку с цезурой и внутренней рифмой или как две четырехстопные строки.

Этот размер сохранился в татарском фольклоре до нашего времени; например:

Атгим карга Тошти карга Карга тоште ак карга…[1241].

Совпадение звучания полное.

Схема рифмовки: а, а, а, b, b, с. Последняя строка в надписи разбита цезурой на два полустишия. Это оправдывается композицией стихотворения. Первая строка — описание ситуации — тезис; вторая указывает на ее трагизм — антитезис; последняя строка — посылка, содержит заклинательный элемент — «да будет». Это указывает на магическое значение, придаваемое стиху: от него ждали спасения.

Жанр короткого стихотворения-заклинания с рифмами — для раннего средневековья известен только в арабской поэзии[1242]. Наш материал не позволяет решить вопрос: было ли тут заимствование у арабов, с которыми тюрки могли общаться в Средней Азии, или самостоятельное открытие, но так или иначе, в VIII в. музы гостили в войлочных шатрах древних тюрок.

Бильге-хан. Победа была одержана как над внешним врагом, так и над внутренним: страна была замирена. Однако это было достигнуто не столько карательными экспедициями, сколько изменением внутренней политики. Положение самих победоносных тюрок в 716 г. было не блестяще. Бильге-хан пишет: «Я отнюдь не сел на царство над народом богатым; я сел над народом жалким и низким, у которого не было внутри пищи, а снаружи одежды»[1243]. Очевидно, тюркские скотоводы, разбросанные по степи от Кенгу-Тармана до Кадырканской черни (Хинган), стали в значительной степени жертвой повстанцев. Даже в тех случаях, когда им удавалось спастись и добраться до орды, их рогатое имущество доставалось врагам.

Кюль-тегин при захвате власти истребил всех сподвижников и советников Капаган-хана, т. е. лиц наиболее одиозных для токуз-огузов, ибо именно эти люди вдохновили Капаган-хана на политику, вызвавшую восстание. Бильге-хан отмечает, что он изменил метод обращения с народом: «я не делал огнем и водой присоединившиеся к нам народы», т. е. старался с ними ладить; а «там, где верные эли и верные каганы, я творил добро. Живущие по четырем углам народы я принудил к миру и сделал их не враждебными, все они мне подчинились»[1244].

Результаты сказались немедленно. Амнистия потушила восстание, что развязало Бильге-хану руки для внешней войны.

Так же удачно разрешил Бильге-хан внутритюркскую проблему. Многие из тюрок были неприятно поражены резней государственных советников во время переворота 716 г. и «начали колебаться»[1245]. Призвав на службу Тоньюкука, Бильге-хан лишил недовольных вождя. Но помимо этого он указывает, что «поднял к жизни гибнущий народ, снабдил платьем нагой народ, сделал богатым неимущий народ, сделал многочисленным малочисленный народ»[1246]. Добиться этого он мог, только проявляя щедрость при разделах добычи и принимая в орду добровольцев, т. е. переманивая удальцов-наездников к себе на службу. Этим он отнимал активный элемент у противника и усиливал себя и свою орду.