Воспоминания о монастыре - Жозе Сарамаго

Вытащили из-под фуры Франсиско Маркеса. Колесо проехало по его животу, перемолов кости и внутренности, почти отделив от туловища ноги, а от того, что было между ног и столько раз гнало его в путь, ничегошеньки не осталось. Принесли носилки, положили на них тело, прикрыли плащом, который сразу промок от крови, двое взялись за ручки носилок, еще двое пошли за ними, чтобы сменять, всем четверым придется сказать вдове, Принесли мы вашего мужа, сейчас эта женщина стоит в дверях своего дома и говорит детям, Нынче ночью будет ваш отец спать дома.

Когда фура с камнем съехала в долину, снова припрягли быков. Возможно, тот, кто насылает несчастья, пожалел, что в первый раз поскупился, во всяком случае, фура наехала на выступ скалы и, подавшись вбок, столкнула с отвесного обрыва двух волов. У них оказались сломаны ноги, пришлось прикончить, весть об этом разнеслась по Шелейросу, и жители сбежались поживиться мясом, перепало на бедность, волов тут же освежевали и разделали, кровь рекой лилась по дороге, сколько ни разгоняли солдаты народ ударами сабель плашмя, фура не сдвинулась с места, пока на костях оставалось мясо. Тем временем стемнело. Там же разбили лагерь, одни расположились по склону, другие по берегу реки. Нарядчик и кое-кто из его подручных разместились на ночлег в домах, остальные ночевали как обычно, завернувшись в одеяло, все были измучены долгим спуском, диву давались, как еще остались живы, иные даже уснуть боялись, не умереть бы во сне. Те, кто дружил с Франсиско Маркесом, пошли на ночное бдение при покойнике, Балтазар, Жозе Малый, некоторые из тех, кого мы перечисляли, Брас, Фирмино, Изидоро, Онофре, Себастьян, Тадеу и еще один, его мы не поминали, Дамиан. Входили они в дом, глядели на усопшего, чего на свете не бывает, помер человек такой жестокой смертью, а лицо спокойное, спокойней, чем во сне, ничто не мучит его, не тревожит, потом бормотали молитву, вон вдова стоит, мы не знаем ее имени, к чему идти спрашивать, для нашего повествования ее имя не понадобится, если вписали мы имя Дамиана, то без всякой цели. Завтра до рассвета возобновит камень свое путешествие, в Шелейросе осталось тело человека, его похоронят, осталось также мясо двух волов, оно будет съедено.

Отсутствия этих троих никто не замечает. Фура движется вверх по склону все так же медленно, если б сжалился Бог над людьми, сотворил бы землю плоской, как ладонь, быстрее можно было бы доставлять камни. Этот камень в пути уже пятый день, когда минуем склон, дорога станет легче, но на сердце у людей неспокойно, а про тело и говорить нечего, все мышцы ноют, но кто же станет жаловаться, на то и даны мышцы людям. Волы, те не рассуждают и не сетуют, просто отлынивают, делают вид, что тянут, а сами не тянут, тут один выход, дать им передохнуть малость, поднести к морде охапку соломы, и вскоре воспрянут они, словно весь вчерашний день провели в праздности, вон как весело покачиваются бока, любо поглядеть. Покуда не дойдет дело до нового спуска, до нового подъема. Тогда производится перегруппировка войск и сил, столько-то туда, столько-то сюда, а ну, поднажмем, Э-э-э-э-и-и-и-ух, надрываются голоса, Та-та-та-та-та-ра, трубит рожок, воистину поле битвы, и погибшие есть, и раненые, не все потери равноценны, если можно так выразиться, а в целом четыре головы, удобный способ подсчета.

После обеда ливмя лил дождь, и очень кстати. Когда стемнело, снова пошел дождь, но никто не роптал. Самый мудрый подход к явлениям природы это не придавать им значения, пускай себе солнце печет или дождик льет, лишь бы в меру, да и то во время потопа не все ведь люди утонули, да и засуха не всегда так сильна, чтоб не уцелела какая-нибудь травинка или хоть надежда найти таковую. Дождь лил в течение часа или около того, затем тучи ушли, тучи и те обижаются, если не обращать на них внимания. Костры на сей раз разожгли большие, многие разделись донага, чтобы высушить одежду, прямо тебе сборище язычников, но мы-то знаем, что дело вершат они самое католическое, а то как же, надо отправить камень в Мафру, отправить бы и камень, и Мафру куда подальше, главное, были бы налицо усердие и вера, но вера тому дается, кто в состоянии заслужить ее, на сию тему могли бы мы рассуждать до бесконечности, если бы Мануэл Мильо не приступил снова к своей истории, одного слушателя не хватает, но замечаем его отсутствие только я, да ты, да он, прочие и не ведали, кто такой Франсиско Маркес, иные видели его мертвым, а большинство вообще не знало, не нужно думать, что перед прахом прошествовали шестьсот человек, воздав ему от всей души посмертные почести, такое случается только в эпопеях, послушаем-ка историю Мануэла Мильо, Однажды ушла королева из дворца, где жила она с мужем-королем и детьми-инфантами, а тут начались сплетни, мол, разговор-то близ пещеры был не такой, как ведут обычно королевы с отшельниками, больше смахивал на пляску да на хвост павлиний, вот король и осатанел от ревности, понесся к пещере, вообразив, что честь его поругана, уж таковы они, короли, думают, у них чести больше, чем у других людей, что сразу видно по их короне, пришел, а там ни королевы, ни отшельника, он еще пуще взбеленился, это же верный признак, что сбежали они, ну и послал он войско искать беглецов по всему королевству, а покуда солдаты ищут их, давайте-ка спать, пора уже. Жозе Малый возмутился, Где же это слыхано, чтоб историю вот этак рассказывали, кусками, а Мануэл Мильо не сплоховал, Каждый день сам по себе всего лишь кусок истории, никто не может рассказать ее до конца, и Балтазар подумал, Кому пришелся бы по нраву наш Мануэл, так это отцу Бартоломеу Лоуренсо.

На другой день, в воскресенье, была месса и проповедь. Чтобы лучше было слышно, монах читал проповедь, стоя на фуре с таким же важным видом, как если бы читал ее с амвона, и беспечный слуга церкви не отдавал себе отчета в том, что учиняет величайшее святотатство, попирая сандалиями жертвенник, ведь камень воистину был жертвенный, ибо ради него пролилась безвинная кровь, кровь Франсиско Маркеса из Шелейроса, отца семейства, и кровь того, кто остался без ступни в Перо-Пинейро еще до начала путешествия, и кровь волов, не забудем про волов, по крайней мере не забудут про них жители Шелейроса, которые их разделывали и у которых нынче, в воскресенье, еда будет получше. Стал читать монах проповедь и начал, как все они, Возлюбленные чада, с горних высот зрит нас Пресвятая Дева и Божественный Сын Ея, с горних высот созерцает нас и отец наш святой Антоний, из любви к коему должны мы доставить сей камень в селение Мафру, тяжек сей груз, но тяжелее бремя грехов ваших, и все же носите вы их на сердце как ни в чем не бывало, а посему надлежит вам взирать на труд сей как на покаяние, а еще как на дар, что приносите вы с любовью, особое это покаяние и дар необычный, ибо не только платится вам за то деньгами, положенными по контракту, но и воздается свыше отпущением грехов, ибо воистину говорю вам, доставка камня сего в Мафру столь же святое деяние, как походы крестоносцев, в стародавние времена отправившихся ко святым местам, дабы освободить их от неверных, ведайте, что те из них, кто нашел там смерть, наслаждаются жизнью вечною, и вместе с ними пребывает уже, созерцая лик Господень, тот сотоварищ ваш, что умер позавчерашнего дня, и не диво ли, что случилась смерть его как раз в пятницу, не отрицаю, умер он без покаяния, не подоспел вовремя духовник, ибо, когда пошли вы за ним, был ваш сотоварищ уже мертв, но спасло его то, что он тоже участвовал в сем Крестовом походе, и равным образом спаслись те, кто умер в Мафре в лазаретах или свалился со стен, нет спасения лишь нераскаянным грешникам, умершим от постыдных болезней, и таково милосердие небесное, что отворятся райские врата даже перед теми из вас, что погибнут в поножовщинах, которые вечно вы затеваете, где еще сыщешь людей столь жестокого и необузданного нрава, но как бы там ни было, а монастырь строится, подаждь, Господи, всем нам терпения, вам сил, а королю денег, дабы довести дело до конца, ибо монастырь необходим для ради упрочения порядка и вековечного торжества веры, аминь. Кончилась проповедь, слез монах с фуры, и, поскольку было воскресенье, день святой, когда работать не положено, делать было больше нечего, одни отправились на исповедь, другие причастились, не все, на всех святых даров не хватило бы, разве что произошло бы чудо и количество облаток умножилось бы, но об этом сведений не осталось. К вечеру завязалась потасовка между пятью участниками сего Крестового похода, но на этом эпизоде подробно останавливаться не будем, дело не зашло дальше нескольких оплеух и крови из носу. А погибли бы, отправились бы прямехонько в рай.