Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы - Питер Хизер

Каким бы ни было их происхождение, к началу 470-х годов появился отдельный элемент вооруженных сил, состоящий из готов, которые оставались при этом полноценным сообществом, со своими женщинами и детьми. К тому времени эта группа насчитывала куда больше 10 тысяч воинов. В 478 году их предводитель – тоже, к сожалению, носивший имя Теодорих, но более известный под прозвищем Страбон, что означает Косой, – получил от Константинополя дань и продовольствие для 13 тысяч мужчин. Этот народ был достаточно сплочен и един, чтобы избрать собственного предводителя для проведения переговоров с Восточной Римской империей, и являлся ее надежным союзником. Получая немалую дань (910 килограммов золота в год), они поселились в относительной близости к столице империи и поддерживали прочные связи с отдельными политическими деятелями Византии. Магистр армии и патриций Аспар, их покровитель вплоть до 471 года, был негласным правителем и имел достаточно влияния, чтобы посадить на престол своего кандидата. В частности, именно он стоял за избранием императора Льва I в 457 году. Однако Аспар по-прежнему обладал немалой властью в Константинополе, и Лев – прозванный из-за этого «мясником» – организовал в 471 году его убийство, чтобы обрести наконец политическую независимость. Их близость к человеку такого высокого положения показывает, что фракийские готы были серьезной силой в Восточной империи, и, предположительно, причиной мятежа как раз стал вопрос о сохранении ими привилегированного статуса. Но даже после смерти Аспара Страбон сохранял связи с весьма многочисленной императорской семьей, и другие его сторонники в Константинополе сообщали предводителю варваров обо всем, что происходит при дворе. Очевидная вовлеченность фракийских готов в политические структуры Восточной Римской империи также подтверждает, что некоторые из них жили там в качестве привилегированных воинов еще с 420-х годов[317].

Изначально появление группы готов под предводительством Амалов на Балканах вызвало трехсторонний конфликт – два готских племени боролись за привилегированное положение при дворе императора Восточной империи. Отчасти этот конфликт разрешился, когда Теодорих Амал организовал в 483–484 годах убийство сына Страбона, Рецитаха. Фракийские готы избрали его своим предводителем, когда прежний властитель погиб, объезжая лошадь, – та, встав на дыбы, сбросила его на стойку с копьями, и одно из них вонзилось ему в бок. После смерти Рецитаха большинство фракийских готов решили присоединиться к Теодориху. Об этом не говорит прямо ни один из наших источников, ведь история Восточной Римской империи этого периода сохранилась лишь во фрагментах средневековых рукописей, и в самых надежных из них говорится только об убийстве, а не о его последствиях. Однако именно в этот момент фракийские готы внезапно исчезают из исторических документов в качестве отдельного племени, в VI веке на востоке встречаются лишь немногочисленные их представители, отказавшиеся примкнуть к Амалу. У двух групп были вполне логичные причины объединиться, ведь вместе они могли более эффективно действовать против Константинополя, который своей политикой пытался стравить их друг с другом и потом по-тихому ликвидировать оставшихся. И результаты не заставили себя ждать. Судя по имеющимся у нас сведениям о размере каждой из этих групп, войско Теодориха пополнилось как минимум еще 10 тысячами человек, то есть силы готов фактически удвоились; в дальнейшем в Италии действовала готская армия примерно такой же численности[318].

Убийство Рецитаха завершило этот удивительный процесс слияния. Дядя Теодориха Валамир, вероятно, был первым представителем этого рода, который сумел обрести огромное влияние в результате убийства, подчинения или вытеснения своих соперников, предводителей других готских отрядов, чтобы объединить их в одну сплоченную группу. Произошло это либо на территории Украины до ухода готов в Паннонию, либо на среднем Дунае после смерти Аттилы (если к тому времени эти готы уже успели поселиться там). Вряд ли хоть один из этих отрядов насчитывал больше тысячи человек, куда вероятнее – несколько сотен. Таким образом, на протяжении двух человеческих жизней дядя и племянник превратили род Амалов из незначительного и правящего лишь одной из мелких групп в королевский, властвующий над многочисленным племенем и располагающий войском в 20 тысяч воинов. И эта грозная сила, вместе с женщинами, детьми и обозом с пожитками, насчитывающая от 50 до 100 тысяч душ, двинулась в Италию осенью 488 года.

Разумеется, хотелось бы узнать о них гораздо больше, но для середины 1-го тысячелетия имеющиеся у нас данные достаточно убедительны и подробны. Мы также получили параметры оценки других народов, приходивших на Среднедунайскую низменность и покидавших ее во времена расцвета и падения империи гуннов, и становится кристально ясно, что ни один из других народов, мигрирующих в этот период, не был такой крупной и чудовищной силой. Ни один источник не называет численности этих меньших племен, находившихся под властью гуннов, которые также вошли в Восточную Римскую империю в 460-х годах, – это люди Хормидака, Бигелиса и двоих выживших сыновей Аттилы. Однако ни у кого из них не было столь привилегированного положения, как у готов Теодориха, и многие в конечном итоге так и остались разрозненными группками, живущими близ дунайской границы Византии. Сложно представить, что хотя бы один из этих «народов» мог выставить больше тысячи, максимум 2 тысяч бойцов, а у большинства наверняка набралось бы лишь несколько сотен[319].

Крупнее этих, но все равно неспособные сравниться по численности с готами Теодориха, были объединения, появившиеся в результате поражения герулов и ругов. Вторая правдоподобная цифра приводится в источнике, повествующем о событиях, происшедших после смерти Аттилы, а конкретнее – в 549 году. Когда герулы, союзники гепидов, и их собратья, выступающие на стороне Византии, встретились в бою в том году, их армии насчитывали около полутора и 3 тысяч человек соответственно. За битвой последовал второй раскол в племени – первый, как вы помните, произошел, когда часть группы герулов, численность которой неизвестна, отправилась в Скандинавию. Вряд ли любая из групп, оставшихся на Среднедунайской низменности, отправила бы всех своих воинов сражаться за чужие интересы. До расколов и сокрушительного поражения, нанесенного герулам лангобардами, они могли собрать от 5 до 10 тысяч воинов, что почти уравнивает их с готами, подчиняющимися Амалам, – до объединения их с фракийцами. О численности ругов у нас нет точных сведений, но тот факт, что Одоакр с легкостью разбил их, говорит о том, что они были в лучшем случае силой среднего порядка в этом регионе, а их войско либо насчитывало столько же воинов, сколько было у герулов, либо немногим меньше[320].

Из всех племен, которые передвигались с места на место в этот период, сложнее всего отследить перемещения лангобардов. Они стали в конце концов господствующей силой на среднем Дунае, это ясно, однако исторический процесс, стоящий за их возвышением, от нас скрыт. Поздние источники лангобардов сообщают, что вторжение в Ругиланд, Королевство ругов, и последующая оккупация Паннонии, не говоря уже о предыдущих политических решениях, приведших их в эти края от устья Эльбы, – словом, все захватнические кампании проходили под предводительством разных королей. Так в нашем рассказе вновь появляется гипотеза вторжения. Между тем все источники тех лет намекают на то, что королевская власть в обществе лангобардов была не так уж сильна. После переселения в Италию второстепенные предводители убили короля и десять лет действовали самостоятельно, без верховного правителя. Следовательно, вполне может быть, что независимые инициативы, выдвинутые менее авторитетными вождями, сыграли важную роль в передвижениях племени, особенно на ранних этапах миграции. Как и в случае с повествованием Иордана об экспансии готов в III веке, на поздние тексты о лангобардах оказал влияние миграционный топос, который представляет все события в привычном для авторов свете – один король, один народ, одно переселение[321].

Однако лангобарды никогда не переселялись в совершенный политический вакуум – с тех самых пор, как двинулись на юг вдоль Эльбы. Поэтому к тому времени, как они оказались в землях герулов, лангобарды успели набрать немалый опыт в сражениях с другими народами. Их вторжение на территорию Среднедунайской низменности, скорее всего, по своей природе было аналогичным экспансии германцев в причерноморские регионы в III веке (см. главу 3). Сначала на новых территориях появлялись отдельные группы, многие из которых были невелики, особенно вначале, затем поток миграции набирал силу и получал способность порождать более крупные объединения в ключевые моменты – то есть для крупных сражений. Другими словами, миграция лангобардов похожа на классическую ее модель, которую можно наблюдать на примере различных групп, от готов в III веке до скандинавов в IX или буров в XIX. Успехи первых мигрантов на новых землях вели по их стопам других, и в конце концов предводители, обладавшие действительно высоким статусом, вели туда своих последователей. Нехватка исторических источников означает, что у нас нет сведений об общей численности групп, участвовавших в этих перемещениях, и, более того, мы не знаем даже о том, состояли ли они только из мужчин или же включали женщин и детей. При переселении в Италию в 560-х годах с места снимались семьями, это совершенно точно, и по крайней мере после поражения герулов в 508 году лангобарды обладали большим войском. И здесь вновь приходится предположить, что такое количество солдат невозможно было набрать из небольших профессиональных отрядов. Если так, то смешанные социальные группы играли важную роль в миграции лангобардов на всех ее этапах, исключая самые ранние.