Змеиный Зуб - Ирина Сергеевна Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старая леди вспыхнула, не находя слов возмущения; но супруг её, кажется, едва не рассмеялся вслух. Он задорно шлёпнул тарпана вожжами, понукая его, и тот наконец нашёл свой путь сквозь толпу. В конце концов, разве не собирался лорд Венкиль отметить своё сегодняшнее спасение примерно так же?
Рука Рудольфа легла Вальпурге на плечо, и она вздрогнула от его горячего касания. И аккуратно вывернулась. Стыд заливал её с ног до головы, и она спросила укоризненно:
– Ну зачем ты?
– Затем, что пускай не думают, что их нельзя укорить в том же самом, – проворчал несколько сконфуженный Рудольф. Однако запасы были пополнены, и они продолжили. Сперва они ещё посидели на набережной, потом замёрзли и вернулись домой к барону. Выпили ещё. Затем Валь вдруг очнулась; она заметила, что больше не кружатся былинки в лучах света. Единственным источником багряных отсветов теперь был камин.
– Рудольф! – ахнула она слишком громко, чтобы это соответствовало этикету. – Мне же нужно домой! Мои небось с ума сходят! Только кто меня теперь довезёт…
– Я?
– Нет, тебе нельзя! Тебя если старик увидит, опять придёт в бешенство! Может, если высадить меня на подъезде…
– Одну, в темноте? Даже не проси.
– Рудольф! – взмолилась Валь. Волнение заставило её даже слегка протрезветь. – Придумай что-нибудь, я же не могу… я же не могу вот так.
Но сочувственная улыбка барона нарисовала маску непреклонности на его лице.
– Хочешь, чтобы я осталась с тобой? Вдвоём? Зная, что про нас говорят? Нет, нет, ни за что! – в ужасе она вскочила, и, забыв поставить стакан, прямо вместе с ним метнулась к входной двери. Рука потянулась уже к тёплому плащу, когда нога вдруг подвернулась, и всё пошатнулось. Узоры на двери поехали вбок, паркет стремительно приближался. И, как в романтическом приключении, барон едва-едва успел подхватить нетрезвую подругу. Стакан разлетелся вдребезги. Зато она осталась невредима. После чего, поставленная вертикально, раздосадовано уставилась на своего спасителя.
– Рудольф, я признаю, что есть нечто забавное в том, чтобы играться с мнением общества, – начала выговаривать она. – Но есть честь семьи, честь родителей, честь женщины, в конце концов. Не принуждай меня к подобному, я не буду.
– Что не будешь? – укоризненно спросил Рудольф. – Разве я тебе предлагаю что-то? Спи в гостевой комнате. За семью замками. У меня и в мыслях не возникло к чему-либо тебя склонять.
– Но это же нонсенс…
– Сейчас война, и ты уже не можешь попросить первого встречного, который выглядит, как местный, отвезти тебя домой. Смирись, Валь. Прошу тебя, будь благоразумна.
Она дёрнула плечами, чтобы он вновь убрал руки, и отвела взгляд. Поджатые губы выразили одновременно и сопротивление, и согласие. Поэтому барон спокойно прошёлся обратно в гостиную, маня её за собой. И он оказался прав; теперь ей ничего не оставалось, кроме как присоединиться к его застолью вновь.
Они поддали ещё, но уже как-то удручённо, меланхолически. От выпитого стало и тошно, и захотелось спать. Сквозь марево стыдливого пьянства Рудольф вдруг сделался серьёзным. Он поймал её взгляд и проговорил тихо:
– Валь, если ты ещё меня слышишь.
– М-мда? – вяло промычала она.
– Постарайся запомнить. Если что… Если я, да и все мы, будем уничтожены за причастность к Сопротивлению, пообещай мне, что остатки нашего дела возглавишь…
Валь посмотрела на него напряженно.
– …не ты.
– Почему? – удивилась она.
– Если никого не останется, кроме тебя, – продолжал Рудольф, – поклянись, что ты не будешь пытаться отомстить за нас ценой себя. Змеиный Зуб – это всё для нас. И ты и есть Змеиный Зуб. Без тебя этот остров перестанет существовать. Кичливые дворяне, деловые тененсы, наглые эльсы, – каково бы ни было их соотношение, главное то, что есть ты. А если тебя здесь не будет, война проиграна.
Растроганная и недоумевающая одновременно, Валь качнулась чуть в сторону. Равновесие удержать было непросто. Особенно когда свет померк, и Рудольф приподнялся со своего кресла, склонившись к ней.
– А теперь забудь всё, что за этим следует, – попросил он. И тронул пальцами её подбородок, видимо, желая поднять её голову к себе. А затем Валь увидела его пёстрое лицо близко-близко, ощутила прочную хватку пальцев на своей нижней челюсти, и гнев захлестнул её. В последний момент перед поцелуем она отпрянула и скрестила руки на груди. И поглядела на барона и негодующе, и обиженно одновременно.
– Рудольф, я… я… ну я не люблю тебя, Рудольф! – заявила она. Опасность его близости напрягла все её мышцы, хотелось завернуться в большой плащ и отодвинуться к самому окну. – И не буду отвечать тебе взаимностью лишь из благодарности! И… я была лучшего мнения о тебе, я думала, ты не станешь пользоваться ситуацией!
Барон тоже оказался сконфужен. Он отстранился и уставился вбок, склонив голову. Между его бровями залегла мрачная складка.
– Не хотел тебя оскорбить, – еле слышно пробормотал он. – Я неверно истолковал.
Валь с самого начала избегала давать ему ложные надежды; в то же время она была уверена, что и не сделала этого. Что самое неприятное, ей казалось, что Рудольф тоже ни на что такое не рассчитывает. Всё пошло прахом, и атмосфера доверия и откровенности подорвалась, как брендамские укрепления во время осады. Стыд обуял обоих: стыд за этот инцидент и за то, что он стал минорным аккордом в конце этого дня.
Словом, барону оставалось лишь предоставить ей гостевую комнату. Пустую, как скорлупку от лесного ореха. Только покосившийся платяной шкаф, кровать и неопределённого цвета подушка.
– Подожди, я отыщу бельё, – пробормотал Рудольф и стал шарить по ящикам. Но Валь махнула рукой и прикорнула так. Угасающим разумом она заставила себя лечь лицом вверх, чтобы не смазывать грим. Единственное, чего ей не хватало – чтоб он вышел и захлопнул за собой дверь.
– Иди, прошу тебя, – промолвила Валь. Веки опускались сами. Но не сомкнулись до тех пор, пока она не убедилась, что он ушёл. А после этого она провалилась в сон.
11. Переезд
Наутро она в первую очередь посмотрела на себя в отражении оконного стекла, чтобы убедиться, что осталось хоть что-то от нарисованных морщин. Как и вчера, избыток алкоголя добавил то, чего могло не хватать. А вторые сутки нечёсаные волосы превращались в то, чем они частенько становились у жриц. И всё это вкупе со вчерашним вызвало у Вальпурги приступ отчаянного несогласия.
Ей было стыдно перед собой, перед семьёй, перед своим родом и перед Змеиным Зубом, а ещё перед Рудольфом. Хотя
