Последняя кровь первой революции. Мятеж на Балтике и Тихом океане - Владимир Виленович Шигин

Молодой деревенский парень, несуразно широкий, с уродливым лицом, хрипел, как в бреду, о том, что он занимается скотоложством.

Около нас худая женщина рвала на себе волосы, колотилась в истерике и вопила:

— Батюшка! Я собственными руками задушила своего ребенка. Сердце мое почернело от греха… нет мне больше жизни…

Некоторые фразы долетали до нас издалека, и мы видели, кто их произносил:

— Я родную мать уморил голодом…

— На суде под присягой я был лжесвидетелем…

— Из-за меня удавился мой родной племянник…

Чем дальше шло покаяние, тем сильнее было от него впечатление. Очевидно, к отцу Иоанну съезжались люди, может быть, почитаемые и уважаемые дома, но втайне подавленные ужасными грехами. С высоты амвона он мрачно смотрел на свое коленопреклоненное человеческое “стадо”, собранное из непойманных преступников. Что он думал в это время? На его окаменевшем лице не было никаких признаков брезгливости перед мерзостью, извергаемой устами трех тысяч людей. Может быть, он привык к этому, и никакая самая жуткая тайна человеческого бытия его уже не удивляла. Но нам было страшно. Здесь, в этом прославленном храме, никто не говорил о каком-нибудь добром поступке. Каждый выворачивал свою душу наизнанку, и сочилась она, как запущенная рана, смердящим гноем. Даже в воображении нельзя было нарисовать себе то, что выкладывалось на всеобщей исповеди. Казалось, вся человеческая жизнь состоит из одних только подлостей.

Началось причастие. Люди, приняв его, будут считать себя очищенными от грехов. Потом они разъедутся по домам, чтобы снова творить свои гнусные дела.

Мы с Псалтыревым вышли из храма.

От ограды собора, около которой уже стояла карета в ожидании отца Иоанна, и до самого его дома вытянулись ряды нищих и калек. Тут были безрукие, безногие, слепые и всевозможные уроды. Они ждали того момента, когда рысак помчит карету. С нее священник одной рукой будет благословлять их, а другой — бросать им медные и серебряные монеты.

— Больше я не ходок в эту церковь, — задумчиво сказал Псалтырев.

— Почему? — спросил я.

— Тошнит, точно я мух наглотался.

Он кивнул головою на калек и заговорил:

— Посмотри на них. Хоть сто раз встречайся они с Иваном Кронштадтским, а все равно у безногих не вырастут ноги, безглазые не станут зрячими, уроды не превратятся в красавцев. Будто бы с Божьей помощью он творит чудеса, а такого пустяка не может сделать. Выходит — Бог создал солнце, звезды, землю, людей, а помочь этим несчастным у него, оказалось, силы нет. Нет, брат, тут что-то не то.

К нам присоединился Стручок, весело ухмыляясь.

— Ну, как сегодня твоя выручка? — спросил у него Псалтырев.

— Подходящая. Дома подсчитаем. Идем скорее, есть хочется.

И мы втроем, дыша свежим морозным воздухом, быстро направились в экипаж».

Я прошу прощения у читателей за весьма пространную цитату, но она, по моему мнению, крайне важна для понимания психологии определенной части кронштадтских матросов по отношению к знаменитому российскому духовнику того времени, так как описывает события, связанные с отцом Иоанном, и написана рукой бывшего кронштадтского матроса.

Разумеется, что, читая А.С. Новикова-Прибоя, мы должны понимать, что писался роман «Капитан первого ранга» в 30-е годы ХХ века и, следовательно, отражает все перегибы той эпохи. И все же, все же… Видимо, не столь уж далеко от истины был Новиков-Прибой, говоря, что подавляющее большинство кронштадтских матросов относились к проповедям Иоанна Кронштадтского совершенно равнодушно, а люмпены даже пользовались ими для своего обогащения. Весьма нелестно выглядят в вышеприведенном отрывке сам Новиков-Прибой и его главный герой Псалтырев, который, по замыслу писателя, должен был стать в будущем советским капитаном 1-го ранга и выдающимся командиром новейшего советского линкора. И Новиков-Прибой, и Псалтырев не только водят дружбу с откровенным негодяем и уголовником Стручком, но еще выпивают и питаются на ворованные им в церкви деньги, что следует расценивать как святотатство.

Именно такие «идейные» Псалтыревы рука об руку с уголовниками Стручками и творили кровавые вакханалии на улицах Кронштадта как в 1905–1906 годах, так и в феврале 1917-го. Здесь А.С. Новиков-Прибой весьма точен в описанных им типажах своих кронштадтских сослуживцев.

* * *

Как и после событий в Свеаборге, в поражении Кронштадтского восстания эсеры обвинили эсдеков, а эсдеки — эсеров. Из хроники восстания, написанной в советское время: «Власти заранее знали о выступлении и подготовились к нему. Эсеры обещали поддержку солдат-енисейцев, также они обещали, что их сторонник надзиратель следственной тюрьмы Петрушкевич выпустит из тюрьмы 400 арестованных матросов и солдат, которые поднимут енисейцев. Впоследствии этот Петрушкевич оказался провокатором, который все рассказал начальству».

В предреволюционное время эсеры без устали обвиняли социал-демократов, и прежде всего большевиков, в том, что именно из-за них были проиграны и Свеаборг, и Кронштадт. Зато после октября 1917 года все повторилось с точностью до наоборот, и теперь уже большевики и их историки в многочисленных научных трудах обвиняли своих бывших проигравших конкурентов во всех провалах революции 1905–1906 годов.

Поразительно, но вождь партии большевиков В.И. Ленин почему-то в отличие от всей остальной России не понял, что Свеаборг и Кронштадт — это последние искры затухающей революции. В газете «Пролетарий» № 1 от 21 августа 1906 года в своей статье «Перед бурей» (которую куда правильней было бы назвать «После бури») он писал: «Свеаборг и Кронштадт показали настроение войска… Настроение, по всем признакам, нарастает. Взрыв неминуем и, может быть, недалек… Мы стоим, по всем признакам, накануне великой борьбы…» Но кто когда-нибудь не ошибался…

Пожалуй, самая длинная улица в сегодняшнем Кронштадте — улица Восстания. Бывая в Кронштадте, я всегда прохожу по ней. В честь какого именно восстания названа улица, в точности неясно. Может быть, она названа в честь мятежа 1905 года, а может быть, в честь восстания 1906 года, или в честь событий года 1912 года, может быть, в честь кровавых событий февраля 1917 года, а может, наконец, в честь трагедии февраля 1921 года? Против кого только ни восставали в Кронштадте: против царя, против Временного правительства и, наконец, против советской власти! Скорее всего, улица названа в честь всех восстаний сразу, став своеобразным памятником сразу и участникам всех мятежей и их жертвам…

Часть четвертая. Владивостокский постфактум

Глава первая. Магазин отрубленных пальцев

Начавшись на берегах Черного моря летом 1905 года, волна флотских мятежей достигла Балтики, а потом докатилась и до Тихого океана. Владивосток «революционное цунами» захлестнуло даже трижды. Это, впрочем, было вполне закономерно, т. к. на неизбежное ослабление центральной власти на