Разорванный круг - Владимир Федорович Попов

— Это я так, для оживления, — попытался оправдаться Валерка. — А то наша цаца, — бросил язвительный взгляд на Лидочку, — горюет, что сажа кожу портит.

У Кристича возникло было желание сказать Лидочке, чтоб не поступала на завод — все равно шинница из нее не получится. Но он сдержал себя. Разве мало приходило в коллектив вот таких же, с чехардой в голове, с червоточинкой, но рабочая среда постепенно делала свое дело. Повернувшись к ней, сказал:

— Обязательно оформляйтесь на завод. Не пожалеете, право слово.

— Перевоспитываться?

— О, нет. Перевоспитываться нужно тем, кто плохо воспитан. А вы еще совсем не воспитаны. И хорошо будет, если в сборочный поступите. Почему? Вы о творчестве печетесь. Так вот в сборочном, более чем где-либо, творческая среда.

Дверь приоткрылась, в комнату заглянул Целин. Ему показалось, что школьники скучают, что Кристич не сумел заинтересовать их. И он заговорил прямо с порога, набирая скорость, как хорошо отрегулированный мотор:

— Вы, ребята, очевидно, не догадываетесь, для чего мы пригласили вас в эту комнату. В цехах вам все показалось элементарно простым. Пропитывают корд, обрезинивают, делают из него браслеты, собирают шины, вулканизируют — вот и все «хитрости».

Подойдя к огромной, выше его роста, шине, прислоненной к стене, Целин положил руку на боковину.

— Знаете, что такое шина? — Целин придал голосу загадочность. — Это фантастическое произведение человеческого ума! Разве можно сравнить условия, в которых она работает, с условиями работы какого-нибудь другого механизма? У шины они постоянно меняются. То зной, то мороз, то гладкий асфальт, то рытвины проселка, то скользкий лед, то острая, как наждак, щебенка. За время службы каждая точка шины изменяет свое положение пятьдесят миллионов раз! Что такое шина? Это сгусток множества уже решенных проблем. Возьмите корд. Он был сначала хлопчатобумажный, потом вискозный, потом капроновый, потом металлический. Сейчас появились новые разновидности химических волокон. А протектор? Он делался из натурального каучука, затем из смеси натурального и искусственного, теперь только из искусственного. Сколько человеческих умов трудилось над тем, чтобы создать шину такой, какая она есть! Но шина к тому же и сгусток нерешенных проблем. Как заставить ее служить столько, сколько служит автомобиль? И в условиях Арктики, и в условиях Африки. Как сделать наиболее безопасной? Как соединить в ней обычный каучук с новым износостойким материалом? И тысячи, тысячи «как». Почему тысячи? Потому что здесь неисчерпаемые возможности химии. Вы знаете теорию сочетаний и можете себе представить, сколько комбинаций можно сделать из восьмидесяти составляющих, которые находятся в нашем арсенале и которые мы используем для производства резины. И наконец, шина — это объект для применения самых разных способностей и наклонностей. Хотите ее создавать — идите в конструкторское бюро, хотите делать — пожалуйста, в цех, испытывать — на испытательную станцию, исследовать — в центральную лабораторию — там более тридцати разновидностей испытаний. И где бы вы ни работали, вы всегда будете в нашем общественном институте желанными гостями. И еще одно обстоятельство, о котором вам надо знать. Производство шин — это массовое многотоннажное производство. Каждое мельчайшее улучшение, удешевление множится в миллионы раз. Допустим, сделали мы шину на один килограмм легче. Всего на один. Сколько шин выпускается в стране? Десятки миллионов штук. Стало быть, сэкономлены десятки миллионов килограммов резины. Вот теперь вы представляете себе значимость всякой творческой мысли, всякого дельного предложения.

Дверь распахнулась, вошел Брянцев.

Он был чем-то озабочен. Молча кивнув ребятам, взял под руку Целина, отвел к окну.

— В камерном цехе разладилось, Илья Михайлович. Перешли на другой каучук, и камеры почему-то утратили морозостойкость. При минус пятьдесят три становятся хрупкими, как патефонная пластинка. Что-то недоучли. Соберите исследователей цеха, надо искать причину. — Повернулся к Кристичу. — Саша, если вы сегодня свободны, помогите Илье Михайловичу. Да, чуть было не забыл. Дубровину надо выслать пять комплектов. — Кивнул на прощание школьникам, глядевшим на него во все глаза. — Валерия Ракитина прошу со мной.

— Ребята, наверное, лопнут от любопытства, почему это вы увели меня, — сказал Валерка, когда они с Брянцевым заняли столик у борта плавучего ресторана с претенциозным названием «Зарница». — Здорово я их озадачил. Все допытывались, откуда я и что тут делаю, а я окутал себя завесой таинственности. Все-таки от вас и от мамы я нахватался терминов и кое-каких понятий и ввертываю их почем зря. — Валерка самодовольно хохотнул, удовлетворенный тем, что удалось втереть очки ребятам, да и Алексею Алексеевичу продемонстрировать, что не такой уж он недотепа.

«Рассуждает серьезно, а ухватки мальчишеские», — подумал Брянцев и, подмигнув, спросил:

— Чем же ты их озадачил? Своими парадоксами? Вроде как тогда в Москве меня?

— Подбросил парочку ежистых фразочек.

— Что пить будем? — Вопрос был задан с провокационной целью, но Валерка этого не понял.

— Пожалуй, я пивом обойдусь… — явно важничая, снизошел он.

Брянцев внутренне усмехнулся: «Ну и арап. Пивом, видите ли, обойдется. Будто доводилось глотать кое-что покрепче». Подозвал официантку.

— Пожалуйста, две бутылки пива и два шашлыка.

— Дядя Алеша, а вы хитрее, чем я думал, — пустился в откровенность Валерка. — Отправили бы вы ребят по заводу с каким-нибудь незадачливым парнягой, нанюхались бы они резины, наглотались бы сажи — вот и все впечатления. А так они завод глазами Кристича увидели. Изнутри. Потом Целин как бы на вышку их поднял — посмотрите, какие горизонты раскрываются перед вами. А признайтесь: вы умышленно зашли? Чтоб тонус у нас подвинтить?

— Зашел не умышленно. Но если ты считаешь — подвинтил, тем лучше. Как Кристич? Понравился тебе?

— Интересная у него особенность — говорить как бы на разных языках, даже строй речи у него меняется, — не ответив впрямую, поторопился со своими выводами Валерка.

Брянцев удивленно приподнял брови.

— С инженерами — как инженер, с рабочими — попроще, а с этими несмышленышами — как педагог, — резво пояснил Валерка.

«Подмечает даже то, чего и взрослый не подметит. А Леля все еще считает его ребенком». Алексею Алексеевичу очень хотелось узнать, что решил для себя Валерка, но предпочел подождать — может, мальчуган сам распахнется.

Официантка принесла заказанное и незаказанную рюмку коньяка — безотказный и весьма оправдывающий себя способ выполнять план, — с невозмутимым видом поставила перед Брянцевым.

— Дядя Алеша, как я понял, вам хотелось бы, чтоб я стал шинником, — разливая по фужерам пиво, сказал Валерка.

— Так прямо я вопрос не ставлю. У тебя полная свобода выбора. А с шинным производством познакомил… ну, потому, что, во-первых, оно мне ближе всего, а во-вторых, для начала. В субботу поедем на нефтеперегонный, у