Дочери без матерей. Как пережить утрату - Хоуп Эдельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жить вообще нелегко. А жить, следуя желаниям двух человек, практически невозможно. 32-летняя Гейл боролась с этим последние 14 лет. Они с матерью были очень близки. Мать умерла от рака, когда Гейл было 18 лет. С тех пор она колебалась между желанием стать своей мамой и остаться дочерью. Это нанесло урон ее идентичности.
Если бы моя мама была жива, возможно, я поняла бы, что могу жить своей жизнью. Но после ее смерти я решила, что это невозможно, и не позволяла себе делать то, что не понравилось бы маме. Поскольку она уже не могла одобрить мои поступки, я делала лишь то, что она разрешила бы мне делать, или то, что она сама делала в прошлом. Я спокойно ушла из университета, зная, что мама тоже не получила высшего образования. Я начала встречаться с мужчиной, который мне не нравился, но который бы точно понравился маме. Наверное, я пыталась повторить ее жизнь и потом закончить ее. Начала с того, что перестала заботиться о себе физически и эмоционально. То же самое делала моя мама. Вот почему она заболела – никогда не говорила другим о своем самочувствии и проблемах. На следующей неделе я собираюсь сдать анализы, чтобы проверить, нет ли у меня предракового или ракового состояния, хотя слово «предраковый» мне нравится больше. Из-за этого я чувствую, что живу ее жизнью, потому что у мамы была наследственная лимфома. Будет забавно, если в итоге я буду заботиться о своей матери таким образом.
После смерти матери Гейл лишь начала запоздалое и сложное психологическое отделение от нее. Как любой девочке-подростку, ей пришлось наладить связь с тем же человеком, от которого она пыталась отделиться, и воссоздать свою идентичность. Смерть матери остановила этот процесс в важный момент, связав дочь наполовину с матерью. Как и многие женщины без матерей, Гейл боялась повторить прошлое мамы (она старалась отделить себя от понятия «рак») и очень хотела сохранить связь (это подпитывало ее желание закончить жизнь мамы). Гейл мешала своеобразная психологическая полиция, которая по-прежнему использовала метод кнута и пряника для 18-летней девушки. Она пересекла возрастную черту 30 лет, чувствуя, что не в силах противостоять давно умершей матери.
Гейл – пример женщины, застрявшей между борющимися силами матрофобии и того, что я назвала матроидентичностью. В книге «Рожденные женщиной» Адриенна Рич поясняет, что матрофобия – страх дочери стать ее матерью. Дочь знает слабые стороны матери и боится унаследовать их. Ругая свою мать за ошибки, она молится, чтобы самой их не допустить («О боже! Я превращаюсь в мою мать!»). Матрофобия может вызвать интенсивный стресс. Женщина нередко боится стать своей матерью, потерявшей контроль над телом или разумом, оставившей детей одних слишком юными, прожившей короткую жизнь и не успевшей реализовать свои мечты.
Было бы проще отделиться от этих страхов и подавить матрофобию, если бы не ее коварная «сестра» – матроидентичность. Матроидентичность – это неизбежность того, что дочь найдет в себе черты матери. Она не дает нам полностью отделиться от человека, потому что наше тело, привычки и манера поведения постоянно пробуждают воспоминания о нем. Всякий раз, когда я говорю: «Эта женщина – нечто», – внутри срабатывает сирена. Моя мать всегда использовала эту фразу. Она мне не нравится, но иногда я ее произношу. Наверное, после 17 лет совместной жизни и с 50 % ее генов это обязано иногда происходить. Это же заставляет меня задуматься о том, сколько привычек матери я переняла неосознанно, несмотря на решение отличаться от нее. Насколько я уже похожа на нее.
«Интересно, в попытке стать собой стала ли я своей мамой в юности», – пишет Ким Чернин в мемуарах об идентичности матери и дочери «В доме моей матери» (In Му Mother s House). Мысль о том, что моя жизнь может идти параллельно с жизнью моей мамы, кажется мне невозможной. Мы абсолютно разные люди. Она изучала музыку, я работаю со словами. Она вышла замуж за жителя Нью-Йорка и родила троих детей к 32 годам. Я вышла замуж за израильтянина и родила первую из двух дочерей в 33. Но сходство невозможно игнорировать. В своих семьях мы обе были первыми дочерьми. У нас обеих – по две дочери. Каждая из нас отказалась преподавать. Когда я думаю об этом, не могу удержаться от вопроса: разве я и моя мать – не один и тот же человек?
Недавно мне рассказали народное предание.
Молодая жена готовит первый ужин – жаркое. Муж видит, как она отрезает кусок мяса с одного края, прежде чем положить его в кастрюлю.
– Зачем ты это делаешь? – спрашивает он.
Жена растерянно отвечает:
– Я не знаю. Так всегда делала моя мать. Возможно, так мясо получается вкуснее. Я спрошу у нее.
На следующий день она навещает мать.
– Мама, – говорит она, – вчера вечером, когда готовила жаркое, я отрезала кусок мяса, прежде чем положить его в кастрюлю. Я сделала это, потому что так всегда делала ты. Скажи мне, зачем?
– Я не знаю, – растерянно отвечает ее мать. – Так всегда делала моя мать. Возможно, так мясо получается нежнее. Я спрошу у нее.
На следующий день женщина отправляется к своей матери.
– Мама, – говорит она, – вчера вечером, когда моя дочь готовила жаркое, она отрезала кусок мяса, прежде чем положить его в кастрюлю. Она сделала это, потому что так всегда делала я. Я делала это, потому что так всегда делала ты. Скажи мне, почему?
Ее мать со смехом поясняет:
– Я делала это, потому что так всегда делала моя мать. Однажды я спросила у нее, почему. Она сказала, что когда я была ребенком, наша семья была такой бедной, что у нас имелась всего одна кастрюля, и очень маленькая, для жаркого. Поэтому ей приходилось отрезать кусок мяса, чтобы кусок поместился.
Три поколения женщин использовали пример матери в качестве руководства к действию. Это мощный подсознательный образец. Даже если вы не окончите университет, который окончила ваша мать, не родите троих детей, не будете готовить жаркое на ужин каждый четверг или вообще не будете готовить, мать занимает в вашем сознании центральное место. Она подталкивает вас к решениям, похожим на те, которые когда-то принимала сама.
Матери и дочери повторяют друг друга. Мать проецирует на
