Горная роза - Нора Хесс

Сид ехал рядом с Чейзом.

– Мы вымокнем еще до вечера.

– Боюсь, что да.

Чейз наклонил голову против порыва ветра.

– Так внезапно стало холодно. Нам повезет, если не пойдет снег.

Сид стал позади него, и лошади поскакали друг за другом.

Ветер стал завывать, и ветки сосен над их головами качались и скрипели. Где-то через полчаса ветер утих, и начался дождь, падая совершенно прямо.

Мужчины промокли прежде, чем успели достать брезент из вьюков и укрыться ими.

Рано потемнело из-за мрачных дождевых туч, и Чейз всматривался вперед, ища какое-нибудь укрытие. Наконец, он увидел канадскую ель, такую густую, что, вероятно, и солнце не могло проникнуть сквозь тесно сплетавшиеся ветки.

Он улыбнулся, вздохнув облегченно, подумал, что сегодняшний ужин будет не из одного вяленого мяса, потому что под таким густым укрытием можно развести костер.

– Сюда, мужчины, – позвал он и повернул Сэмпсона к деревьям.

Когда Чейз обнаружил, что земля в лесу пока еще не сырая, он спрыгнул с седла, привязал жеребца к дереву, потом позвал Джонни, и они вдвоем пошли искать сухие дрова.

В течение нескольких минут они насобирали сухих палок и огромного размера веток. Пока Чейз ходил за брезентом, привязанным за седлом, Джонни развел костер.

Чейз расстелил большой брезент около костра, потом опрокинул и высыпал содержимое мешка с провизией на него.

Когда искры поднимались от разведенного костра и исчезали в тени, мужчины и проститутка подошли и стали вокруг него, потирая свои замерзшие руки, в то время как мокрая одежда сушилась на их плечах.

– Вы, мужчины, должны отойти назад, если хотите поужинать сегодня.– Сид протиснулся между ними, держа в одной руке связку молодых фазанов, которых он подстрелил, а в другой – зеленые тонкие прутья.

Мужчины отступили на несколько шагов, оставляя повару достаточное пространство, чтобы проткнуть вертелами и разместить над огнем птиц.

Сид, кидая на всех мрачные взгляды, ворчал ехидно, что все они были бы хорошими охотниками, если бы могли терпеть холод и сырость.

Охотники только усмехнулись, уверенные в своих силах противостоять всем стихиям, что мать-природа уготовит им. Но, если близко был жаркий костер, они стремились, как и каждый человек, почувствовать его тепло.

Сид не возражал, когда худая маленькая проститутка подвигалась все ближе и ближе к костру. Он даже постелил одеяло поближе к огню и разрешил ей жестом сесть на него. У этого большого мужчины была жалость к детям и слабому полу. Для него здесь не имело значения, была ли эта женщина его женой, соседкой или голой проституткой.

Женщина улыбнулась благодарно и протянула руки к костру, излучающему тепло. Очевидно, был и еще мужчина в их группе, разделяющий чувства Сида, потому что кто-то отдал женщине свой брезент.

Сплошная темнота быстро спустилась на промокший лес. Когда усталые мужчины налетели на жареное мясо, только огонь костра разгонял полумрак. Еда была быстро съедена, сырая одежда развешена вокруг костра на просушку. Потом мужчины разостлали одеяла, и ни один не поинтересовался картами сегодняшней ночью.

Проститутка вздохнула с облегчением и завернулась в одеяло, пока никто из них не передумал.

На следующее утро Чейз вылез из-под одеяла, встал, чувствуя судороги и боль. Дождь прекратился в течение ночи, но воздух был сырым и прохладным. Он посмотрел на худое тело Джонни, который, свернувшись, лежал в своей постели, ему стало жалко его будить. Мальчик смертельно устал прошлой ночью, когда они сделали привал, но не произнес ни единого слова жалобы.

Этим утром он сам разведет костер и даст ребенку поспать немного дольше.

Чейз присел и стал сгребать остатки прошлого ночного костра. Среди золы осталось несколько тлеющих угольков, он положил на них маленькие веточки, и они легко разгорелись. Когда костер запылал к его удовольствию, он взял кофейник и пошел к реке, чтобы его наполнить.

Тяжелые облака еще висели над его головой, и белый туман завивался вдоль реки, когда Чейз зачерпнул воду. Он вернулся к огню, подложил побольше дров, начал кипятить кофе.

Вскоре тепло от костра, который хорошо разгорелся, дошло до спящих мужчин, и они зашевелились. Они учуяли аромат кофе и в течение нескольких минут уже столпились, обнаженные, около костра.

– Ваша одежда высохла, мужчины, – сообщил Чейз.– Давайте, одевайтесь и пейте кофе.

Спустя несколько минут, сухие и довольные, мужчины наполнили свои животы горячим напитком, и некоторые из них стали посматривать на женщину с интересом, который они не проявляли прошлой ночью.

Чейз уловил эти взгляды и покачал головой.

– Сейчас не будете тащить карты! Садимся на коней и едем!

Немного поворчав, через несколько минут мужчины уже оседлали коней и следовали за Чейзом.

Ранняя прохлада утра легла на непокрытые плечи Рейган, медленно пробуждая ее. Когда она потянула мягкую шкуру, укрываясь до подбородка, бабушка Мальчика встала с постели и разожгла угли в яме до скачущих языков пламени.

Когда Рейган пристально смотрела на жар огня, ее первой мыслью было, как обычно по утрам, что принесет ей новый день? Она больше не боялась за свою безопасность в индейской деревне. Хотя на нее многие бросали враждебные взгляды, когда она появилась, никто не беспокоил ее и не приближался к ней. Она даже заимела двоих друзей – бабушка Мальчика и одного из его братьев.

Любовь, которую обе женщины испытывали к ребенку, связала их тесными узами. Однако появление бабушки вовсе не означало, что теперь Рейган не заботилась о малыше. Бабушка ухаживала за внуком с большой нежностью, однако она позволяла Рейган держать ребенка и играть с ним.

Правда, она могла теперь только наблюдать, как его купали и кормили из бутылочки, хотя сама очень любила это делать. Но, как приказал вождь, ребенок должен быть отнят от ее груди. А ведь именно она услышала его первый крик в своем доме!

Мальчик, как Рейган продолжала называть его, теперь пил козье молоко. Откуда появилось животное, она не знала, но подозревала, что ее предыдущим домом был загон в хозяйстве белого человека.

Ребенок хорошо принял новое питание.

Рейган посмотрела сквозь огонь на маленькую фигурку, свернувшуюся калачиком на постели из шкур. Она улыбнулась. Десятилетний сын вождя, брат Мальчика, был теперь ее вторым новым другом. Подросток научился английскому языку от своего отца и был ее переводчиком, когда она хотела поговорить с его бабушкой.

С их первой встречи мальчик не сводил с нее своих серьезных глаз. Когда они были одни, она прижимала его к себе, понимая, что ребенок горюет по своей матери. Откликаясь на ее ласку, он не стеснялся ронять слезы в ее присутствии, над чем насмехались бы люди из его обычного окружения. Индейский мальчик с пяти лет становится мужчиной и не смеет показывать свои слабости.