Гитлер - Марлис Штайнер

Угроза немецкого воздушного превосходства, страх перед бомбами, падающими на Лондон или Париж, превратились в настоящий кошмар для руководителей демократических государств Европы. Это стало одной из причин того, что Великобритания в нарушение договоренностей, достигнутых 11 апреля в Стреза, а затем на заседании Лиги Наций, всего два месяца спустя согласилась на заключение морского договора с Германией.

Во время переговоров с лордом Саймоном и Энтони Иденом Гитлер предложил ограничить размеры немецкого флота, чтобы они составляли 35 % британского. Для Великобритании, чей флот должен был защищать интересы страны на Дальнем Востоке, а также в Европе, противостоя итальянской и немецкой диктатурам, было предпочтительнее хотя бы на несколько лет связать Германии руки, чем позволить ей бесконтрольно вооружаться; именно это и стало причиной «предательства» единого фронта, обсуждавшегося в Страза, в чем потом упрекали Англию.

Впрочем, самоуверенность, которую Гитлер так старательно демонстрировал английским дипломатам в ходе переговоров, была лишь видимостью. Если верить Геббельсу, на самом деле он был крайне обеспокоен, опасаясь вооруженного вторжения. Поэтому фюрер бросил все свои силы на то, чтобы сорвать намечавшийся союз Франции и Англии, для чего требовалось договориться с англичанами. 21 мая он намеревался выступить с «речью о мире» и тем самым разрядить обстановку. В Лондон был отправлен Риббентроп, которому поручили договориться о заключении морского договора; 18 июня этот вопрос решился положительно. Вместо предусмотренных Версальским договором 144 тыс. тоннажа немецкий военный флот отныне получил право на 520 тыс. тонн и строительство крупных кораблей; впрочем, немецкие судостроительные верфи были не в состоянии столько «потянуть», о чем британцам было отлично известно. По подводным лодкам Германия получила теоретический паритет с Великобританией, но согласилась временно ограничиться 45 %. К моменту заключения договора Германия уже вела строительство 36 подлодок различного типа, общим тоннажем 14,5 тыс., что составляло две трети от упомянутых 45 %.

Высшее флотское командование (ОКМ) предпочло бы, чтобы договор о паритете был заключен с Францией, поскольку в этот момент Редер планировал начать войну не против Англии, а против Польши и Франции. Морской капитан Дениц, осенью 1935 года назначенный командиром первой подводной флотилии, думал точно так же. Тем не менее ОКМ согласилось с условиями морского договора, поскольку они предусматривали временную приостановку гонки военно-морских вооружений, а мощность судоверфей не позволяла увеличить производство. Кроме того, их порадовало признание со стороны других держав права Германии на военный паритет. Наконец, договор выводил Германию из изоляции, что тоже было воспринято благоприятно. Что касается Гитлера, то он расценивал этот договор как первый шаг к вожделенному альянсу с Великобританией. Для облегчения работы Риббентроп в следующем году получил назначение на должность посла в Лондоне. Однако, пока шли переговоры, случилось несколько событий первостепенной важности.

2 мая 1935 года Франция и Советский Союз подписали пакт о взаимопомощи. 5 декабря 1934 года произошла стычка между эфиопскими солдатами и сомалийскими частями итальянской армии, стоявшей в Огадене, на эфиопской территории, и Муссолини, державший семь из тринадцати министерских портфелей в правительстве, в том числе портфель министра колоний, решил воспользоваться инцидентом как предлогом для начала «естественной экспансии» в Африку. В январе 1935 года он информировал Лаваля, а затем и английское правительство о своих намерениях; поскольку в Стреза этот вопрос не затрагивался, он почувствовал полную свободу. Сообщение о введении в Германии обязательной воинской службы и заключение англо-немецкого морского договора подталкивали дуче к быстрым действиям, поскольку грозили образованием англо-немецкого фронта. Иден попытался удержать его, предлагая другие варианты присутствия на Черном континенте и угрожая санкциями со стороны Лиги Наций, членом которой являлась Эфиопия. Но все его усилия оказались тщетны, равно как и любые другие усилия, предпринятые под эгидой Лиги Наций. Муссолини всерьез вознамерился захватить Эфиопию. 2 октября 1935 года в своей речи перед огромной восторженной толпой он объявил, что его войска вошли в империю негуса.

В Берлине с большим интересом следили за развитием событий. 25 августа Геббельс записал в дневнике: «Это льет воду на нашу мельницу». 19 сентября: «Война неизбежна». 21-го: «Англия выступает против Италии. Бедный Муссолини! Он сам себя загнал в тупик». 23-го: «Жаль, что все так складывается. Все-таки фашизм нам гораздо ближе, чем либерализм. Но Муссолини расплачивается за унижение, которому подверг нас в прошлом году. Если бы мы были на его стороне, его положение выглядело бы совсем иначе. В конце концов, долго удерживать Австрию ему не удастся». 1 октября, во время переговоров с премьер-министром Венгрии Гембешем, Геббельс жаловался на тон итальянских газет, прекрасно понимая, что собеседник передаст его упреки Риму. 13 октября он записал: «У Муссолини не все ладно. Против него все антифашисты. Для нас это лишний повод стать на его сторону. Я отдал прессе приказание на этот счет. Иначе нам пришлось бы отсекать от себя собственную плоть. Фюрер одобряет мою новую позицию в итало-абиссинском вопросе». 19 октября: «Положение Муссолини отчаянное. Англия попытается втянуть нас в дело с санкциями. Тогда фюрер предложит выступить посредником. Если мы поведем себя достаточно хитро, все каштаны из огня будут наши. Только не надо лишних сантиментов». 23 ноября: «Фюрер волнуется по поводу Муссолини».

Даже из этих коротких цитат становится ясно, что германо-итальянские отношения отнюдь не были радужными. Есть даже сведения, что Германия поставила Абиссинии столько же техники и других материалов, сколько Италии. Смена ориентации произошла только осенью 1935 года. На место антинациста Джерутти Муссолини назначил нового посла – Аттолико. 6 января 1936 года дуче сообщил немецкому послу в Риме фон Гасселю о своем намерении сблизиться с Германией. Оба диктатора собирались использовать друг друга в качестве щита; итальянский – для завоевания империи в Африке, немецкий – для ликвидации демилитаризованной зоны в Рейнской области.

Милитаризация Рейнской области стала вторым «воскресным ударом» Гитлера – первый, как мы помним, преследовал цель восстановления обязательной военной службы. Сама идея проворачивать наиболее дерзкие акции в конце недели, когда все учреждения закрыты, родилась еще в 1923 году, во время подготовки к путчу. Оккупация Рейнской области должна рассматриваться как решительный поворот к политике подготовки к войне. Разорвав последние звенья «версальской цепи», восстановив немецкий суверенитет, сняв последние препоны на пути перевооружения, Гитлер получил полную свободу действий.

7 марта 1936 года по его приказу три батальона переправились через Рейн, имея целью добраться до Эксла-Шапели, Трира и Саарбрюке; основная часть войск оставалась на правом берегу, заняв несколько важных в стратегическом отношении мостов. Эта операция вовсе не стала таким уж сюрпризом для иностранных держав – все давно ожидали чего-то в этом роде, сомневаясь только по поводу конкретной даты.

С военной точки зрения операция была оправдана необходимостью в случае вооруженного конфликта с Францией иметь возможность выйти на рейнский рубеж; это было обязательное условие успешной обороны, хотя бы даже краткосрочной. В феврале Генеральный штаб, изучив ситуацию, пришел к выводу, что переправить железной дорогой войска, сосредоточенные на востоке демилитаризованной зоны, чтобы они успели остановить французское наступление, будет невозможно. Эти соображения отталкивались от предположения о высокой мобильности французской армии и недостаточно надежной защите немецкой границы.

Подобный конфликт мог бы иметь место как ответ на нарушение Германией Версальского договора и договора в Локарно либо в случае начала войны на востоке, в которую вмешается Франция в силу своих обязательств перед Польшей, Чехословакией и даже – после заключения франко-советского пакта – Советским Союзом. Именно последнее событие было использовано Гитлером для ликвидации последнего «белого пятна» в системе западной обороны.

С самого момента подписания франко-советского пакта Гитлер, фон Нойрат, Риббентроп и другие немецкие дипломаты без устали нападали на него, называя «грубым попранием договоренностей Локарно» и подчеркивая собственную верность этим договоренностям. Стоило французской палате ратифицировать пакт, как в Германии началось движение за оккупацию Рейнской области. Особенности этого процесса настолько любопытны, что имеет смысл остановиться на них подробнее. По настоянию Геббельса Гитлер удерживался от каких-либо шагов до ратификации пакта французским сенатом и заседанием членов совета Лиги Наций в Женеве – ему нужен был предлог юридического характера. Поскольку он хорошо понимал весь риск своей затеи, нельзя сказать, что решение далось ему без труда. Лишь 2 марта он изложил свои соображения Геббельсу и фон Папену. Момент был критический, и действовать следовало быстро. «Кто не рискует, тот не выигрывает», – заявил фюрер. Геббельс в очередной раз занес в дневник свои восторги по поводу того, что они «творят историю». На следующий день фюрер собрал в канцелярии совещание, на котором присутствовали Геринг, Бломберг, Фритш, Редер и Риббентроп. Он поставил их в известность о том, что в следующую субботу объявит рейхстагу о ремилитаризации Рейнской области, одновременно обещая иностранным державам вернуться в Лигу Наций и заключить с Францией воздушный пакт и пакт о ненападении. Таким образом он сведет к минимуму опасность немедленного нападения, разорвет немецкую изоляцию и окончательно восстановит немецкий суверенитет. Париж не сможет предпринять никаких крупномасштабных акций, Англия будет довольна, а Италия, так обманувшая их доверие, пусть обижается сколько ей угодно. Тогда же будет объявлено о роспуске рейхстага, начнется избирательная кампания, в ходе которой будет нетрудно изложить свою внешнеполитическую программу. Фритш заявил, что на подготовку акции ему нужно шесть дней. Оставалась последняя неопределенность, связанная с Женевой, – если заседание не состоится, руки у них будут связаны.