Флорис. «Красавица из Луизианы» - Жаклин Монсиньи

Батистина схватила за руку Жоржа-Альбера и бросилась к лесу. Она бежала так быстро, как только позволяли ей сапоги, которые были ей велики, как и мундир. Через несколько минут они уже оказались пол спасительным пологом деревьев. Здесь было, пожалуй, безопаснее, чем на открытом пространстве, ведь здесь их, по крайней мере, не так легко было заметить. Они продолжали пробираться сквозь заросли молодых деревьев, постоянно натыкаясь на стволы и ветки. Они двигались вперед, совершенно не представляя себе, куда идут. Через несколько минут задохнувшаяся от быстрого бега Батистина повалилась без сил на землю Жорж-Альбер приложил палец к губам. Вновь загремели пушки, завязалась перестрелка. Среди деревьев раздался стук копыт. Батистина и Жорж-Альбер распластались в густой траве. Мимо пронесся английский эскадрон, едва не растоптав их.

— Goddam! Damned Frenchmen![30] — ругались «красные мундиры».

Батистина выждала, когда они исчезнут вдали, и уже собралась было подняться, как Жорж-Альбер потянул ее за рукав: на них двигалась рота пехотинцев с примкнутыми штыками. Батистине пришло в голову, что все эти солдаты посланы искать и схватить ее самое, но в эту минуту примерно в трехстах туазах от нее послышались крики, загремели выстрелы, и она поняла, что свежие силы англичан пошли в атаку на французские батареи.

— О, Жорж-Альбер! Мы, должно быть, попали в лес Барри! Господи! — прошептала Батистина, прислушиваясь к яростной пальбе.

Двое друзей снова побежали наугад. Батистина не могла сообразить, стоит ли им приближаться к французским батареям или, наоборот, бежать от них подальше. Ядра свистели у них над головами, разбивали в щепки деревья, с глухим стуком ударялись о землю, засыпая их песком и мелкими камешками.

Они попали между двух огней. Если повернуть назад, то окажешься в английском лагере, двигаться вперед — дать себя разорвать французскими ядрами. Шальные пули посвистывали прямо над головой, снаряды разрывались почти у самых ног, оранжевое пламя металось по траве. Вдруг снова запели горны, раздались громкие крики. Батистина терялась в догадках: что бы это могло значить? На всякий случай они с Жоржем-Альбером снова распластались в густых зарослях. Разумеется, Батистине было невдомек, что ловко спрятанные под покровом леса батареи Мориса Саксонского расчленили армию англичан на несколько частей. И теперь те давали сигнал к отступлению, чтобы перегруппироваться в каком-нибудь относительно спокойном месте и вновь пойти в атаку.

Батистина и Жорж-Альбер увидели, как мимо них потянулись толпы искалеченных людей. Более крепкие поддерживали тех, что едва могли волочить ноги. Некоторых солдаты несли на руках. В Батистине проснулся инстинкт самосохранения. Она дрожала всем телом…

Один молодой англичанин, с развороченным пулей животом, рухнул и захрипел в трех шагах от девушки, Она хотела было оказать ему помощь и подбежала к бедняге, но он был уже мертв.

— О, Жорж-Альбер! Как все это ужасно! Как отвратительна война! — шептала Батистина с глазами, полными слез.

Маленькая обезьянка дружески похлопала ее лапкой по щеке, потом сделала знак, что отступающие войска уже прошли и что надо этим воспользоваться. Они вновь бросились бежать как сумасшедшие, не разбирая дороги. В лесу, казалось, стало потише, но Батистина не знала, радоваться этому спокойствию или огорчаться. Вокруг не было видно ни одного английского солдата. Девушка почувствовала некоторое облегчение и вздохнула полной грудью. Ей стало очень жарко, и она расстегнула мундир.

Внезапно друзья выскочили на большую пустынную полянку, усыпанную ромашками и маками. Пели птицы. Примерно в пятидесяти туазах виднелись крыши домов какой-то деревушки. Похоже, там было все спокойно. Батистина вдруг ощутила себя далеко-далеко от поля битвы. Она нагнулась и сорвала несколько цветков.

Жорж-Альбер, более обеспокоенный, чем его хозяйка, вертел головой направо и налево. Небольшой холм с купой деревьев наверху скрывал от них восточную часть поляны, а в ста туазах к западу располагалась небольшая возвышенность. Жорж-Альбер заметил неподалеку, на дереве, в двадцати футах от земли, небольшой охотничий шалаш, искусно спрятанный среди ветвей и казавшийся пустым. Жорж-Альбер быстро повлек за собой Батистину. Внезапно совсем рядом послышалась барабанная дробь. Друзья как раз пересекли поляну, когда на вершине холма показались англичане. Они шли, четко печатая шаг. Жорж-Альбер утер пот со лба. Батистина полезла на дерево. К счастью, в ствол были вбиты крюки и железные кольца. Жорж-Альбер подталкивал девушку сзади. Страх тоже оказался хорошим помощником в столь трудном деле. Задыхаясь, она все же добралась до шалаша, втащила в ненадежное убежище Жоржа-Альбера и прикрыла расшатанную, еле висевшую на петлях, дверцу. Хлипкое строеньице оказалось довольно просторным внутри — оно было предназначено для трех-четырех охотников. В углу были прибиты две широкие доски, которые могли служить как столом, так и лежанкой. Спереди виднелось небольшое, примерно в фут шириной, отверстие для мушкетов. Жорж-Альбер и Батистина тотчас же приникли к нему. Перед ними открывался великолепный вид. Да, сколь бы ни было ненадежно их убежище, все же это было лучше, чем ничего.

— Мы, должно быть, находимся совсем рядом с Фонтенуа, — прошептала Батистина.

Жорж-Альбер сделал ей знак замолчать… «Красные мундиры» находились уже почти посреди поляны. Внезапно они остановились. На узкой тропинке появилась колонна французских гвардейцев. Они преградили дорогу англичанам. Войска застыли друг против друга. От волнения Батистина так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони. Две тысячи человек, две тысячи бьющихся сердец… Враги молча смотрели друг другу в лицо…

— Что они собираются делать, Жорж-Альбер? Честное слово, не понимаю! — прищурила глаза Батистина, стараясь получше рассмотреть ряды французов в надежде увидеть кого-либо из знакомых.

Один из английских офицеров, которого она видела в окружении герцога Камберленда, выступил вперед.

— О, только бы этот человек не заметил, что мы залезли сюда! Это лорд Чарльз Гей, Вилли звал его Чарли, — прошептала Батистина.

Под лучами весеннего солнца англичанин был очень хорош собой. Его, разумеется, занимали более серьезные вещи, чем какая-то французская девчонка.

Он сделал несколько шагов вперед, гордо выпятив нижнюю челюсть и презрительно оттопырив нижнюю губу.

— Этот бедняга Чарли совершенно сумасшедший. Crazy, как говорят англичане! Его же сейчас убьют! — ужаснулась Батистина, выучившая за пару дней несколько слов на языке великого Шекспира. Она еще крепче стиснула лапку Жоржа-Альбера.