Полет шершня - Кен Фоллетт

Харальд отреагировал инстинктивно: не раздумывая, бросился на Хансена. В тот момент, как тот достал из кобуры пистолет, Харальд врезался в него камнем. Хансена отбросило к церковной стене, однако он не выронил пистолет, а поднял его, целясь. Харальд понял, что счет идет на секунды. Размахнувшись, он врезал Хансену в скулу. Отчаяние придало сил. Хансен, звучно треснувшись затылком о кирпичную стену, закатил глаза, обмяк и сполз наземь.

Харальд, перепугавшийся, что прикончил его, склонился над ним и тут же увидел, что Хансен дышит.

«Уф, пронесло, – выдохнул он. – Избави Бог убить человека – даже такого злобного дурака, как Хансен».

Стычка закончилась почти мгновенно, но, может, их видели? Харальд глянул туда, где сквозь парк просматривался солдатский лагерь. Кое-какое движение там было, но в эту сторону никто вроде не смотрел.

Харальд запихнул пистолет Хансена себе в карман, потом поднял обвисшее тело, перекинул через плечо, как учат пожарных, и поспешил к главному входу в церковь, который все еще оставался открытым. Продолжало везти, никто его не застукал.

Опустив тело на пол, он торопливо запер церковную дверь. Достал из кабины «шершня» моток веревки, связал Хансену ноги, перевернул его на живот, связал за спиной руки. Потом взял свою грязную рубашку и половину ее засунул Хансену в рот, а для подстраховки, чтобы кляп не выпал, подхватил его бечевкой, завязав ее на затылке.

Наконец уложил Хансена в багажник «роллс-ройса» и хлопнул крышкой.

Поглядел на часы. Еще есть время добраться до города и предупредить Карен.

Он зажег огонь под котлом своего мотоцикла. Не исключено, кто-то увидит, как он выезжает из церкви, но времени на предосторожности уже нет.

Однако не стоит разъезжать по стране с карманом, оттопыренным пистолетом полицейского. В недоумении, как поступить с оружием, он открыл правую дверцу «шершня» и положил пистолет на пол, где никто его не найдет, пока не заберется в кабину и на него не наступит.

Когда мотоцикл выпустил клуб пара, Харальд растворил дверь, вывел машину наружу, закрыл дверь изнутри, а сам выбрался в окно. И опять повезло, опять никто не застукал.

До города доехал, настороженно выглядывая полицейских. Припарковался под боком у Королевского театра. Ко входу была проложена красная ковровая дорожка.

«Ах да, – вспомнил Харальд, – на представлении будет король!»

В афише значилось, что «Шопениана» – последний из трех балетов, включенных в программу. Толпа хорошо одетых людей стояла на ступеньках с бокалами в руках. Значит, антракт.

Харальд направился за кулисы, но его не пустили. У служебного входа стоял капельдинер в форме.

– Мне нужно поговорить с Карен Даквитц, – обратился к нему Харальд.

– И речи быть не может. Ей сейчас на сцену.

– Это очень важно.

– Придется подождать.

Харальд понял, что капельдинера не пронять.

– Как долго длится балет?

– Примерно полчаса, в зависимости от темпа, в каком играет оркестр.

Тут Харальд вспомнил, что Карен оставила для него билет в кассе. «Что ж, придется посмотреть, как она танцует», – подумал он.

В мраморном фойе, где размещалась касса, Харальд получил свой билет и вошел в зал. Прежде он в театре не был, и теперь в изумлении глазел на блистающее позолотой убранство, на ярусы лож, на ряды красных плюшевых кресел. В четвертом ряду нашел свое место. Прямо перед ним сидели два немецких офицера. Харальд бросил взгляд на часы. Почему не начинают? Петер Флемминг с каждой минутой все ближе…

Он взял программку, оставленную кем-то на соседнем сиденье, и пролистал ее, выискивая имя Карен. В списке исполнителей его не было, но на листочке, выпавшем из буклета, значилось, что прима-балерина по болезни отсутствует, а заменяет ее Карен Даквитц. Мало того, оказалось, что и единственный исполнитель мужской партии «Шопенианы» также пал жертвой выкосившей полтруппы желудочной хвори и вместо него тоже дублер, Ян Андерс. Тяжкое, однако, испытание для театра – выпустить в главных партиях новичков, когда в зале присутствует король.

Минуту спустя он вздрогнул, увидев, что в двух рядах впереди него усаживаются старшие Даквитцы. Следовало сразу понять: родители Карен ни за что не пропустят звездный час дочери. Поначалу озаботившись, как бы его не увидели, подумав, Харальд махнул на это рукой. Поскольку полиции известно, где он скрывается, нет нужды держать это в секрете от прочих.

И тут Харальд вспомнил, что на нем американского производства спортивный пиджак господина Даквитца. Пиджаку пятнадцать лет, если верить ярлыку портного, пришитому к внутреннему карману, но Карен ведь не спрашивала у отца разрешения позаимствовать его, правда? Интересно, признает ли пиджак господин Даквитц? На это Харальд сказал себе, что глупо даже думать об этом. Обвинение в краже пиджака – это меньшее, что должно его беспокоить.

Сунув руку в карман, он коснулся кассеты с пленкой.

«Удастся ли нам с Карен взлететь на «шершне»? Многое зависит от того, как будет тащиться поезд, которым следует Петер Флемминг. Если прибудет рано, Флемминг и фру Йесперсен поспеют в Кирстенслот раньше нас. Даже если получится избежать ареста, трудно представить, как добраться до самолета, который под надзором у полицейских. А с другой стороны, Хансен выведен из игры и за «шершнем» никакого надзора. Если поезд с Флеммингом притащится за полночь, не исключено, что мы успеем взлететь. Фру Йесперсен знать не знает, что я ее видел. Она думает, время терпит. Это мой главный козырь. Когда же начнется этот балет, черт бы его побрал?»

Зрители расселись, и в королевскую ложу вошел король. Зал встал. Харальд впервые видел Кристиана наяву, но лицо было знакомо по фотографиям. Вислые усы придавали ему вечно мрачное, унылое выражение, весьма уместное для монарха оккупированной страны. Король во фраке держался подчеркнуто прямо. На фото на нем вечно красовался какой-нибудь головной убор, и теперь Харальд понял, что это, видимо, потому, что монарх лысеет.

Король занял свое место, зрители последовал его примеру, огни в зале погасли.

«Наконец-то», – вздохнул Харальд.

Поднялся занавес. На сцене неподвижно стояли в кружок двадцать примерно девушек и один юноша в положении стрелки на двенадцать часов. Танцоры, все в белом, были освещены лунным голубоватым светом, и края пустой сцены растворялись во тьме. Начало было очень эффектное, и Харальд, несмотря на свои тревоги, замер как зачарованный.

Прозвучал неспешный, нисходящий пассаж, и танцоры ожили. Круг расширился, только четверо остались внутри, юноша и три девушки. Одна лежала, словно спала. Начался медленный вальс.

Где же Карен? Все девушки в одинаковых платьях с тесными лифами и голыми плечами, пышные юбки волнуются при каждом движении. Очень соблазнительно выглядят, но в этом освещении все на одно лицо.

И тут спящая пробудилась и он увидел знакомую рыжую шевелюру. Карен плавно скользнула в центр сцены. Харальд страшно заволновался: вдруг она ступит как-то не так и испортит себе дебют, – но нет, Карен, судя по ее виду, превосходно знала, что делает. Теперь она танцевала на кончиках пальцев. Наверное, ей больно. Харальд даже поморщился. Карен меж тем будто парила в воздухе. Остальные выстраивались вокруг нее в узоры, линии и круги. Зрители сидели не дыша. Харальд просто раздулся от гордости за свою любимую. Как хорошо, что она решилась так поступить, что бы там потом ни случилось.

Музыка зазвучала в другом ключе, и в танец вступил партнер, прыжками пересек сцену. Харальду показалось, что тот действует немного неуверенно, и он вспомнил, что Андерс тоже ведь новичок, дублер. Карен же танцевала, казалось, без малейших усилий, но в партнере чувствовалась напряженность, она придавала его танцу ощущение риска.

Танец завершился той же медленной музыкальной фразой, с какой начался. Харальд понял, что никакой истории нет, балет бессюжетный, как музыка. Он посмотрел на часы. Прошло всего пять минут.

Кордебалет рассыпался и собирался все новыми узорами, обрамляя сольные номера. Вся музыка была на три четверти, очень мелодичная. Харальд, который любил диссонансы джаза, счел, что она сладковата.

Балет ему нравился, но мысль то и дело отвлекалась то на «шершня», то на Хансена, который в путах лежал в багажнике «роллса», то на фру Йесперсен. Как там поезд Флемминга? Пришел ли по расписанию? Если да, приехали они уже в Кирстенслот с фру Йесперсен или нет? Нашли ли Хансена? Лежат ли уже в засаде? Как это проверить? Может, подходить к церкви следует лесом?

Карен начала сольный танец, и Харальд понял, что его больше волнует ее номер, чем происки полиции. Беспокоился он напрасно: Карен спокойно и уверенно вертелась, бегала на цыпочках и вспархивала так непринужденно, словно придумывала все движения на ходу. Просто удивительно, как это у нее получалось: вот несется стремительно, вытанцовывает или прыгает через всю сцену – и вдруг резко замирает в безупречно грациозной позе, будто нет никакой инерции. Словно не подчиняется законам физики!