История жизни, история души. Том 3 - Ариадна Эфрон

- Что за безобразие? Кто дал право? Здесь же женщины! А может, мы не одеты, а может, вы ослепнете от наших задниц!

Солдаты, не обращая никакого внимания на крики, принялись за дело. Ни до, ни после я такого обыска нигде не видала! Не то что

они перетрясали все постели — они разрывали вышитые подушечки, покрывала, ватные одеяла — у тех, у кого они были. А ведь что такое ватное одеяло в лагере? Годами воруется по клочку вата, копится, а потом - когда-то - наступает счастливый момент, когда вся собранная вата раскладывается на упаковочную марлю и шьётся одеяло! Так что легко себе представить, что за визг стоял в бараке. Причём шёл он волной: там, где они уже прошли, тихо всхлипывали, зализывая раны.

А мы с Тамарой в своих всегдашних позах невинно смотрим вниз, как ангелочки с «Сикстинской мадонны». Наконец подошли к нам. Мы объясняем, что никаких вещей у нас нет - чемоданчик велели оставить на вахте.

- Пятьдесят восьмая, что ль? - Солдат повернулся к своему начальнику. - Эти с этапа, досмотренные.

- Проходи, — сказал тот.

Передвигаясь по бараку, они дошли наконец до Ритиной коечки и не только всё перетряхнули и распороли, но и саму кроватку разломали. И пока они ломали, Рита стояла в наполеоновской позе, скрестив на груди руки, и цедила сквозь зубы:

- Ну, я вам этого не забуду! Чтоб меня, больного человека, беспокоить после работы! Ну, я вам этого так не оставлю!

Разломав Ритину кроватку, они молча ушли и собак увели.

Тётя Надя привела столяра, который тут же стал ладить Ритину коечку. А Рита стояла всё в той же позе и цедила, раздувая ноздри:

- Ну, они поплатятся у меня за это!..

Тётя Надя суетилась вокруг неё, уговаривая:

- Риточка, деточка, не волнуйся! Ляг, Риточка, отдохни!..

На следующее утро тетя Надя сообщила:

- Ну, девки, узнала я, чего они такой шмон-то устроили! Кто-то у начальника деньги увёл, всю получку вольнонаёмных, по всей ведомости.

Тут что-то смутно забеспокоило меня, но... на следующий день мы вышли на общие работы, началась другая жизнь, мы очень уставали, потому что ослабли в тюрьме и на этапе. В один из этих дней подошла ко мне Рита и говорит:

- Аллочка, тот пакетик, что я вам давала, цел?

- Конечно.

- Можно его?

- Пожалуйста.

- Спасибо.

И всё.

Прошло несколько дней, и наступил выходной — тогда ещё были выходные дни, их отменили только в войну, и всю войну мы работали без единого выходного. Все куда-то ушли по своим делам, в бараке оставались только я и Рита. Рита лежала, видимо, плохо себя чувствовала, а я так устала за неделю, что решила отлежаться. Так мы и лежали.

Вдруг открывается дверь и входит высокий, стройный, красивый, цыганистый блатарь. Одет с иголочки: запахнутый бушлат, сапоги из мягкой кожи. Поклонился сдержанно при входе, подошел к Ритиной коечке, сел на краешек, и стали они тихо разговаривать.

Через некоторое время раздался звучный Ритин голос:

- Аллочка! Можно вас на минуточку?

Я подхожу.

- Познакомьтесь, Аллочка, это мой друг - Василий Жохов, первый вор Севера. А это - Аллочка, которая нам помогла.

- Аллочка, - сказал блатарь звучным баритоном, - мы хорошее помним, и потому, Аллочка, если вам что-нибудь нужно или что-нибудь будет нужно, прошу вас, обращайтесь прямо ко мне.

И тут только до меня дошло — что я носила в бюстгальтере!

Ни за какой помощью к Василию Жохову я не обратилась никогда, хотя видела его часто. А так хотелось иногда папиросок попросить, но подумаю — Господи, ведь ворюга же! — так и обходилась.

А потом Василий Жохов убил любимую овчарку начальника лагеря, чтобы добыть собачьего сала для туберкулезной Риты. Про это дознались, и его отправили куда-то в другой лагерь. Таким образом, Рита получила полный котелок собачьего сала, но лишилась любовника.

Вскоре и меня перевели в другое место, но по иным причинам. Однажды вызвал меня к себе «кум» (так называли оперуполномоченных), который, сильно надеясь на мои наклонности («подозрение в шпионаже»), предложил мне работать на них, то есть доносить на товарищей по беде. Я, естественно, отказалась. Он очень настойчиво меня убеждал.

- Ну что ж, Ариадна Сергеевна, — сказал он в конце разговора, — насильно мы никого заставлять не можем, да и не хотим, нам нужны люди, работающие по собственной воле. Давайте подписку о неразглашении и идите в барак.

Я и забыла об этом разговоре, но он не забыл. Через некоторое время меня повезли в управление в Княжпогост. Эту дорогу я хорошо запомнила: зимища! холодище!.. Привезли меня в город и поместили в местную тюрьму, огромную, деревянную. И мне было ужасно интересно, дуре, что она была сложена из огромных брёвен, положенных

не горизонтально, как мы привыкли, а поставленных вертикально. Переночевала я там, и с утра меня повели в местное управление внутренних дел. И так стыдно было идти по городу с двумя конвоирами по бокам!

После аналогичного предложения и аналогичного ответа мне сказали, что меня отправляют обратно в лагерь.

И вот еду я в вагоне - одна, только конвоиры в тамбуре. В пустом товарном вагоне, зимой, двое суток не евши, - потому что в тюрьме есть не дали, считая, что я в лагере получила, а в лагере считали, что там, куда везут, покормят. В общем, так и еду, сжавшись в уголке на своём тощеньком, с одним платьицем, узелочке. И замечаю вдруг, что ту станцию, где мне надо выходить, мы уже проехали и едем дальше, на север, в ночь, без остановок. Я задремала - что

же делать?..

Очнулась я от того, что в распахнутые двери вагона в кромешной тьме с ором и матом вваливалась толпа мужиков-уголовников. Я сжа

лась в своём углу, стараясь не дышать.

Поехали. Мат свирепый, дым, шум. И из-под меня вдруг исчезает узелочек, как будто его и не было. Послышались звуки гитары и голос:

— Конвой, свет сюда!

Конвойный принёс «моргасик», и я в восторге воскликнула.

- Вася! Жохов!

- Кто меня зовёт?

- Это я, Вася!

- Аллочка?! Какими судьбами? - и обернувшись: - Комсомольцы, что я слышу — ма-ат?! С нами — женщина!

И — отдаляющимся рокотом — мат стих. И около меня каким-то чудом стали возникать вещички из моего узелочка - красненькое платьице, расчёсочка.

- Аллочка, давно ли оттуда?

Рассказываю, упоминаю Риту.

- Ах, Рита, жизнь моя! А откуда сейчас?

Рассказываю, не упоминая о главной причине.

- Наверное, с «кумом» не поладили?

-Да... п

- Зря! Не надо бы... они - народ мстительный. Вы ведь, наверное, хотите кушать, Аллочка? Я, к сожалению, сейчас не совсем в фарте, но могу угостить.

И он протягивает мне... турнепс.

- Аллочка, погодите... а куда же вас везут?

— Я не знаю.

— Плохо дело. Я знаю, куда вас везут. Это самый северный в этих местах штрафной лагерь. Места все знакомые. Вот здесь, например, Аллочка, жили троцкисты — милейшие люди, между прочим!

А сам — мальчуган, откуда ему знать о троцкистах?

— И неплохо жили, пока этот б..., я хотел сказать — этот деятель, Берия, не вспомнил о них. Но ничего, Аллочка! Держите голову! Я дам вам записку. В этом лагере работает парикмахером мой друг -Василий Муха. Он всё вам устроит.

И при свете «моргасика» на клочочке бумаги шириной в палец написал несколько слов. Потом я прочла: «К вам приехала хор. девка Аллочка, оказ. услугу. Василий Жохов».

— К сожалению, Аллочка, нам пора расставаться, сейчас наша станция.

Пожелали мы друг другу всего хорошего. Прощальный аккорд гитары, и я снова одна в тёмном вагоне (моргасик унесли конвойные), еду всё дальше и дальше на север.

Лагерь оказался маленьким, всё его население было обречено на вымирание, не выживал никто — настолько тяжелы были условия. Работали мы на лесоповале без выходных, на таком пайке, что еле ноги таскали. Никакого Муху я разыскивать не стала, конечно, жила как все.

Но увидеть его мне однажды довелось.

Сели мы в лесу на только что поваленное дерево - передохнуть, перекурить. Вдруг подходит здоровенный детина с совершенно нечеловеческой, распроуголовной физиономией.

- Здорово,...!

- Здорово, Васька! Привет, Василий! — закричали все.

Присел он на бревно, угостил всех махоркой, поговорили немного, и одна сказала:

- Смотрите-ка, девки, ведь все мы с Васькой спали, кроме Аллочки! Ах ты, турок эдакий!

Василий взглянул на меня мельком и ушёл.

Там было так трудно, что даже начальство говорило:

- Мы бы оставили вас в зоне на несколько дней, просто чтоб вы передохнули, сил набрали, но ведь у вас написано - самый строгий режим весь срок... Что вы им такого сделали?

Однажды вечером в наш женский барак входит этот самый Василий Муха, мне уже известный, с известным же приветствием: