Схватка с Оборотнем - Андрей Свердлов

— Ясно. Последний вопрос: вы работали по идейным соображениям на наших врагов?

— Видите ли… — задумался Соколов, — вначале мне самому так казалось. Но потом, когда я работал в плановой комиссии, стали приходить другие мысли. Страна живет, работает, люди сыты, заняты делом. Чего еще нужно? Какой такой западной свободы? Но я был связан по рукам и ногам.

— Все понятно. Увести.

Соколов пошел к дверям и остановился.

— Меня расстреляют?

— Это решит суд.

Соколов кивнул головой и вышел.

В кабинете генерала Васильева собрались все участники операции.

— Теперь, когда основные показания получены, — говорил генерал, — а остальное он скоро сам расскажет, выхода у него нет, я от души благодарю всех участников операции. Сложная операция проведена успешно. Показания Оборотня подтверждают, что ошибок было минимальное количество. Работа велась планомерно и творчески. В своих весьма неожиданных переездах по нашей стране Оборотень всегда чувствовал за собой наблюдение… А главное, побежден опасный и хитрый враг. Мы имели дело с великолепно обученным противником, обладающим к тому же незаурядными личными качествами. От лица управления, товарищи, выношу вам благодарность и отмечаю, что к успеху операции привели опыт и организаторский талант товарища Скворецкого, спокойное мужество товарища Луганова, храбрость и находчивость товарища Миронова. Спасибо, товарищи!

Во время выступления генерал обратил внимание на Скворецкого — полковник выглядел задумчивым, даже угрюмым. После поздравления генерал подошел к нему.

— Кирилл, ты что затосковал? Со своими питомцами взяли такого зверя, а не весел?

— Недоглядели мы одного дела… — тяжело вздохнул Скворецкий. — Скажи, хотел ли ты, чтобы после смерти тебя ругали?

— Что за разговор! Человек всегда стремится оставить хорошую память.

— И я так считаю, но одного мы не сделали.

— Чего же? — нахмурился генерал.

— Помнишь, как Рогачева хоронили? Из-за чего Дима Голубев погиб? Ведь, в сущности, они начали это дело, а мы лишь подхватили.

— Тут ты не прав, — сказал Васильев. — Не поймай мы Климова с рацией, ничего этого не было бы: ни опергруппы, ни выезда к вам Миронова… Но в другом ты прав. Надо отдать настоящие почести старому партизану.

Подошли Миронов и Луганов.

— Товарищи, — обратился к ним Васильев, — про Рогачева вы помните?

— А как же, товарищ генерал, — отозвался Луганов. — Надо его память отметить.

— С Рогачева-то, собственно, все и началось, — добавил Миронов, — с него и Димы. Какой мальчишка был! Против общего мнения пошел, не поверил, что Рогачев был предатель…

— Надо, товарищи, отметить память этих людей, — сказал Васильев, — устранить несправедливость. Память о человеке должна быть такой, какую он заслужил. Надо, чтобы у людей осталась светлая память о Рогачеве.

В начале весны в пригородном совхозе под Крайском почтить память Константина Семеновича Рогачева и Димы Голубева собрались пионеры, солдаты, местные и городские жители.

Первым выступил директор школы:

— Константин Семенович Рогачев, — сказал он, — был человек большой души, настоящий патриот, труженик, человек огромной доброты. На его долю выпало много испытаний. Он жил трудно, страдал и боролся, но своих идеалов не предавал. Многие из нас, видя его каждый день, не смогли различить под его внешней суровостью настоящую душу. И ошиблись, пошли по пути осуждения Рогачева. Но не все поверили в ложное обвинение, были люди, которые начали трудную борьбу за честь Рогачева. Среди этих людей был и Дима Голубев, ученик нашей школы. Его могила рядом с могилой Константина Семеновича Рогачева, его взрослого друга…

В толпе плакали. Когда директор сошел с насыпи, на нее поднялся полковник в форме КГБ.

— Идет война, необъявленная война против первого в мире государства Советов, против наших идеалов. Враг хитер, ловок, имеет опытные кадры. Он старается пробираться всюду. Но на пути его встают все честные советские люди. Сейчас я кланяюсь праху одного из таких людей, чту память Константина Семеновича Рогачева. Он был старый партиец, участник первых пятилеток, боец подполья и партизанских отрядов во время войны. Он пал честно, как положено настоящему бойцу. Он знал, что перед ним враг, знал, что враг беспощаден, и все-таки начал борьбу. Правда, в одиночку. Он погиб, не успев известить нас. Но эстафету этой борьбы подхватил совсем юный, тринадцатилетний советский человек, пионер. И поступил как положено пионеру — вел борьбу против врага. Он тоже погиб, потому что, как и старший его товарищ, хотел сделать все один. Сейчас враг пойман и понесет заслуженную кару. Но надо помнить, товарищи, всегда: когда вы чувствуете близость врага, вы должны обращаться к чекистам. Нельзя бороться в одиночку, это чревато очень опасными последствиями. Я горжусь, что мы, советские чекисты, участвуем в реабилитации имени Константина Семеновича Рогачева. Спи спокойно, товарищ… Пусть земля тебе будет пухом, мы, живые, помним тебя и храним верность тому знамени, под которым ты сражался.

Полковник сошел с насыпи.

Раздался залп, второй, третий.

К полковнику подошли мальчик и девочка.

— Здравствуй, Валерик, — узнал его Скворецкий.

— Это Таня, — сказал Валерка. — Помните, товарищ полковник? Это она письмо принесла.

— Помню. Вы оба тогда нам очень помогли. Сейчас предлагаю прокатиться на машине до города, а потом прошу ко мне на чай с пирожными. Нам есть о чем поговорить, есть о чем вспомнить. Согласны?

— Конечно, Кирилл Петрович. Только пирожных не надо. — Он посмотрел на Таню, и та кивнула. — Мы же не маленькие, нам по четырнадцать…

— А кто сказал, что в четырнадцать лет не любят пирожных? — спросил Скворецкий, направляясь с ребятами к машине.

Там их уже ждали Миронов и Луганов.