Зимой змеи спят - Владимир Ильин

Уже на следующий день, покинув приютивший его на ночь дешевый отельчик в районе бывшей Автозаводской и направляясь к видневшейся неподалеку станции монорельса, Ставров осознал, что, в сущности, напрасно дергается, пытаясь разыскать жену и дочь. Как ты себе это представляешь, спросил он сам себя. Придешь поклониться могилке?.. Или заявишься в какой-нибудь Дом престарелых, чтобы поцеловать шамкающие губы сухой, сморщенной и никого не узнающей старухи?.. Может, не стоит обманывать себя, утверждая, что ты и такую будешь любить ее, а, Гер?.. А что касается Капки… сейчас уже ставшей бабушкой, наверное, ведь на днях пятьдесят восемь должно было ей стукнуть… Почему на нее нет данных в компьютере? Да, наверное, потому, что, выйдя замуж, она сменила фамилию… может быть, даже — не один раз… И вот в один прекрасный день заявляется к ней тип, похожий на ее пропавшего много лет назад отца… и что? Что ты ей ответишь? Правду? Или будешь врать? Или скажешь вежливо: «Извините, вы меня принимаете за кого-то другого»?..

И вообще, не об этом тебе думать надо, Герка, вовсе не об этом. О том, как побыстрее выполнить свое страшное дело да выкарабкаться из этой ямы, куда угодил по собственной дурости… Они же ждут тебя, Гер, они тебя ох как ждут!..

Воспоминание шевельнулось в груди угловатой глыбой, и, сам не зная, почему, Ставров вдруг ощутил, что бумажник жжет ему через карман курточки тело. Совсем как у Остапа Бендера: «Деньги жгут мне ляжку»… Да, они здорово пригодились ему, и в дальнейшем нужны будут позарез, но нельзя же отделаться от ощущения, будто в твоем кармане оказался ком отвратительной слизи!.. Повинуясь этому побуждению, Ставров огляделся. У входа на станцию монорельса прямо на тротуаре сидел, закрыв глаза, человек в лохмотьях. У его изуродованных ног стояла коробка, на которой было от руки выведено: «Подайте участнику Пандуха.

Спасибо»… М-да, века меняются, но есть некоторые вещи, которые так, наверно, и будут сопутствовать развитию человечества. Проституция, например. Или нищенство сирых, убогих да увечных… Георгий подошел к инвалиду и, достав из злосчастного бумажника тысячу юмов, опустил их в коробку поверх мятых мелких купюр. Остаток от «пятисотки» он оставил себе, а бумажник бросил в ближайший мусоросборник, тут же алчно чавкнувший, чтобы переработать свою добычу на молекулярном уровне и отправить получившееся сырье в утилизаторную Централь. Человек в лохмотьях не открыл глаз, полагая, видимо, что ему подали какую-нибудь мелочь… то-то будет для него сюрприз, когда он очнется от своих невеселых мыслей и проверит содержимое коробки!..

Один из выявленных Георгием объектом трудился в лицее учителем. Лицей находился в районе Вешек. Судя по схеме, раньше это было где-то на севере Москвы. Стоя в тамбуре монорельса и разглядывая проплывавшие внизу улицы, Ставров обдумывал предстоящую ликвидацию. В анкете на Учителя приводился адрес, но заявиться к нему домой Георгия как-то не тянуло. После того случая с Саарминым он решил, что ввиду оснащенности теперешних жилищ компьютерами и всякой электроникой выполнять задание на дому у жертв рискованно: кто его знает, какой защитой запасся предусмотрительный «клиент»?.. Нет уж, лучше работать старым, многократно испытанным способом: поджидать свою жертву в подъезде… прямо за входной дверью или на выходе из лифта…

Впрочем, как убедился Ставров, прибыв на место и проведя «рекогносцировку местности», с Учителем это едва ли будет возможно. Он проживал на территории Университетского городка, куда не пропускали посторонних и откуда, в случае возникновения шума — а шум наверняка будет, потому что глушителя к «макарову» не прилагалось — уйти будет весьма сложно. Значит, надо стрелять в промежутке между выходом Учителя из лицея и возвращением в Университетский городок.

Именно это и намеревался сделать Ставров, обосновавшись вблизи остановки.

Собственно говоря, открывать пальбу прямо перед зданием лицея он не собирался: место было открытое, свидетелей — выше крыши, да и пути отхода в случае чего перекрыть было бы парой пустяков для полиции. Нет, уж лучше последовать за Учителем… машины у него нет, так что пешочком домой добираться будет или на общественном транспорте… а потом надо будет выбрать уютное местечко и удобный момент, достать пистолет, выстрелить и сразу уходить…

Но задумкам Ставрова не суждено было осуществиться.

Миновав ворота в решетчатом ограждении Лицея, историк рассеянно огляделся, словно колеблясь, куда бы податься, и взгляд его упал на фигуру человека, топчущегося возле остановки. Взгляды их на мгновение встретились, и учитель ощутил холодное дуновение опасности. Он и сам не знал, что именно ему показалось подозрительным в этом простенько одетом незнакомце… не то взгляды, которые тот бросал на свои наручные часы… не то скрывающиеся в его движениях и позе нарочитая беззаботность и в то же время напряженное ожидание чего-то… или кого-то… Факт оставался фактом: еще не сознавая, кто это может быть и какое отношение он может иметь к нему, историк внутренне напрягся и торопливо двинулся по тротуару к перекрестку, где было больше прохожих. Сначала у него даже мелькнула мысль вернуться в Лицей, закрыться в своей преподавательской кабинке и никому не открывать, но потом он понял всю глупость этого поступка: рано или поздно, это укрытие все равно пришлось бы покинуть…

В свою очередь, от внимания Ставрова не ускользнули ни быстрая тень догадки в глазах Учителя, ни изменения в его поведении. Георгий понял, что откладывать выстрел на потом не получится, придется это делать здесь и сейчас, потому что ситуация явно осложняется, и полез под куртку, чтобы достать «макаров».

В этот момент Сергей Сергеевич оглянулся, и ему бросилось в глаза, что с противоположной стороны к остановке приближается экранобус, но человек в дешевом одеянии туда вовсе не смотрит, а неотрывно глядит в его, Сергея Сергеевича, сторону и вдобавок еще характерным, знакомым по полицейским фильмам, движением достает что-то из-за пояса. Медлить было больше нельзя. Нужно было отрываться и забиваться в такой уголок, где тебя никто никогда не найдет…

Сергей Сергеевич судорожно рванулся к стоявшему неподалеку открытому, канареечного цвета, турбокару, в котором сидела, подкрашивая губки, хорошенькая особа, одетая так, будто сознательно провоцировала окружающих на изнасилование.

Терять время на уговоры историк вовсе не собирался. Откинув в сторону люк-дверцу, он схватил девицу за руку и вышвырнул из машины. Девица заорала так, будто ее подспудные мечтания наконец-то сбылись. Сергей Сергеевич прыгнул в турбокар, краем глаза заметив, как на тротуаре превращаются в скульптурную группу Лупанов, Рарог и Цуриков из того девятого «А», где он только что вел урок… Ничего. Это теперь не имеет никакого значения, успел подумать историк.