Po tu storonu - Chinenkov

Шмелёв поспешно вышел из комнаты, а Мартин небрежным движением ткнул Мавлюдова в плечо:

– Если ты не прекратишь падать в обморок, дружище, я посажу тебя на часок в барокамеру! Ты не должен выглядеть слабым ничтожеством перед остальными сотрудниками! И это моё условие, понял?

Азат выслушал Боммера с закрытыми глазами. А когда Мартин замолчал, он открыл глаза, и…

– Но почему ты так со мной? – спросил он дрожащим голосом. – Почему ты упорно заставляешь меня принимать участие в том, в чём я не желаю участвовать?

– Ты действительно хочешь это знать? – с нескрываемым сарказмом полюбопытствовал Мартин. – Ну хорошо, давай подискутируем на эту тему…

Он прошёлся взад-вперёд по комнате, выглянул в окно, выглянул за дверь, после чего вернулся к кровати и сел на стул, уложив ногу на ногу.

– Ты должен вести себя здесь, как все, Рахим, – сказал он серьёзно. – Раз мы уже в одной упряжке, значит, должны в ней следовать до конца!

– Но я не хочу принимать участия в опытах над людьми! – захныкал Азат. – Я не хочу…

– Закрой пасть, тупица! – не выдержав, воскликнул Боммер. – Ты не в той ситуации, когда можно выбирать, что тебе охота, а чего нет! А разве ты не занимался опытами над людьми в своей даче, в питерском лесу?

– Я тебе уже говорил, что там я занимался только безвредным переливанием крови, – поёжился Азат. – Это была просто фикция, пыль в глаза стоящим у власти простофилям! Лечил я настойками и, чтобы не было вопросов, всё маскировал якобы эффектом от переливания крови!

– Всё? Ты высказался, шарлатан чёртов? – наморщил лоб Мартин.

– Всё, – кивнул Азат.

– Ладно, я не буду напоминать тебе об умерших женщинах в подвале, – продолжил давить Мартин. – Я не буду напоминать о наших встречах в Ленинграде, о наших разговорах… Сейчас, в Ленинграде, все от голода пухнут и дохнут сотнями, а ты… Ты живёшь как у Христа за пазухой! И что самое удивительное, пути у тебя обратно нет! Живи и радуйся, «товарищ Рахим»… Не всем так везёт, как тебе в этой гнусной и подлой жизни!

У Азата на глазах навернулись слёзы.

– Я помню тебя другим, Мартин, – сказал он, едва сдерживая рвущиеся наружу рыдания. – Там, в Верхнеудинске… Ты же помнишь?

– Помню, не сомневайся, – буркнул угрюмо Боммер. – Но тогда время другое было… А сейчас мы оба рабы обстоятельств, и от этого никуда не деться… Кто победит в этой войне, мы не знаем, но когда-нибудь она закончится. А пока война открывает для нас неисчерпаемые возможности. Давай, соберись и не зли меня. Работая для медицины Германии, мы не забудем и про себя! Втайне от всех, параллельно от основной, мы будем делать ещё свою работу.

– С моими настойками? – насторожился Азат.

– С нашими, – уточнил Боммер и добавил: – С ними я уже давно работаю…

13

Историческая справка

Бомбардировочная кампания против Германии начала возрождаться в середине февраля, когда проблема Бреста решилась сама собой в результате прорыва линейных крейсеров в Германию через Ла-Манш. К тому времени многие английские бомбардировщики были оснащены системой ДЖИ для радионавигации и опознавания целей. В новой директиве бомбардировочному командованию от 14 февраля 1942 года указывалось, что главной целью бомбардировочной компании теперь должен стать «подрыв морального духа гражданского населения противника, и в особенности промышленных рабочих».

Таким образом, запугивание безоговорочно стало ясно выраженной политикой английского правительства, хотя в ответах на запросы в парламенте её продолжали скрывать.

Новая директива уже ждала маршала авиации Харриса, когда он 22 февраля 1942 года принял командование бомбардировочной авиацией, сменив Пирса, которого вскоре после вступления в войну Японии направили на Дальний Восток в качестве командующего союзными военно-воздушными силами. Будучи сильной личностью, Харрис сумел вдохновить экипажи и улучшить организацию бомбардировочного командования, однако ретроспективно многие его взгляды и решения представляются ошибочными.

В это напряжённое время, когда царил упадок духа, поддержку и ободрение принёс меморандум личного советника Черчилля по научным вопросам лорда Чэруэлла, составленный в конце марта. Этот меморандум был написан сразу же после сокрушительного удара, нанесённого в начале марта по заводу Рено в Бийянкуре, около Парижа, когда был сбит только один из 235 бомбардировщиков. Это был первый крупный эксперимент с использованием светящихся авиационных бомб для наведения атакующих самолётов.

В том же месяце состоялся «успешный» налёт на Любен, во время которого зажигательными бомбами был уничтожен густонаселённый центр города. В апреле было осуществлено четыре подобных налёта на Росток. Больше всего пострадали красивые дома в центре этих исторических городов, а не заводы. Впрочем, во время четвёртого налёта на Росток английская бомбардировочная авиация понесла большие потери…

*

Бомбовый удар английских королевских ВВС по морскому порту и верфи Ростока причинил значительный ущерб оборонной промышленности Германии.

В результате точных попаданий тысячи тонн горючей жидкости хлынули в море из вставших под разгрузку танкеров. Вспыхнул ужасный пожар. Разлившаяся жидкость образовала горящее масляное пятно диаметром около трёх километров. Почти на всех судах, оказавшихся поблизости от терминалов и верфи, начались пожары. От воздействия огня и высокой температуры стали взрываться боезапасы на боевых кораблях и подводных лодках…

На допрос к оберштурмбаннфюреру Гансу Бюхеру его повели около девяти часов утра. Гестаповец встретил его с бледным осунувшимся лицом. С первой же минуты дон Диего заметил, что движения у Бюхера были замедленные и… Особенно привлекал внимание его туманный, отсутствующий взгляд. Всё это было ожидаемо для дона Диего, и он присел на свободный стул перед столом гестаповца.

– Пожалуйста, расскажите мне всё, что вам известно о Владимире Быстрицком, – спросил оберштурмбаннфюрер.

– Что именно вас интересует? – напрягся дон Диего. – Не могли бы вы задавать мне более конкретные вопросы, чтобы я мог легко отвечать на них.

– Господин Быстрицкий сошёл с ума, – продолжил Бюхер. – Он несёт какую-то бессмысленную ахинею, что… Ни я и никто другой понять его не может. Как вы считаете, он пытается дурачить нас, притворяясь сумасшедшим, или…

– Не знаю, что и ответить, – сказал дон Диего, покачав головой. – Просто в голове не укладывается, что вам ответить. Чему угодно могу поверить, только не тому, что Быстрицкий сошёл с ума.

– Давно вы с ним знакомы? – задал вопрос гестаповец, закуривая.

– Не помню точно, – пожал плечами дон Диего. – С того самого дня, когда он пришёл ко мне в Колумбии вместе с господином Бадаловым.

– Да-да, они явились к вам с деловым предложением?

– Именно так и было… Они пытались склонить меня к заведомо провальной авантюре, но их план не заинтересовал меня…

– Но, как мне известно, ваш брат, ныне покойный, был согласен сотрудничать с организацией патриотов?

– Лично он мне об этом ничего не говорил, – усмехнулся дон Диего. – Но… Раз он был согласен, то почему его убили?

– Я расскажу почему, – послышался со стороны грубый мужской голос, и его обладатель, Илья Волкогонов, появился в кабинете.

– А что, как в театре, очень эффективное появление, господин полковник! – рассмеялся дон Диего. – Я почему-то так и думал, что вы где-то здесь, рядом, но то, как вы ворвались, произвело на меня должное впечатление!

Даже не глянув на сидевшего за столом оберштурмбаннфюрера, полковник подошёл к дону Диего и резко остановился, сжав кулаки.

– Это ты устроил диверсию в порту, отвечай! – загремел Волкогонов своим громоподобным голосом.

– О чём это вы? – округлил глаза дон Диего.

– О взрыве танкеров в терминалах, вот о чём!

– А они разве не попали под бомбёжку?

– Они пострадали не от попаданий бомб, а были заминированы и взорваны в терминале под выгрузкой! Это вы всё продумали и организовали?

– Нет, всё придумал и организовал Владимир Александрович Быстрицкий, – даже не моргнув глазом, ответил дон Диего.

– Ложь! – оглушил его своим выкриком полковник. – У Владимира Александровича не было таких полномочий, как решать что-то самостоятельно, без одобрения нашей организации патриотов!

– Может быть, и так, – пожал плечами дон Диего. – Только вот, оказавшись моим пленником, он был лишён возможности каким-то образом контактировать с вашей организацией!

– Тогда ответь мне прямо, скотина, почему ты убил Бадалова, а Быстрицкого оставил в живых? – Наседал с вопросами Волкогонов, но пока ещё рук не распускал.

– Я никакого Бадалова не убивал, – улыбнулся дон Диего. – Помню, Быстрицкий мне рассказывал, что тот, с кем он прибыл в Колумбию и искал со мной встречи, утонул в океане во время купания! Если бы я имел мысль их убить, то убил бы обоих! Да и какой смысл мне их было убивать, вы не скажете?