Годы исканий в Азии - Эдуард Мурзаев

В глухом лесу мы спускались в бассейн Хары. Тропа заросла деревьями. Тут давно никто не ходил. Крутой травянистой просекой тропа уходила в глубь тайги. Впереди нашего каравана шёл человек с топором и в некоторых местах рубил молодые деревья, преграждавшие путь. Рубка отнимала много времени, продвигались медленно. В одном месте перевернулась телега. К счастью, её вёз старый, видавший виды конь. Он сразу же остановился и спокойно стоял, пока его распрягали. Всё обошлось благополучно.

Живописными таёжными ущельями мы выходили к широким долинам. Реки в ущельях казались тёмными, к самому берегу чёрной стеной подступал лес. Только скалы выделялись безлесными пятнами, но и здесь иногда торчала лиственница или одинокая сосна.

После мрачной тайги мы вошли в свободную солнечную долину реки Баян-Гол. Сколько здесь цветов приветствовало нас! Недаром монголы называют эту реку Баян, что значит «богатый».

На память пришли слова, прочитанные как-то у одного восточного поэта: «Были тропы в моей жизни пустынные и молчаливые; были и открытые поляны, где мои трудовые дни находили и свет, и воздух».

Скоро показались посевы пшеницы, потянулись огороды. На реке работала водяная мельница. Огородники в тонких илистых отложениях древнего озера рыли глубокие траншеи, расходящиеся в земле коридорами и оканчивающиеся камерами. Так готовили к зиме овощехранилища; в Монголии зима суровая, за зиму земля промерзает глубоко, и камеры устраиваются в двух-трёх метрах от поверхности. Заложат в овощехранилища картофель, капусту, морковь, лук, закроют земляными пробками выход, а придёт весна — они будут иметь прекрасно сохранившиеся свежие овощи.

В долине Хары рядом с крестьянскими огородами расположились государственные посевы. Госхозы сеют пшеницу, ячмень, просо, огородные культуры, махорку.

Перевалив в бассейн Хары, мы заметили, что многие правые притоки верхней части этой реки текут в ущельях и долинах, направленные не на северо-запад, как это следовало ожидать, учитывая, что сама Хара здесь течёт прямо на север, а имеют юго-западное направление. Такой же особенностью обладают и левые притоки верхней Хары. Вместо того чтобы направляться на северо-восток, они проложили себе путь на юго-восток. Такое несогласное положение боковых ущелий и долин наводит на мысль о том, что некогда река Хара текла в обратном направлении — не на север, как теперь, а на юг. На это указывает положение таких притоков Хары, как, например, впадающие в неё справа Тунхэлин-Гола, Улэги, Сугунура, левый приток Бургултай и другие более мелкие.

Каково же было направление верхней Хары, если её течение было противоположно современному? Ведь на юге течёт река Тола. Древняя Хара текла на юг и впадала в Толу — тогда она была её правым притоком. Если это так, то где-то обязательно должен остаться след древней реки Хары, который был бы открыт в Толу. Такая долина, широкая и хорошо разработанная, в действительности существует. Ныне она мертва, реки здесь нет, но зато сохранились маленькие озерки, болота, солончаки, пески, указывающие на то, что некогда эта долина была образована какой-то ныне не существующей рекой.

В истории развития Хары был период, когда в её верховьях образовалось большое пресное озеро. Долина оказалась запертой, а притоки Хары несли с влажного Хэнтэя много воды, которой скопилось громадное количество. Чем доказывается это утверждение? В этом районе между горами лежит обширная, округлая котловина, по плоскому дну которой теперь медленно протекает речка. На холме Мандал-Обо, вдающемся в котловину, мы нашли тонкие песчано-глинистые мягкие отложения, слагающие нижние склоны холма. Такие отложения обычно образуются на дне стоячих водоёмов, озёр, на месте, где когда-то существовали дельты рек. Эти песчано-глинистые осадки и отложены древним Мандальским озером. В них-то земледельцы и устраивают свои зимние овощехранилища.

Бывшее Мандальское озеро сначала не имело выхода и благодаря продолжавшемуся притоку воды повышало свой уровень. Но наступил момент, когда уровень оказался настолько высоким, что вода стала переливаться через край окружающих озеро гор. Естественно, что это могло произойти в том месте, где горы оказались самыми низкими, в какой-то глубокой седловине. Такое место было на севере Мандальской котловины. Озеро нашло себе здесь выход, и со временем вода углубила его и расширила, тем самым ускоряя процесс обмеления водоёма.

Новый выход стал постепенно углубляться, поэтому и вся вода с озера могла спуститься. Так Мандальская котловина высохла, стала сушей. Притоки Хары повернули самые нижние участки своих русел на север, к новому стоку. Ущелья же их, глубокие и узкие, по-прежнему имеют старое направление, ориентированное противоположно главному современному стоку.

Таковы этапы из истории развития верхней части реки Хары — большого правого притока Орхона. И раньше некоторые учёные отмечали изменение направления течения рек, перехват долин, разделение одной долины на две во многих районах Монгольской Народной Республики. Подобные примеры оказываются не единичными в развитии её гидрографической сети, прошедшей сложную историю формирования.

В 1942 году ещё не было железной дороги, которая ныне соединяет Улан-Батор с железнодорожной сетью СССР. Но я ясно представлял, что ветка, проложенная от Улан-Удэ до советско-монгольской границы, не останется тупиковой. Какова же будет трасса новой дороги по Северной Монголии, ведь здесь всюду горы и горы? Мне тогда показалось, что древняя плоская долина Хары, своими верховьями приближающаяся к долине Толы, где расположена монгольская столица, — оптимальный вариант, позволяющий без крутых перевалов и тоннелей железной дороге подойти к Улан-Батору. Об этом я рассказал в Ленинском клубе советских граждан в Монголии, где мне время от времени приходилось читать лекции. Когда много лет спустя я пересёк всю Монголию, направляясь из СССР в Китай, то увидел, что не ошибся в своих транспортно-географических прогнозах.

Степной долиной Хары мы возвращались в Улан-Батор. На хороших пастбищах паслось много скота. К нашему лагерю, стоящему у ручья Мандал, приходили лошади на водопой. Большими табунами они паслись без присмотра. В самое жаркое время дня лошади регулярно появлялись у ручья, пили воду и потом долго стояли на берегу, мотая головами и отмахиваясь от мух.

Привольная жизнь табуна соблазнила наших лошадей. В одно утро мы не обнаружили своих коней и долго искали их. Только вечером нашли беглецов в 20 километрах от лагеря: они ушли с чужим табуном и скрывались в зарослях реки Баян-Гол.

Иногда к табунам приезжали араты, чтобы подсчитать лошадей. Они скакали по степи верхом, держа в руках длинный шест с петлёй на конце — урог. Урог — это монгольское лассо. Им араты ловят одичавших в табунах лошадей.