Жан-Кристоф (том 4) - Ромен Роллан

Но после этих убедительных речей Кристоф сейчас же ощупью стал искать листки бумаги, разбросанные по одеялу, и попытался нацарапать еще несколько нот. Заметив, что противоречит себе, он, улыбаясь, сказал:

- О музыка, мой старый друг, ты лучше меня! Я неблагодарный, я гоню тебя прочь. Но ты, ты не покидаешь меня, тебя не отталкивают мои капризы. Прости, ведь ты прекрасно знаешь: это только блажь. Я никогда не изменял тебе, ты никогда не изменяла мне, мы уверены друг в друге. Мы уйдем вместе, моя подруга. Оставайся со мной до конца!

"Останься с нами..."

Он очнулся от долгого тяжелого забытья, полного бредовых видений. Странных видений, во власти которых он еще находился. Теперь он осматривал себя, ощупывал, искал себя и не находил. Ему казалось, что это кто-то "другой". Другой, более дорогой, чем он... Но кто же?.. Ему казалось, что, покуда он спал, кто-то другой воплотился в него. Оливье? Грация?.. В сердце, в голове он чувствовал такую слабость! Он уже не различает больше своих друзей. Да и к чему? Он любит их всех одинаково.

Он лежал, словно скованный, в состоянии какого-то гнетущего блаженства. Не хотелось двигаться. Он знал: боль притаилась и подстерегает его, как кошка - мышь. Он притворился мертвым. Уже... Рядом никого. Рояль над головой умолк. Одиночество. Тишина. Кристоф вздохнул.

"Как приятно сказать себе под конец жизни, что ты никогда не был одинок, даже когда считал себя всеми покинутым! Люди, которых я встречал на своем пути, братья, на мгновение протянувшие мне руку, таинственные духи, порожденные моим сознанием, мертвые и живые, - все живы, - все те, кого я любил, все те, кого я создал! Вы держите меня в своих жарких объятиях, вы здесь, подле меня, я слышу музыку ваших голосов. Благословляю судьбу, подарившую мне вас! Я богат, я богат... Сердце мое переполнено!.."

Он посмотрел в окно... Стоял один из тех прекрасных пасмурных дней, которые, как говорил Жан-Луи Бальзак, напоминают слепую красавицу. Кристоф жадным взглядом впился в ветку дерева, прильнувшую к стеклу. Ветка набухла, влажные почки блестели, распускались маленькие белые цветы; и в этих цветах, в этих листьях, во всем этом возрождавшемся существе была такая исступленная покорность обновляющей силе, что теперь Кристоф не чувствовал больше усталости, подавленности, не чувствовал своего немощного тела, которое умирало, чтобы возродиться в ветке дерева. Мягкое сияние этой жизни окутывало его. Это походило на поцелуй. Его сердце, наполненное до краев любовью, отдавалось прекрасному дереву, которое улыбалось ему в последние мгновенья его жизни. Он думал, что в эту минуту другие люди любят и живут, что час его агонии - это час экстаза для других, и так бывает всегда, - могучая радость жизни не оскудевает ни на миг. И, задыхаясь, голосом, который уже не повиновался его сознанию (быть может, он даже не издавал ни одного звука, но не замечал этого), он запел гимн жизни.

Невидимый оркестр подхватил мелодию. Кристоф подумал:

"Откуда же они знают? Ведь мы не репетировали. Хоть бы доиграли до конца, не сбиваясь!"

Он пытался сесть, чтобы его было хорошо видно всему оркестру, и принялся отбивать такт своими большими руками. Но оркестр не сбивался; музыканты были уверены в себе. Какая чудесная музыка! Теперь они начали импровизировать ответы. Кристоф забавлялся:

"Погоди, дружок! Я тебя сейчас поймаю".

Он повернул руль и, повинуясь своей прихоти, стал швырять судно вправо, влево, в опасные фарватеры.

"Ну, как ты справишься с этим?.. А с этим? Лови! На!.. Вот еще!"

Они отлично со всем справлялись; они отвечали на отвагу Кристофа еще большей отвагой и дерзновением.

"Что они там еще придумают? Ну и плуты!.."

Кристоф кричал "браво" и громко смеялся.

"Черт побери! Как трудно стало следовать за ними! Неужели я дам себя побить?.. Ну нет, этому не бывать! Сегодня у меня совсем нет сил... Ничего! Последнее слово останется за мной..."

Но оркестр проявлял такую изобретательность, это было такое богатство и такая свежесть, что оставалось только слушать, разинув рот. Дыхание перехватывало... Кристоф почувствовал к себе презрение.

"Скотина! - сказал он себе. - Ты выдохся. Молчи! Инструмент дал все, что мог. Довольно с меня этого старого тела! Мне нужно другое".

Но тело мстило. Сильные приступы кашля мешали слушать.

"Да замолчишь ли ты?"

Он схватил себя за горло, он бил себя кулаками в грудь, как врага, которого нужно одолеть. Он снова увидел себя в гуще уличной схватки. Толпа вопила. Какой-то человек сдавил ему бока. Они катались вдвоем по земле. Тот наседал, Кристоф задыхался.

"Пусти меня, я хочу слушать!.. Я хочу слушать! Пусти, не то я убью тебя!"

Он стал колотить его головой об стену. Но тот не отпускал Кристофа...

"Кто же это? С кем я схватился, с кем борюсь? Чье пылающее тело я охватил руками?.."

Образы налетают один на другой. Хаос страстей. Ярость, сладострастие, жажда убийства, боль от объятий, вся тина, поднимающаяся в последний раз со дна омута...

"Боже мой! Разве еще не скоро конец? Неужели я не оторву вас, пиявки, присосавшиеся к моему телу?.. Пусть погибнет и оно вместе с ними!"

Плечами, бедрами, коленями отталкивал Кристоф невидимого врага... Наконец он освободился!.. По-прежнему играла музыка, затихая вдали. Кристоф, обливаясь потом, протягивал к ней руки:

"Подожди меня! Подожди меня!"

Он бежал, чтобы догнать ее. Спотыкался. Опрокидывал все на своем пути... Он бежал так быстро, что начал задыхаться. Сердце колотилось, кровь стучала в висках. Он мчался, как поезд в туннеле...

"Господи, как это глупо!"

Он делал оркестру угрожающие знаки, чтобы он подождал его... Наконец он выбрался из туннеля!.. Снова тишина. Он снова слышал.

"Как это прекрасно! Как это прекрасно! Еще! Смелей, ребята! Но чья же это музыка?.. Что? Вы говорите, это музыка Жан-Кристофа Крафта? Да будет вам! Что за вздор! Ведь я знал его! Он не сумел бы написать и десяти тактов... Кто это там кашляет? Не шумите! Что это за аккорд?.. А тот?.. Не так быстро! Погодите!.."

Кристоф издавал нечленораздельные звуки; его рука пыталась писать что-то на одеяле, в которое он вцепился, а угасавший мозг машинально продолжал искать, из каких элементов состоят эти аккорды и что они выражают. Ему это не удавалось; от волнения путались мысли. Он начинал снова... Довольно! Он больше не может...

"Остановитесь, остановитесь, у меня нет больше сил..."

Его воля совсем ослабела. Умиротворенный, Кристоф закрыл глаза. Слезы счастья струились из-под его опущенных век. Маленькая девочка, которая ухаживала за ним, хотя он ее не замечал, бережно вытерла их. Он уже не сознавал, что происходит вокруг. Оркестр умолк, оставив его под впечатлением головокружительной гармонии, загадка которой не была разрешена. Мозг упрямо повторял:

"Но что это за аккорд? Как разгадать это? Все-таки я хотел бы найти его, прежде чем наступит конец..."

Он услышал голоса. Один, полный страсти. Возникли трагические глаза Анны... Но спустя мгновение это уже была не Анна. О, эти добрые глаза!..

"Грация, ты ли это?.. Которая же из двух, которая же из двух? Я плохо вижу... Почему так долго нет солнца?"

Раздались три мерных удара колокола. Воробьи на окне чирикали, напоминая Кристофу, что пришел час, когда он бросал им крошки, остатки своего завтрака... Кристофу приснилась его маленькая детская... Колокола звонят, скоро рассвет! Чудесные волны звуков струятся в прозрачном воздухе. Они доносятся издалека, вон из тех сел... За домом глухо рокочет река... Кристоф видит себя: он стоит, облокотившись, у окна на лестнице. Вся жизнь, подобно полноводному Рейну, проносится перед его глазами. Вся его жизнь, все его жизни, Луиза, Готфрид, Оливье, Сабина...

"Мать, возлюбленные, друзья... Как их зовут?.. Любовь, где ты? Где вы, мои души? Я знаю, что вы здесь, но не могу вас поймать".

"Мы с тобой. Успокойся, любимый!"

"Я не хочу вас больше терять. Я так долго искал вас!"

"Не тревожься! Мы больше не покинем тебя".

"Увы! Течение меня уносит".

"Река, которая уносит тебя, несет и нас вместе с тобой".

"Куда мы направляемся?"

"В гавань, где мы соединимся".

"Это будет скоро?"

"Смотри!"

Кристоф, собрав последние силы, поднял голову (боже, какая она тяжелая!) и увидел выходившую из берегов реку, затоплявшую поля; она разливалась ровной гладью, величественно и плавно катила свои воды. А на горизонте стальной светящейся полосой словно устремлялась к ней навстречу гряда серебряных волн, трепетавших под солнцем. Доносился гул Океана... И замирающее сердце Кристофа спросило:

"Это Он?"

Голоса любимых ответили:

"Это Он".

А в угасавшем мозгу проносилось:

"Врата открываются... Вот аккорд, который я искал!.. Но разве это конец? Какие просторы впереди!.. Мы продолжим завтра".

О радость, радость сознания, что растворяешься в высшем покое божества, которому старался служить всю свою жизнь!..

"Господь! Ты не гневаешься на своего слугу? Я совершил так мало! Я не мог сделать больше... Я боролся, страдал, заблуждался, творил. Дай мне передохнуть в твоих отцовских объятиях. Когда-нибудь я оживу для новых битв".