Рыдания усопших (сборник) - Людвиг Павельчик

Должен, однако, признать, что для меня, как специалиста и человека в общем любознательного, деятельность здесь все же не лишена определенной притягательности и даже, быть может, известной доли шарма, что обусловлено, впрочем, отнюдь не каждодневной рутиной, напрочь выевшей остатки былого романтизма из вычерпанной бочки моей души, когда-то казавшейся мне бездонной, но теми редкими, необъяснимыми силами науки случаями, столь ревностно искомыми вездесущими журналистами, которые все же происходят порой в этом логове страха и отчаяния. Но тут я, связанный, помимо всего прочего, путами среднестатистической человеческой совести, встаю на стражу как относительного покоя моих пациентов, так и зыбкого спокойствия окружающего мира, не позволяя спекулировать фактами, смыслом и сущностью коих большинство обывателей проникнуться не в состоянии. А посему в словах моих нет никакого настоящего противоречия и я повторю их еще раз – здесь ничего не происходит.

Отвратительный писк будильника безжалостно вырвал меня из страны чудных грез, по просторам которой я прошатался всю эту воющую метелью ноябрьскую ночь, творя непотребности, за которые и во сне было стыдно. Собрав в слабый спросонья кулак всю волю, что была в наличии, я сбросил с работающего сейчас на два фронта сознания липкие останки сновидений и, опустив ноги на пол, постепенно обрел себя в реальности.

Сквозь заиндевевшее стекло мне, хоть и не без труда, удалось различить беснующиеся снаружи седые локоны непогоды, явно настроенной на расправу со мной, как только я осмелюсь покинуть свою берлогу в гуманном порыве достичь места работы. От больницы меня, правду сказать, отделяла лишь пара сотен метров, но эта мысль явилась мне слабым утешением – настолько раздражающе неприветливым казался сегодня окружающий мир. Бредя в ванную комнату и чувствуя себя безмерно несчастным, я все же нашел в себе силы порадоваться тому обстоятельству, что у меня теперь нет никакой жены, могущей, безусловно, дважды усилить любое негативное чувство. Нет-нет, не подумайте! Жены – это хорошее и, порой, полезное явление, но не здесь и не сейчас, когда и без того все обрыдло.

Запив чашкой чуть теплого, щедро разбавленного молоком кофе наспех проглоченные остатки какой-то вчерашней бурды и облачившись в приготовленный с вечера полосатый костюм из неизвестной мне толстой колючей ткани и такое же колючее пальто, я вышел в метель, тут же мерзкой визгливой собачонкой вцепившуюся мне в лицо.

Надо ли говорить, что расстояние до места работы, обычно преодолеваемое быстро и незаметно, превратилось для меня в этот день в марафонский забег, к финишу которого я пришел на последнем издыхании и проклиная минуту, когда решился на старт.

Но все это я рассказываю только для того, чтобы стало понятно, в каком именно настроении и самочувствии я переступил порог своего кабинета, представляющего собою странную смесь офиса, смотровой и кладовки. Горы бумаг на письменном столе, частично оставленных вчера мною, а в остальном наспех наваленных за ночь нерадивым медперсоналом, повергли меня в раздраженное уныние, а донесшийся до моего слуха чей-то дикий рев заставил меня излишне громко захлопнуть дверь.

Оглядевшись в поисках возможной жертвы, но никого, кроме уменьшенной бронзовой копии мрачного и ни в чем не повинного Дискобола, не обнаружив, я тяжело опустился в свое обветшалое кресло и воззрился на входную дверь, словно ожидая получить оттуда букет цветов в уплату за испытываемую мною досаду.

Однако представители достаточно хорошо изучившего меня за годы совместной служебной деятельности персонала и не думали, ведомые инстинктом самосохранения, нарушать мое утреннее одиночество, предпочитая делать вид, что не заметили моего прихода. Лишь где-то вдалеке, в конце коридора, слышались отдаваемые команды, да кто-то из пациентов размеренно долбил в стену своей палаты, добиваясь какой-то своей справедливости. Все как всегда. Тускло.

Вздохнув, я принялся к разбору нагромождений на моем столе, в чем, уверяю вас, крайне мало увлекательного. Счета, запросы, ответы на запросы, просьбы, отказы на просьбы, протесты по поводу отказов и тому подобная рутина. Электронный почтовый ящик пестрел сообщениями о том, кто и куда пытался сбежать за время моего отсутствия и как был за это покаран. Надо сказать, карание пациентов – наиболее излюбленный вид деятельности нашего персонала, поднятый им до уровня искусства. Я думаю даже, что большинство сотрудников для того лишь и устраиваются к нам, дабы получить свой маленький кусочек сладкой, как пастила, власти, на который им нигде более рассчитывать не приходится.

Имеется целая система санкций и репрессивных мероприятий, призванная поддерживать порядок в нашем угрюмом учреждении. Система годами выпестованная и лелеемая, как позднее дитя, но созданная, по сути, лишь для синтеза чувства собственной значимости в головах средних медицинских работников, что, впрочем, не идет в разрез с всемирной практикой пыток и казни. Ведь существуют же виселица, электрический стул, гильотина, топор, смертельная инъекция и просто пуля при столь явственном единстве цели – человеческой смерти. Заметьте, все перечисленное придумано и введено в практику «высокими умами», сиречь политиками и власть имущими, соревнующимися в изощренности… Что уж тут говорить о медицинском персонале психиатрических клиник, лишенном возможности воплотить в жизнь свои «передовые идеи» и вынужденном, пусть и не всегда, придерживаться рамок закона, душащего порой в корне всякую инициативу?

Постепенно я добрался до папок с документами вновь поступивших. Сегодня их было всего трое, от чего на душе несколько потеплело.

Первые две папки ничего для меня интересного не содержали – наркоман, в отчаянном порыве обрести «хлеб насущный» приставивший нож к горлу какой-то кассирши и этой самой кассиршей обезвреженный, да дамочка средних лет, в шизофреническом приступе возомнившая себя предметом вожделения главы своего поселка и, поскольку этот глава совершенно подлым образом сего факта не признал, спалившая ворота в его заборе, не подозревая, что стоимость ворот в деньгах и цена в годах, которую придется за эти ворота заплатить, едва ли сопоставимы…

Третья история, на первый взгляд, также на экстравагантность не претендовала. Убивший свою жену человек перепугался и пришел с повинной, путем симуляции психического заболевания пытаясь добиться к себе снисхождения и замены тюремного заключения на несколько более мягкий режим психиатрической клиники. Один из тех случаев, которые сотнями хранятся на пыльных полках больничного архива и моей памяти. Скучных случаев.