Антология шпионажа - Анатолий Вилинович

Исследования, проведенные в 1964 г. английскими учеными в лаборатории атомного центра в Харуэлле, привели к выводу, что Наполеон на острове Святой Елены в течение долгого времени подвергался воздействию мышьяка. Этот вывод был сделан после того, как четыре образца волос Наполеона «бомбардировали» нейтронами, в результате чего было зафиксировано излучение ставших радиоактивными атомов мышьяка в этих волосах. Наиболее вероятным исследователи сочли предположение, что Наполеон был отравлен Монтолоном, которому он завещал крупное состояние.

В отравлении императора некоторые подозревали «английскую интригу», желавшую снять с себя и возложить на самих французов ответственность за смерть Наполеона. Подчеркивалось, что приведенные «доказательства» отравления научно неубедительны; допускалось даже, что взятые для ислледований волосы не принадлежали Наполеону. А мышьяк мог попасть в волосы от пудры или когда тело умершего Наполеона лежало в земле.

Однако в самой Франции имела хождение еще менее обоснованная легенда, связанная со смертью императора. Существовало предание о бегстве Наполеона с острова Святой Елены. Оно приписывало тайной бонапартистской организации похищение бывшего императора из-под стражи и подмену его одним чрезвычайно похожим на Наполеона капралом Франсуа Робо, который и умер на острове 5 мая 1821 г. Сам же Наполеон якобы добрался до Италии, где и поселился в Вероне под именем лавочника Ревара. Там он жил до 1823 г. В сентябре этого года Ревар исчез, а через несколько недель часовой, охранявший Шеннбрунский замок в Вене, где лежал больной сын Наполеона, застрелил какого-то незнакомца, пытавшегося перелезть через каменную дворцовую ограду. Тело убитого отказались выдать представителям французского посольства и похоронили рядом с тем местом, которое было предназначено для погребения жены и сына Наполеона.

Этот рассказ с некоторыми вариациями был не раз использован в литературе: на него падал отсвет «наполеоновской легенды», которой отдали дань Пушкин, Лермонтов, Гейне. Необычность ситуации, в какую попадал по этому преданию бывший покоритель народов и стран, порождала и пародии. В одном французском журнале была напечатана пьеса, содержащая новую трактовку побега с острова Святой Елены. Наполеон, ставши владельцем небольшой лавчонки, быстро опускается, оказывается целиком поглощенным ничтожными интересами торговли. И когда наполеоновские маршалы и генералы, наконец, приезжают к императору с известием, что все подготовлено для государственного переворота в его пользу, их встречает мелочный торговец, озабоченный, как бы повыгоднее запродать бакалейный товар своим скупым и прижимистым соседям.

С крушением наполеоновской империи связан классический случай «коммерческой» разведки, т. е. сбор сведений в коммерческих целях. Еще в позднее средневековье наряду с «государственной» разведкой Венеции и других торговых республик зародилась частная разведка крупных североитальянских торговых домов. В XVI в. свою разведку имел южногерманский банкирский дом Фуггеров, который давал деньги многим европейским монархам и должен был в точности знать, насколько прочны положение и платежеспособность его должников. Впрочем, эта разведка не смогла предусмотреть полное банкротство финансов главного должника – испанских Габсбургов, которое подорвало могущество дома Фуггеров.

В начале XIX в. свою разведку имел банкирский дом Ротшильдов. Она действовала против Наполеона (хотя и он не раз использовал деловую переписку этих финансистов, чтобы получать разведывательные донесения из Лондона). Благодаря ей лондонский банкир Натан Ротшильд в июне 1815 г. первым в Лондоне, задолго до прибытия правительственного курьера, узнал о полном поражении французского императора при Ватерлоо. Ротшильд сначала стал играть на бирже на понижение английских государственных облигаций, а так как все за ним следили, ни у кого не осталось ни малейшего сомнения, что банкир получил сведения о сокрушительном разгроме британских войск. Биржевики бросились сбывать свои бумаги, опасаясь их дальнейшего падения. Возникла паника, котировка спускалась все ниже и ниже. А тем временем Ротшильд через подставных лиц скупил по дешевке огромное количество ценностей. Назавтра все узнали о результатах сражения при Ватерлоо. Курс бумаг резко подскочил вверх, и Ротшильд нажил на «досрочно» полученном известии огромное состояние.

Тайна наследного принца Людовика XVI

В истории тайной войны порой немалое место занимают случаи, которых вовсе не было. Не было, но зато имелись силы, в чьих планах или интересах было уверить, что эти эпизоды происходили в действительности. Вымышленное обвинение в шпионаже не раз становилось оружием в политической борьбе. Но было немало и обратных примеров. Разведке приписывали то, чего она никогда не осуществляла, в целях возвеличивания участников выдуманных достижений и мнимых подвигов. Эти «приписки» приобретали самые различные формы – от литературных мистификаций до появления самозванцев, вокруг рассказов которых десятилетиями велись жаркие споры.

…После падения Наполеона и реставрации Бурбонов много шума наделала мистификация известного французского писателя Шарля Нодье. В опубликованной им книге «История секретных обществ в армии и военных заговоров, ставивших целью свержение правительства Бонапарта» (Париж, 1815 г.) рассказывалось о деятельности широко разветвленного роялистского подполья в войсках Наполеона. Офицеры-роялисты – участники этой тайной организации наделялись исключительными добродетелями; то были сплошь героические характеры в духе модного тогда романтизма.

В истории тайного союза «Филадельфийцев» имелся, однако, один существенный недостаток: в том виде, в каком он был изображен, его вовсе не было! На деле союз «Филадельфийцев» – очень немногочисленный кружок молодежи, к которому примкнуло несколько недовольных военных вроде генерала Моле, – не представлял и тени опасности для Наполеона. А то, что Моле в ночь с 2 на 23 октября 1812 г. попытался, распространив слух о гибели Наполеона в России, объявить о создании Временного правительства, то это уже не имело никакого отношения к «Филадельфийцам».

Нодье умел перемешивать историю с фантазией. Когда писатель рассказывал о своем участии в событиях французской революции, многие его слушатели, по словам одного из них, «были настолько убеждены, что он имел несчастье кончить жизнь на гильотине, что спрашивали себя, как же он ухитрился приказать приклеить себе голову». В рассказ о «филадельфийцах» поверили, так как слишком внушительные силы во Франции в годы Реставрации были заинтересованы в том, чтобы самим поверить и, главное, убедить других в «героической» борьбе офицеров-дворян против «корсиканского узурпатора». Однако, как часто бывает, действие вызывает противодействие. Наряду с силами, которые заинтересованы в том, чтобы поверили в изобретенную ими сказку, есть и круги, которые прямо должны, по различным мотивам, стремиться к тому, чтобы вывести все эти измышления на чистую воду. Тогда вокруг явных вымыслов о тайной войне разгорается и тайная, и явная борьба. Иногда она имеет общественное значение, в других случаях отражает столкновение частных, групповых интересов внутри правящих классов.

Пример с мистификацией Нодье показывает, насколько остро ощущалась в эпоху Реставрации возвратившемуся к власти роялистскому дворянству его полная несостоятельность сопротивления революции, а потом Наполеону. Неприятно было сознавать, что только иностранные штыки возвратили власть эмигрантам. К тому же ведь, по крылатому выражению Талейрана, на штыки можно опереться, но на них нельзя сидеть.

В борьбе против идейного влияния революции роялисты создали настоящий культ «мучеников» – Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Но при этом возникло неприятное обстоятельство: как объяснить, что не только народ не вырвал из рук «злодеев», т. е. революционеров, «обожаемого монарха», но и дворяне оказались бессильными спасти короля и королеву. Эта немощь роялистского сопротивления «кучке злодеев» никак не поддавалась удобному объяснению. На этой почве очень рано возникла легенда: вызволить короля не удалось, но роялисты сумели тайно похитить и увезти из Франции его сына и наследника, которого в эмигрантских кругах именовали Людовиком XVII.

Спрос рождает предложение. Когда после 1815 г. спрос увеличился, нашелся и Людовик XVII. Правда, было сразу несколько Людовиков, но все они оказались не очень искусными мошенниками и были разоблачены. Претендент обнаружился даже за океаном. Им оказался уроженец штата Нью-Йорк метис Элизар Вильямс, который нашел немалое число последователей. В разное время объявилось до 40 претендентов! (Окончательно деградировавшего представителя этой малопочтенной компании «Людовиков XVII» Марк Твен весьма красочно изобразил, повествуя о приключениях Геккельбери Финна.) Только с одним из Людовиков дело обстояло далеко не так ясно.