Свиданий не будет - Фридрих Незнанский

– Володя! Мне не хочется говорить высоких слов, но если еще есть на свете понятие мужского слова… Хотя и эта гарантия условная… Очень! Вам немедленно надо скрыться…

– Сейчас я, наверное, опять пойду к Ландышеву – «матюгальник» понесу… – перебил Иноземцев начинающийся монолог господина адвоката.

– Думаете, вы?

– Скорее всего. Он сказал, что еще раз меня вызовет.

– Нет, Володя. Так дело не пойдет. – Гордеев достал бумажник. – Возьмите деньги. Вы должны немедленно исчезнуть. Немедленно. Прямо с площади. Ну, хорошо. Отнесите ему «матюгальник» и сразу, слышите, сразу разворачивайтесь с Дмитро Лукичом – и делайте отсюда ноги. Пусть Яворниченко скажет что-нибудь, а вы мчитесь на вокзал, в Москву, звоните там Райскому, Вадиму Райскому. Вот его визитка. И заучите телефон – сейчас! Убегайте, заметая следы. Спрячьтесь. Умоляю.

– Идуть, хлопци, – подал голос Дмитро Лукич.

– Деньги пока беру, но действовать буду по обстоятельствам. – Схватив биксу, Володя выскочил из автомобиля.

Вдруг на площади появился черный «Мерседес-300», в сопровождении двух «фордов». Из них вышло несколько человек, в том числе двое из «мерседеса». Объяснив Гордееву, что высокий – это начальник Булавинского отдела ФСБ Ромашков, а коренастый – заместитель мэра Вася Лапоть, то бишь Василий Михайлович Лаптев, Яворниченко двинулся туда, ближе к эпицентру события. Гордеев, сняв халат, остался изнывать возле кареты «скорой помощи».

После прибытия начальства обсуждение положения, как видно, разгорелось с новой силой, а на этажах гостиницы вновь усилилось движение. Володя что-то рассказывал прибывшим, усиленно жестикулируя руками, и Гордеев предположил, что он затягивает время, расписывая угрозы, которые исходят от Ландышева.

Потом в толпе замелькал оранжевый мегафон, взяв который Володя отправился к «шевроле».

Вновь стоял он у этого проклятого серебристого лимузина и вел какой-то разговор с Ландышевым.

Гордеев вдруг увидел, что ему навстречу торопливо движется Дмитро Лукич. Выражение лица у него было взволнованным, по щекам и лбу катились крупные капли пота, хотя было понятно, что дело не в солнце, палившем в этот субботний день.

– Зараз пулять начнуть, – почти крикнул Яворниченко, подходя.

– Да вы что!

– Я вам кажу – начнуть. Сам слышал, як охвицеры снайперов пошли обходить. Я вот, к примеру, туточки стоял, а туточки, – он показал расстояние в два метра от себя, – начальник ихний командиру омоновцив говорил, шоб по команде какой-то стреляли. У мэнэ слух знаете який, як у ховрашка, але не почуяв. Но командир омоновцив аж вскрикнул: «Там же люды! Женщина!» – а цэй ему: «Яка вона женщина?! Проститутка!»

– А Володе вы не успели сказать? Предупредить его?

– Да как же? Он же с начальниками стоял.

– Что ж делать-то будем, Дмитро Лукич?

– Думаю, надо по рации еще «скорые» вызвать, – твердо сказал Яворниченко, берясь за микрофон.

– Вызывайте, – зачем-то сказал господин адвокат, хотя было ясно, что этот человек и без него принял свое решение и уже не отступит.

Гордеев еще раз, другой обежал взглядом площадь. Снайперы по-прежнему были наготове, но офицеры около них уже не наблюдались.

Наконец Володя отошел от «шевроле» и двинулся в сторону оцепления. Он показывал руками, что все хорошо, то есть что Ландышев ведет себя спокойно.

В следующий момент дверь водителя в «шевроле», прежде захлопнувшаяся, вновь приоткрылась. Опустилось стекло, и наружу высунулся оранжевый раструб мегафона.

Над площадью повисла тишина.

Затем раздался хриплый выдох – Ландышев пробовал микрофон.

Вновь воцарилось безмолвие.

Еще один хриплый выдох.

– Граждане города Булавинска! – раздался срывающийся голос Ландышева, и вслед за этим немедленно со всех сторон началась пальба.

Стреляли снайперы.

Стреляли сверху выскочившие на балконы гостиницы омоновцы.

В поднимающихся клубах пыли и порохового дыма Гордеев видел, как правая дверка «шевроле» распахнулась и из нее выпала на асфальт девушка в светло-зеленом легком платье. Рухнул находившийся на полдороге к оцеплению Володя и остался лежать неподвижно.

– Гады! – заорал Гордеев. – Гады! – Но в поднявшемся грохоте и шуме его никто, кроме Дмитро Лукича, не услышал. Яворниченко запустил двигатель и стал медленно двигаться по направлению к «шевроле».

Стрельба разом стихла.

К машине бросились несколько человек в бронежилетах.

Расталкивая толпу, Гордеев летел к лежащему Володе, с нарастающей радостью видя, что тот зашевелился, поднял голову и, опершись на руки, сел на землю, крутя головой.

– Жив! Жив! – кричал Юрий Петрович, боковым зрением видя, как спецназовцы вытаскивали из машины изрешеченное тело Ландышева.

Володя вскочил на ноги и бросился к «шевроле».

Он не обращал внимания на крики, раздававшиеся со всех сторон, на чей-то вопль: «Там все заминировано!»

Гордеев устремился за ним, поняв, куда бежит Володя.

Однако, когда они оказались у расстрелянного лимузина, возле Джуси Фрут уже возились двое: какой-то омоновец отмыкал ее руку, прикованную наручником к дверке, а Дмитро Лукич поддерживал в своих огромных ладонях голову девушки с лицом, полузакрытым спутанными, окровавленными волосами.

Но Гордееву хватило одного взгляда, чтобы понять: первая победительница областного конкурса «Усть-Басаргинская красавица», фотомодель Таня Вершкова была мертва.

Глава 43. ИСХОД ИЗ БУЛАВИНСКА

И вдруг сама собою объяснилась причина утренней тоски. Ему представилась Москва…

Володя и Дмитро Лукич уложили тело Джуси Фрут на носилки и, хотя ей они уже ничем не могли помочь, помчались прочь от гостиницы «Стрежень». Помочь они могли Гордееву, вот и старались. Как увидел Юрий Петрович, тело Ландышева попавшие в него пули превратили в фарш. Но Кочеров, как видно, уцелел. Мина, заготовленная и примотанная к нему киллером, не взорвалась, и, после того, как с ней поработали саперы, старшего следователя прокуратуры увезли военные медики.

Больше всего Гордеева беспокоило то, что, если Кочеров в сознании, он обязательно расскажет своим о Володе, записавшем откровения Ландышева перед смертью. Конечно, какой-то смысл в откровенности Иноземцева был, он действительно подстраховался. Но страховка эта, разумеется, была очень относительной и охоты расправиться с Володей булавинскую банду отнюдь не лишала.

Осложняло ситуацию и то, что у гостиницы Гордееву дважды или трижды попадалась на глаза длиннолапая фигура Константинова. Он больше других из камарильи знал о происходящем, и если Кочеров сейчас заговорил…

Как понял Володя из разговоров начальников и из рассказа Ландышева, именно Кочеров и Константинов заявились вчера в гостиницу, очевидно, в надежде, что «вы, Юрий Петрович, придете ночевать». Коротая время, они разместились в конторе с Джуси Фрут и с еще одной ее подружкой. Гордеева, понятное дело, не было, зато вскоре после рассвета заявился Ландышев и тоже, «наверное, по вашу душу, Юрий Петрович».

Естественно, на эту встречу никто не рассчитывал. То есть это ребята из прокуратуры были в расслабленном состоянии, а Ландышев-то рассчитывал на все. Почему и успел вырубить Константинова электрошоком, скрутить Кочерова и приковать к нему кочеровскими же наручниками Джуси Фрут. Подружке, как и Константинову, повезло: Ландышев связал несчастную и бравого блюстителя законов ремнем последнего и простынями, предварительно затолкав в душ…

Ну а затем началось то, что завершилось так кроваво.

Гордеев взял честное слово у Володи, что тот немедленно исчезнет из города и будет добираться до Москвы, причем больше он полагался даже не на Володю, а на рассудительного Дмитро Лукича, который твердо пообещал, что в ближайшие же часы отправит Иноземцева вместе со своими земляками, которые едут на грузовиках в Новосибирск. Ехать вместе с Володей Гордеев не хотел по простой и совсем не жизнерадостной причине: у него был диктофон с кассетой, Володя слышал то, что рассказывал Ландышев (господин адвокат просил его, елико возможно, повторять про себя услышанное, особенно фамилии, факты, даты), так что хоть один из двоих, но должен был добраться до Москвы, до друзей Гордеева…

Сам Гордеев не мог уехать из Булавинска, не заглянув к Лиде. Он не видел ее уже несколько дней и чувствовал, что, исчезнув, не сказав ей при этом ничего, он нарушит какое-то трудное, почти невыразимое словами правило профессии, в которой он, собственно, был новичком, но которую уже начинал любить.

На перекрестке, ближайшем к Лидиному дому, Дмитро Лукич притормозил.

Юрий Петрович не смог удержаться. Он откинул край простыни, прикрывавшей лицо Тани – Джуси Фрут.

Смерть своим непостижимым движением убрала с него страдание и сожаление – те чувства, которые были напечатлены на нем, когда Гордеев увидел погибшую красавицу возле расстрелянного вооруженными мужчинами лимузина.