100 великих загадок истории Франции - Николай Николаев

Это «некоторое время», о котором говорил переводчик, растянулось на несколько месяцев. Не так просто было регламентировать товарообмен между Персией и Францией и составить торговый договор. В процессе этих долгих переговоров смекалка и политическое чутье Риза-бея вызывали искреннее восхищение министров Людовика XIV.

Перс снова обосновался в Шарантоне, во Дворце послов, и король выплачивал ему 500 ливров ежедневно на его личное содержание и на его многочисленную свиту. Дом был просто переделан во дворец из «Тысячи и одной ночи», и в этой совершенно феерической атмосфере графиня де Леспине каждый день играла с огнем. Она приезжала сразу после полудня, всегда в сопровождении своей матери, во избежание сплетен, но если другие дамы удалялись в обеденный час, то Аделаида покидала Шарантон только перед наступлением ночи.

После полудня молодая графиня болтала со своими подругами, которые поддразнивали ее немного, но на самом деле сами не верили в свои шуточки. Лед к этому времени был уже сломан, и Риза-бей, прирученный, начал обмениваться фразами с толпой хорошеньких женщин, теснившихся вокруг него. Всегда, конечно, через переводчика, и чаще всего с помощью доброго кюре из Амбуаза.

Однажды Риза-бей задумал показать своим гостьям танцы в исполнении женщин из своего гарема. Аделаида нашла эти танцы немного вульгарными, и, желая продемонстрировать бею превосходство француженок, пригласила придворных дам потанцевать с нею перед беем. Они исполнили кадриль, которую сменил менуэт. Риза-бей, казалось, оценил ансамбль исполнительниц, но при этом не спускал глаз с маленькой графини; иногда в его взгляде наряду с восхищением проскальзывало вожделение при виде такой изысканной легкости. Это были два мира, противостоящие друг другу, но и способные к взаимному проникновению.

Иногда в качестве угощения посол приказывал приготовить рисовые шарики с шафраном, маленькие кусочки курицы или куропатки, и всегда на ковре стояли в драгоценных вазах пирамиды фруктов, в том числе экзотических, которыми угощались лакомки. Нигде и никогда Риза-бей не пользовался другой кухней, кроме его собственной.

Но если, общаясь с женщинами, персидский лев и стал ручным, он все же оставался самим собой и продолжал удивлять всех своими необычными фантазиями. Для начала он отказался пользоваться каретами, предоставленными в его распоряжение, и, поражая всех, передвигался только верхом. Даже в Оперу он отправлялся верхом. Кюре из Амбуаза объяснял, чтобы умерить недовольство придворных, окружавших короля, что в Персии даже сапожник садится на лошадь, чтобы доставить пару сандалий заказчику на другой конец своей улицы. Кроме того, слуги бея постоянно ссорились со швейцарцами, стоявшими на часах у дверей, и часто дело доходило до драк.

И все же это были мелочи. Чаша переполнилась в один прекрасный день, когда, облачившись в роскошные одежды (он менял их каждый день), Риза-бей решил предложить придворным дамам, своим подругам, восточный пикник.

Дамы сразу же согласились. Ведь речь шла всего лишь о прогулке по Елисейским полям.

С персидским флагом впереди, в сопровождении других великолепных всадников, лошади которых были украшены восточной упряжью, он прогуливался по Парижу, а следом ехали в каретах его поклонницы.

Чтобы развеселить и удивить парижан, Риза-бей проделал перед их глазами особенно замысловатый трюк на лошади, чем привел зрителей в восторг. Толпа стала уже шумной и возбужденной, когда, проехав всю улицу Елисейских полей, Риза-бей, обернувшись к одному из слуг, поручил ему попросить дам выйти из карет.

Слуги после расстелили длинный ковер на траве, и дамы расселись полукругом перед беем, который был счастлив их принять если не в волшебных персидских садах, то все же отчасти на деревенском приволье.

Кучи розовых лепестков появились перед каждой гостьей, а самая большая перед Риза-беем, который черпал лепестки двумя руками и тер их друг о друга, шелковистые и душистые, иногда поднося их к носу. На лице его от этой изысканной игры отражалось утонченное удовольствие. Аделаида сидела перед ним, пожирая его глазами, открывая для себя новый мир.

Через несколько минут дамам был предложен чай, их также обнесли по кругу маленькими сосисками.

Высокопоставленные участники пикника были окружены верховой стражей (состоявшей из слуг Риза-бея), в задачи которой входило сдерживать толпу любопытных. Эти последние никогда не видели ничего подобного и хотели увидеть еще больше, поэтому, когда заиграли скрипки, удивляя парижских воробьев, началась толкотня и давка.

Несколько стоявших впереди уличных мальчишек пробрались под ногами лошадей, и если уж они оказались внутри ограды, нужно было что-то натворить – и они начали все расшвыривать, опрокидывать самовары, разбрасывать ногами кучи розовых лепестков и в конце концов затеяли драку со слугами.

Дамы закричали от страха. Одним движением вскочив на ноги и одновременно обнажив саблю, Риза-бей издал свое знаменитое рычание и, пылая от гнева при виде такой дикости, ударил одного из мушкетеров, целый эскадрон которых примчался по тревоге для наведения порядка.

Этим мушкетером был молодой граф де Аи. Дело принимало дурной оборот. Кюре из Амбуаза прилагал все усилия, призывая и тех и других к спокойствию и раскаянию, но в суматохе он потерял своего перса. Потасовка теперь уже была общей, и надо было скорее отобрать саблю у Риза-бея, чтобы избежать «тысячи несчастий». Добрый кюре делал все, что было в его силах, так же, как некий Гусейн, перс, торговавший кофе на улице Сен-Оноре, который увязался за кортежем, гордясь, как павлин, своим соотечественником. В конечном счете именно он завладел саблей и оттеснил разнузданных ротозеев.

«Сжальтесь! Сжальтесь!» – взывала Аделаида Леспине, закрыв лицо руками. То ли она плакала из-за оскорбления, которому подвергся Риза-бей, то ли оплакивала несчастного мушкетера, бездыханное тело которого было распростерто посредине поля боя. Ее подруги попытались убежать, но не смогли пробиться к каретам, непривыкшие бегать в своих узких атласных туфельках. В довершение всего они попали в руки мошенников, появившихся неизвестно откуда и обиравших до нитки всех, кто попадался им на пути.

По счастью, был только один тяжело раненный. Срочно вызванный хирург сумел тотчас же вернуть его к жизни. Это был королевский мушкетер, которого ударил саблей Риза-бей. Дело было нешуточное. Барон де Б. должен был вступить в переговоры с месье д’Артаньяном о последствиях этой истории.

Единственной хорошей стороной этого странного «приема в саду», так непохожего на те приемы, которые в наши дни дает английское посольство по соседству все с теми же Елисейскими полями, было то, что он несколько охладил фантазию персидского посла. Он не совершал больше никаких неуместных прогулок. Вместо этого он занялся покупками, ему пришлись по вкусу французские товары: прекрасные лионские шелка, фламандские кружева, серебряные изделия. И наконец, он занялся переговорами с представителями короля о заключении торгового договора, для чего, собственно, он и приехал во Францию.

Затем он прекратил свои приемы, его салон был открыт только для нескольких дам, в число которых входила маленькая графиня де Леспине, которая по-прежнему являлась всегда в сопровождении своей матери.

Казалось к тому же, что мать в такой же степени покорена, как и дочь, в границах приличий, конечно. Здесь крылась какая-то тайна, никто не мог это объяснить. Может быть, у этих женщин был какой-то предок, в жилах которого текла восточная кровь? Этим объясняется часто унаследованное через бессознательно память предков сродство душ.

Как бы то ни было, ясно было одно: со дня приключения на Елисейских полях Аделаида готова была умереть за Риза-бея, а он – за нее. Никто из придворных, бывших свидетелями этой любви, не сомневался в горячей глубине такого чувства.

Но все-таки кое-что пытались предпринять. По совету доброго кюре из Амбуаза, хотели прибегнуть к средству, к которому обычно обращались в таких случаях: убеждали мать молодой женщины поместить ее в монастырь как в убежище, до возвращения мужа. Ни та, ни другая ничего не хотели слышать. Тогда почтенный Годеро еще раз выступил посредником, рисуя самые непривлекательные картины жизни в странах Востока. Он там жил, он знает, что это такое, он говорит со знанием дела.

«Но я не собираюсь ехать в Персию», – сказала на это Аделаида. Служа своей любви, она стала хитрой, простодушная маленькая мадам де Леспине!

Двор с облегчением вздохнул и удвоил свою деликатность, в то же время делая все возможное, чтобы ускорить отъезд бея. Двор еще надеялся таким способом спасти ситуацию.

Наконец посол решил двинуться в путь. Переодетые полицейские окружили дворец в Шарантоне, наблюдая за входящими и выходящими. Несмотря на слова молодой женщины, решили быть начеку. Приближался последний акт, нужно было, чтобы он удался. Магомет Риза-бей должен подняться на корабль один. Как только он выйдет в открытое море, бедная девочка его забудет.