Городские легенды - Чарльз де Линт

На море подскакивающих, как поплавки на волнах, голов это, пожалуй, не тянет, подумала Эми, глядя на них со сцены. Больше похоже на озерцо или даже пруд.

От этого сравнения она сама заулыбалась. И поддала жару на волынке, когда скрипка и банджо вступили с первыми аккордами «Глен Аллена». Только к середине этой второй мелодии она обратила внимание на молодую женщину, которая танцевала прямо напротив микрофона Мэтта.

Она была небольшого роста, тоненькая, ее волосы напоминали золотую пряжу, а густо-синие глаза сапфирами вспыхивали в свете, который лился со сцены. Ее лицо показалось Эми немного лисьим – черты вытянутые, заостренные, как у фей на рисунках Рэкхэма, но от этого ничуть не менее привлекательные.

Другие танцоры расступались перед ней, точно камыши перед порывом ветра, и скоро вокруг нее образовалось свободное пространство, где колыхалась цветастая юбка ее широкого, без пояса, платья, пока ее крохотные, обутые в черные китайские шлепанцы ножки выписывали на полу замысловатые узоры. Ее движения были одновременно чувственны и невинны. Эми сначала приняла девушку за профессиональную танцовщицу, но, приглядевшись к ней как следует, поняла, что текучая плавность и грация ее движений – качества скорее врожденные, чем приобретенные.

Взгляд танцующей был прикован к Мэтту, и, как ни поворачивала ее мелодия, она не сводила с него глаз, но еще больше Эми удивил Мэтт, который, казалось, был зачарован девушкой не меньше, чем она им. А когда зазвучал «Шееган Рил», третья, и последняя, мелодия этого сета, она испугалась, что Мэтт просто спрыгнет со сцены и пустится в пляс вместе с девушкой.

– Снова! – выкрикнул Мэтт, когда мелодия уже близилась к концу.

Эми не возражала. Она качала мехи своей волынки, ее длинные пальцы плясали по клапанам дудки, и она готова была наяривать хоть всю ночь, если танцовщица устоит на ногах. Но пружина мелодии развернулась до конца и во второй раз, и вдруг все кончилось. Танцпол опустел, девушку засосала толпа.

Когда замерли аплодисменты, клуб накрыла непривычная тишина. Эми сняла свою волынку, оглянулась и увидела, что Мэтта на сцене уже нет. Она даже не заметила, когда он ушел. Тогда она подняла микрофон своей волынки.

– Мы, э-э, отдохнем немного, ребята, – сказала она в него. В тишине собственный голос показался ей ревом. – Но мы еще вернемся, – добавила она, – и поиграем для вас, так что не уходите.

Болтовня между песнями была работой Мэтта. А поскольку Эми совсем не была уверена в своем сценическом очаровании, то этим простым объявлением она и ограничилась.

Рябь аплодисментов снова пробежала по залу, она ответила на них благодарной улыбкой. Включилась клубная стереосистема, зазвучала мелодия Джексона Брауна, и Эми повернулась к Ники, который укладывал скрипку в футляр.

– Куда это Мэтт девался? – спросила она.

Тот только плечами пожал, вроде как «кто его знает?»:

– Может, пошел ловить ту пташку, которая всю последнюю песню трясла перед ним хвостиком.

– Не завидую я ей, – вставил Джонни.

Эми хорошо знала, что он имел в виду. В последние несколько месяцев они наблюдали, как случайные подружки мотыльками слетались к Мэтту, привлеченные ярким пламенем его сценического образа, но только зря опаляли себе крылышки ледяным холодом его равнодушия. Он очаровывал их в клубе, иногда пускал к себе в постель, но в конце концов единственной его возлюбленной всегда оставалась музыка.

Эми слишком хорошо это знала. Было время…

Тряхнув головой, она оттолкнула воспоминания о прошлом. Сложенной козырьком ладонью она прикрыла от света глаза и стала вглядываться в зал, пока другие двое пошли выпить пива, но ни Мэтта, ни девушки так и не увидела. Зато она углядела черноволосую китаянку, которая сидела одна за маленьким столиком у входа, как раз в тот момент, когда та помахала ей. Она и позабыла, что Люсия появилась как раз в середине первого отделения, слегка опаздывая, как и полагается светской даме, но, вспомнив, тут же подумала: уж не видела ли она танцовщицу, которая появилась примерно в это же время? Может, они даже пришли вместе.

Люсия Хан была художницей, занималась перформансом, жила в Верхнем Фоксвилле и давно дружила с Эми. Когда они только познакомились, многие советовали Эми быть с ней поосторожнее, потому что она лесбиянка и наверняка будет к ней приставать. Но Эми пропустила все это мимо ушей. Прежде всего, она ничего не имела против голубых, ну а потом узнала, что единственным основанием, на котором сплетники выстроили свои далеко идущие предположения, служил тот факт, что Люсия предпочитала работать с женщинами. Как объяснила ей позже сама Люсия: «В искусстве слишком мало женщин, вот я и хочу поддержать тех, кто все-таки рискует им заниматься, если, конечно, у них есть хоть какие-то способности».

Эми хорошо ее понимала. Она и сама часто жалела, что так мало женщин играют народную музыку. Ей до смерти надоели сборища, где ее никто не знал. Часто она оказывалась единственной женщиной-музыкантом в большой компании мужчин, и ей приходилось прямо из кожи вон лезть, играя на своей волынке, чтобы только доказать, что она ничем не хуже их. Самыми твердолобыми в этом смысле неизменно оказывались ирландцы.

Но это совсем не означало, что им с Люсией не нравились мужчины, если они были в их вкусе.

– Au contraire[35], – как говаривала Люсия, подражая якобы парижскому акценту, – я их слишком даже люблю.

Эми пробралась к бару, заказала пива и понесла налитую до краев кружку к столику Люсии, лавируя в толпе и стараясь, чтобы на ее новые джинсы попало как можно меньше пены.

– Спорим, ты думала, что я уже не приду, – сказала Люсия, когда Эми со своей относительно полной кружкой садилась за ее столик. Все, что она пролила, попало только на пол, который и без того был уже весь липкий.

Люсия была лет на шесть или семь старше Эми, следовательно, ей было около тридцати пяти. Волосы у нее в тот вечер стояли торчком – без всякого сомнения, под стать разорванной белой футболке и кожаным джинсам. Панковское движение едва начинало проникать с другого берега Атлантики, но Люсия, очевидно, уже записалась в ряды его активистов. Цепочка из булавок болталась у нее в одном ухе; еще несколько сдерживали прорехи на футболке в стратегически важных местах.

– Не помню, чтобы я вообще говорила тебе про этот концерт, – ответила Эми.

Люсия небрежно махнула рукой в направлении небольшой афиши, которая висела у нее за спиной и извещала о том, что группа играет в эти выходные в «Закусочной Финни».

– Вы же теперь знаменитости, ma chérie[36], – сказала она. – Как же могла не узнать? – Потом, уже без всякого акцента, сказала: – Звук у вас, ребята, просто отличный.

– Спасибо.

Эми опустила взгляд на крышку стола. Поставила свою кружку рядом с бокалом белого вина, сигаретами и зажигалкой Люсии и пепельницей, до половины заполненной окурками. Там же стояла пустая чайная чашка, использованный чайный пакетик примостился на краешке блюдца рядом с ней, а рядом сверкал полированными боками стальной чайничек.

– Ты пришла одна? – спросила Эми.

Люсия покачала головой:

– Я привела найденыша – свеженькая, только не знаю откуда. Ты наверняка заметила, как они с Мэттом строили друг другу глазки всю последнюю песню. – И тут же прижала к губам ладонь. – Прости. Я совсем забыла о том, что у вас с ним было.

– Старая история, – сказала Эми. – Я давно с этим справилась. Не знаю, заметил Мэтт или нет, что у нас с ним что-то было, а я уже остыла.

– Тем лучше для тебя.

– Определенно, – согласилась Эми.

– Зря я, наверное, не предупредила мою маленькую подружку насчет его, – сказала Люсия, – но ты ведь сама знаешь, какие они бывают в этом возрасте, предупреждать их – все равно что подзуживать.

– Кто она такая, эта твоя маленькая подружка? Движения у нее как у прирожденной танцовщицы.

– В ней что-то есть, правда? Я повстречала ее на Волчьем острове с неделю тому назад, как раз перед последним паромом, – она была вся мокрая, волосы спутанные, как будто упала за борт и ее прибило к берегу волной. К тому же она была совсем голая, без единой нитки на теле, ну я и подумала сразу самое худшее, понимаешь? Что какой-нибудь козел притащил ее на остров, чтобы быстренько трахнуть, и смылся.

Люсия сделала паузу, чтобы закурить сигарету.

– И? – спросила Эми.

Люсия пожала плечами, выпустила клуб синевато-серого дыма.

– Она действительно упала за борт из лодки, а разделась уже в воде, чтобы одежда не тянула ее ко дну, и так доплыла до берега. Конечно, все это я узнала от нее уже позже.

Тут дверь за ее спиной распахнулась, порыв холодного воздуха ворвался в клуб, подхватил струйку дыма от сигареты Люсии и закружил ее в медленном танце. Сквозь дым Эми разглядела, как Мэтт и девушка вошли в клуб. Похоже, разговор у них был оживленный – по крайней мере, Мэтт был оживлен, значит, речь шла о музыке.