Невеста-обманщица - Кэтрин Коултер

— Ты столько всего наговорил, Дуглас, что я не совсем уверена…

— Черт возьми, женщина, кто этот парень и что он здесь делает?

Она вздернула подбородок:

— Очень хорошо. Его зовут месье Лессаж, и он дает мне уроки французского.

— Что?

— Ты слышал меня. Лучше, если ты оставишь нас сейчас, Дуглас, мы еще не закончили.

Дуглас выругался по-французски так длинно и замысловато, что молодой француз не удержался и расплылся в одобрительной улыбке. Он что-то быстро сказал Дугласу, а Дуглас чуть ли не еще быстрее ответил. Потом оба они заговорили на этом проклятом языке, забыв о ней, и она чувствовала себя покинутой.

— Дуглас, — сказала она очень громко, — месье Лессаж — мой учитель. Ты прервал наши занятия. S'il vous plait, пожалуйста, оставь нас.

Дуглас что-то сказал месье, и тот улыбнулся.

— Извини, Александра, но месье только что вспомнил, что у него сегодня еще урок, очень скоро, а ехать туда нужно через весь Лондон.

Дуглас пожал молодому человеку руку, и деньги перешли из руки ее мужа к французу в карман.

Александре хотелось его убить. Она жалела, что не может выругаться по-французски так же легко, как это делал он. Нет, все, что ей нужно, это одно-единственное французское слово, всего одно. Она подождала, пока закроется дверь, потом топнула ногой.

— Как ты посмел! Он — мой учитель, и он не подчиняется тебе! Ах, как бы мне хотелось сказать тебе по-французски, как я зла на тебя!

— Какое-нибудь ругательство, да?

— Да. Oui!

— Merde.

— Что?

— Ты можешь сказать “merde”. Это значит.., ну, неважно, это — ругательство, и оно даст выход твоему гневу. Поверь мне.

— Merde! Он засмеялся:

— Ну как, лучше? — Она ничего не ответила, и он спросил:

— Почему ты решила выучить французский?

— Чтобы выяснить, что эта девица говорила тебе и почему этот человек, Джордж или как там его, хотел убить тебя прошлой ночью!

— Ax, значит, я не ошибся. Ты ведешь себя как Святая Джорджина.

Он подошел к балконной двери, которая вела прямо в сад. Открыл дверь и вдохнул свежий утренний воздух.

— Александра, ты собиралась выручить меня снова? На этот раз с помощью французского на школьном уровне?

— Если ты объяснишь мне, в чем дело, почему бы и нет, я тоже могу что-то сделать. Такой уж у меня характер, и я ничего не могу с собой поделать. Мне бы не хотелось, чтобы ты расценивал это как вмешательство в твои дела.

— Жаль, — сказал он, не оборачиваясь. — Жаль, что ты совсем непохожа на свою сестру — леди, которая, я думаю, предпочла бы подождать и выяснить, хочет ли ее муж, чтобы она влезала в его дела, тем самым доставляя ему еще большие хлопоты. В дела, я заостряю твое внимание на этом еще раз, которые никоим образом ее не касаются.

— Мне бы хотелось, чтобы ты выражался яснее, Дуглас.

— А что тебе, собственно, неясно?

— Например, любишь ли ты до сих пор Мелисанду?

Он обернулся, чтобы посмотреть ей в лицо, и увидел в ее глазах боль. Это расстроило его. Сегодня ночью он не приходил к ней, вот в чем дело. Он хотел. Господи, очень хотел прийти к ней, в этом не было ничего нового — он всегда желал ее, — но он решил показать ей, что не будет рядом с ней, когда бы она ни пожелала, что это только его право — решать: где, когда и как. Кроме того, тем самым он выразил свое недовольство ее поведением. Ну вот, он сделал как задумал, и теперь хочет ее как дьявол. Ее утреннее платье было не таким уж соблазнительным — обычный бледно-желтый муслин, но оно будило в нем дикое желание, так как под ним скрывалось ее божественное тело. Ему хотелось сжать ее в объятиях и зарыться лицом в упругую грудь.

Он удивился, услышав свои слова:

— Нет, я не люблю Мелисанду. Я никогда не любил ее, но хотел ее как женщину. Наверное, она была для меня мечтой о женской красоте, я воспринимал ее не как реальную живую женщину, а как некое прекрасное видение, которое сделает мои ночи не такими одинокими. Нет, я не люблю ее. Боюсь, Тони был прав, когда говорил мне об этом.

— Тони любит ее.

— Да, любит.

Ей отчаянно хотелось спросить его, сможет ли он когда-нибудь полюбить хоть немного ее. Но она промолчала.

— Я — такая, какая есть, Дуглас. И мне невыносима мысль, что тебе грозит опасность. Я не могу поверить, что тебе будет приятно, если я буду спокойно попивать чай, в то время как враг подбирается, чтобы вонзить нож тебе в спину.

— Если такое случится, ты можешь кричать во всю мощь своих легких и звать на помощь кого-нибудь из мужчин.

— Ну а если никого не окажется поблизости?

— Хватит пустых предположений, Александра. Я не хочу, чтобы ты совершала поступки, которых я не одобряю. Я хочу всегда знать, где ты находишься и что ты делаешь. Я не хочу, чтобы ты задавала мне вопросы о моих делах и тем более — вмешивалась в них.

— Тебе нужна бесчувственная жена.

— Бесчувственная? Ха! Я никогда не поверю в это, если только не перестану посещать твою спальню.

Он посмотрел на нее долгим взглядом. Она была так близко от него.

— Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, в доме. Никуда не выходи. Проследи за приготовлениями к отъезду, мы уедем рано утром. Тебе хватит времени?

Она встала. Нет, он неисправим, подумалось ей. Скорее всего, он никогда не изменится. Она улыбнулась ему через силу, кивнула на прощание и вышла из комнаты.

Она подошла к широкой лестнице, ведущей наверх; услышав, как миссис Гудгейм позвала ее, она не обернулась. Прошла в свою спальню и заперла дверь. Она не знала, сколько времени простояла посреди комнаты, потом медленно опустилась на колени. Обхватила себя руками и заплакала.

Она так углубилась в свое горе, что не услышала, как тихо открылась дверь соседней спальни. Приказание, готовое вырваться у Дугласа, замерло у него на губах. Он смотрел на нее, ничего не понимая. Ведь он почти не бранил ее, не сказал ничего такого, что могло бы ввергнуть ее в такое состояние. Это было невыносимо. Он быстро подошел к ней, взял на руки и отнес на кровать. Потом лег рядом с ней, сцеловывая слезы с ее лица до тех пор, пока она не забыла о них, забыла об обиде, о боли, забыла все, кроме наслаждения, которое он дарил ей. Она изголодалась по нему и страстно отвечала на его поцелуи, доводя его до неистовства.

Потом, когда они, умиротворенные, лежали рядом, он приподнялся над ней и сказал:

— Больше никогда не плачь. Мне это не нравится. У тебя нет причин плакать. Ведь я пришел к тебе, так? Разве я не доставил тебе удовольствие?

— Да, — ответила она, — конечно. Он почувствовал, как желание нарастает в нем снова. Подходило время ленча. Кошмар: середина дня, а он не может от нее оторваться. С трудом он заставил себя встать.

— Больше не плачь, — повторил он и натянул штаны.