Река вечности - Дороти Гарлок

Солнце уже садилось, и птицы устраивались на ночлег, когда с дороги свернул легкий экипаж и, обогнув дом, остановился у задней двери. Мерси выбежала из дома.

– Папа! Мама!

Фарр Куил, высокий и живой, по-юношески стройный, спрыгнул с коляски. Мерси бросилась к нему. Он поймал ее и сжал в объятиях.

– Папа! Я так рада, что вы дома!

– И я рад, милая.

– Мама! – закричала Мерси, когда Куил помог изящной белокурой женщине спуститься с коляски.

– Такое впечатление, будто мы не виделись несколько лет, а ведь прошло лишь несколько недель, – Мерси бросилась в объятия Либерти, и они крепко прижались друг к другу.

– Как Даниэль? – на усталом лице Либерти застыла тревога за сына.

– Он уже выздоравливает.

– Лихорадки нет? И... заражения?

– Пока нет. Тенеси сказала, что у него все хорошо. Мне столько нужно тебе рассказать, мама.

– Элеонора написала о самом главном – вы с Даниэлем поженились! Дорогая, это самая замечательная новость! Вы были близки с детства. Я чувствовала, что Даниэль много лет ждал, когда ты вырастешь.

– Ты мне никогда об этом не говорила.

– Чтобы все разрушить? Ну нет, Мерси! Я не такая глупая.

– А где Мари Элизабет и Зак?

– Зак две недели назад уехал вместе с Уиллом Бредфордом в Новый Орлеан с дипломатической миссией. Фарр решил, что для Зака это будет хорошим испытанием. Мари Элизабет с головой ушла в свою музыку. Она собирается петь в оперетте и поэтому осталась с друзьями, пока мы не вернемся. Я так волновалась за Даниэля и беднягу Джорджа! О нем никаких новостей?

– Ни слова, – Мерси оглянулась, не идет ли Фарр. Куил пожал руку Джиму и, немного поговорив с ним, передал ему усталых лошадей. Он пошел за Мерси и Либерти. Женщины направились к дому, обняв друг друга. Тенеси поднялась со стула у кровати Даниэля.

– Он проснулся? – прошептала Мерси.

– Проснулся и очень обеспокоен. Он слышал, как подъехал экипаж и не спускает глаз с двери.

Либерти задержалась в прихожей, чтобы снять шляпу и легкую накидку. Она вошла в комнату, неотрывно глядя на Даниэля. В голове проносились воспоминания о маленьком мальчике с серьезным лицом, который, держа ее за юбку, спрашивал: «Можно я буду называть тебя мамой?»

На глаза Либерти навернулись слезы. Она наклонилась и поцеловала приемного сына в лоб.

– Я так беспокоилась, Даниэль.

– Через несколько дней я поправлюсь, мама. Эй, не плачь! Я не выношу, когда женщины из моей семьи плачут.

– Я не могу сдержаться. Я всегда плачу, когда кто-то из моих детей болен или побился.

Из-за ее плеча выглянул Фарр.

– Привет, сын. Твоя мама в таком состоянии с тех пор, как мы узнали, что ты ранен. Я думал, что она разорвет того, кто привез нам плохие новости, как это делали древние. Мы сменили трех лошадей, пока доехали.

– Надеюсь, вам не пришлось оставить никаких важных дел.

– В Вандалии нет ничего серьезнее того, что произошло с тобой, Даниэль. А что это я слышал о тебе и Мерси? Не более, чем год или два назад ты говорил мне, что она пустышка, глупая, как корова.

– Хватит дразнить их, Фарр. Все это было десять лет назад. Ты от старости уже и не помнишь, – она еще раз поцеловала Даниэля в лоб. – А я все думала, когда вы, наконец, поймете, что просто созданы друг для друга? Я не могла себе даже представить, как ты позволишь другому мужчине взять ее в жены. Единственное, о чем я жалею, это то, что не побывала на вашей свадьбе.

Даниэль отвел от Либерти взгляд, посмотрел на Мерси, и они понимающе улыбнулись друг другу. Когда-нибудь они расскажут Либерти о своей свадьбе. Когда-нибудь, но не сейчас.

Иди ко мне, милая, – звали Мерси глаза Даниэля. Мерси подошла к кровати и опустилась перед ним на колени. Он протянул руку, и она вложила в нее свою.

– Оглядываясь назад, я думаю, что всегда знал: Мерси будет моей, – разговаривая с Фарром и Либерти, Даниэль не отводил глаз от жены. – Когда я рос, мне всегда хотелось, чтобы мой дом был похож на ваш, где живут любовь и уважение. У нас с Мерси были самые любящие родители. Поэтому наше детство было счастливым, правда, дорогая? Мы постараемся, чтобы и наши дети смогли повторить эти слова.

– Я не смогла бы сказать лучше Даниэля! – воскликнула Мерси, глядя на двух людей, которых любила больше всех на свете, за исключением своего мужа.

– О, моя голубка, – всхлипнула Либерти. – Я сейчас опять заплачу.

– Ничего, любимая. Плачь, сколько хочешь! – сказал Фарр и нежно поставил жену на ноги. – Но, пожалуйста, на кухне, дорогая. Мне нужно поговорить с Даниэлем.

– Хорошо, только не утомляй его. Элеонора написала, что в него попали три раза. Боже! Мне даже страшно думать об этом, – Либерти обернулась и увидела индейскую девушку, тихо стоявшую у стены.

– Тенеси! Я тебя не заметила. Как твои дела? – Либерти обняла ее. – По дороге Фарр все время повторял, что раз ты с Даниэлем, то не о чем беспокоиться, ты знаешь, что нужно делать. Как Элеонора с Гевином? Ты знаешь, что Эми и Рейн собираются приехать на Рождество? Правда, будет здорово повидаться с ними?

– Либби, любимая, – терпеливо произнес Фарр, – не могла бы ты продолжить этот разговор на кухне? Вы, женщины, можете проболтать полночи. Так начните пораньше... на кухне.

Осторожно подталкивая женщин в спины, Фарр подвел их к двери. Казалось, что они не слышали его, и даже не чувствовали его руки на своих спинах, так увлеченно болтали. Куил сел на стул у постели Даниэля.

– Ты не слишком устал для разговора со мной?

– От разговоров не становится больно. Вот от движения – другое дело.

– Если можешь, сын, объясни, что происходит. Когда устанешь, мы прервем наш разговор.

– Мне о многом необходимо тебе рассказать. Дай мне немного воды, и я начну с самого начала, – Даниэль попил через трубку из камыша, и Фарр поставил стакан на стол.

– Все началось в тот день, когда мама уехала в Ван-далию...

Даниэль говорил более получаса. Иногда он отдыхал и пил воду из стакана, который ему протягивал Фарр. Тот внимательно слушал, фиксируя своим тонким умом все детали.

– Братья Мерси уехали сегодня утром. Жаль, что ты не познакомился с ними. Такие задиры! Бедные, но гордые – так я могу охарактеризовать их. Их слово – закон, и верят они только в то, что считают правильным. Мы с Мерси сначала с трудом их понимали. А потом они нам даже понравились.

– Ее звали Эстер, – Фарр сидел, уперев локти в бедра и сцепив руки, уставившись в какую-то дальнюю точку за окном. – Эми назвала ее Мерси в ту ночь, когда я пошел к Либерти в Огайо. Я даже не представлял себе, что она не дочь тех людей, которых убили.

– Ты сделал то, что должен был сделать.

– Да, я понимаю, но все же... – Фарр замотал головой, точно хотел отделаться от своих мыслей. – А теперь о Перри. Ты думаешь, он имеет какое-нибудь отношение к тем людям, которые стреляли в тебя и Мерси?