Недоучка - Александр Владимирович Забусов

– Кажись, приплыли! – Молодой мужской голос прозвучал почти совсем рядом с присевшим Рязанцевым и чуть сверху. – Гадство! Она там сгорела, что ли? – Позвал громко: – Остаповна!

От осознания того, что кто-то так близко и незаметно подошел, по позвоночнику Сергея прошла почти непереносимая волна холодного ужаса, и его буквально вытолкнуло из-за бревенчатого сруба. Направив стволы на расплывшуюся в ночном мареве фигуру, он пальцем выжал спусковой крючок.

Б-бух!

Ружье, как и положено, выплюнуло поток картечи в близкую мишень – неизвестного врага, – отбросив того метра на три и уложив на землю. Ни стона, ни крика.

«В спину или в бок попал! – промелькнула в голове мысль. – Где-то рядом амбал должен быть».

Никаких рефлексий оттого, что только что убил человека, он не испытал. О том, почему с такой простотой воспринял смерть мужчины, не задумывался, да и некогда было. Может, потому, что своя рубашка все же ближе к телу, а может, по какой другой, еще неизвестной ему причине. Ужас присутствовал. Накатило вроде бы ни с того ни с сего: показалось, что он один-одинешенек под серым небом и едва моросящим дождем…

Нет, не один! Сергей с тревогой огляделся по сторонам, но местоположение второго определить не смог.

Николай Кучмай, состоявший в колгане при охране хозяина, как и остальные его соплеменники и коллеги, был, что называется, не темным оборотнем. Оно и понятно, мессиру лишние проблемы не нужны. Темные – это такие же обычные оборотни, как и охрана Данилы Петровича, их единственное отличие в том, что они сознательно решили регулярно питаться человеческим мясом. Идиоты! Лугару не нуждаются в человеческой плоти, но кровавая диета делает их в разы сильней. Все способности увеличиваются до предела: сила, скорость, ловкость, реакция, выносливость, регенерация – все это доходит до максимального уровня. Те, кто не пробовал человечину, никогда не смогут достичь таких показателей.

Николай – не сможет: он хозяину клятву давал. Волчья натура у темных преобладает над человеческой, им тяжелее себя контролировать, нередко в их поведении проскальзывают животные повадки. Во время полнолуния они полностью становятся зверями, теряя всякие остатки человеческого разума.

Этой ночью луна убывающая, совсем чуть-чуть от полной отошла, да и то по ведьминой прихоти над двором тучами прикрыта, но оборотиться Николай может.

Выстрел прозвучал как гром с ясного неба. Со стороны сараюшки Николай отчетливо приметил, откуда стреляли, и увидел, как тело напарника упало на землю, застыв без движения. Констатировал случившееся: «Наповал!»

Он бесшумно шагнул к убийце…

Низкие тучи на мгновение разошлись, и вдруг зелеными искрами сверкнули волчьи глаза. Амбал, уже один раз скрутивший Сергея, стоял недалеко, но так, что не дотянешься. И не лицо у него, а натуральная злобная волчья ухмылка. Верхняя губа нервно щерится, обнажая крупные, ослепительно белые клыки. Не человек – зверь.

Рязанцев поднялся на ноги. Какое-то время, встав друг против друга, они смотрели в глаза один другому. Потом амбал прыгнул, а Сергей, ожидавший чего-то подобного, выстрелил. Видел, что попал, что от выхлопа картечи громилу повело в сторону. Тот же, словив заряд, неуклюже ушел в кувырок и…

Сережка в осадок выпал, когда по мановению незримой волшебной палочки на месте приземления амбала оказался волк. Не какой-то серый лесной хищник, а матерый волчара размером с полугодовалого теленка. Одежда порвалась, превратилась в тряпки, сошла с него, как кожа со змеи в процессе линьки.

Одним прыжком волк преодолел расстояние до своего врага, может, от безысходности вставшего в оборонительную позу, выставив перед собой жало клинка. Не в горло метил – в руку, державшую оружие, а потому не рассчитывал, что клинок отведут в сторону и кулаком другой руки, как кувалдой, припечатают черепную коробку. Для оборотня не смертельно, даже не опасно, но обидно от сопляка получить такую плюху.

Челюсти щелкнули вхолостую, волк прокрутился вьюном, меняя направление атаки. Сшиблись, покатились по земле, ломая кусты – человек и зверь.

От происходящего заставил отвлечься дикий, грубый крик, почти хрип:

– Замри!

Оба сцепившихся в смертельной схватке противника после услышанного вскрика будто в бездну окунулись – параличом поразило конечности. Они отвалились друг от друга и застыли в лежачем положении.

Для Рязанцева все закончилось неожиданно быстро. Над ним склонилась незнакомая старая женщина, одетая по-деревенски просто – в длинную темную юбку, рубаху с широкими рукавами и безрукавку, подбитую мехом, с платком на голове. С каким-то неподдельным интересом всмотревшись в черты лица Сергея, она отчетливо проронила:

– Ну т-ты только посмотри, Светлые боги! Одно лицо. Нарочно не придумаешь. Шурка Бердышев! И возраст совпадает. Подымайся. Чего разлегся?

И Рязанцев, как по волшебству, вновь ощутив силу в теле, поднялся на ноги.

Меж тем старая карга повернула разговор по-иному, оставив тему с неизвестным ему Бердышевым:

– Здрав будь, Сергей!

– Здравствуйте, – ответил Рязанцев, пытаясь понять, кто перед ним.

Старушка хихикнула:

– Не пытайся вспомнить, первый раз видимся. Соседка я покойному твоему деду. Царствие ему небесное, хороший человек был.

Замолчала надолго, изучающе глядя на Рязанцева. И он почувствовал, что та хочет, чтобы он встретился с ней взглядом, но Сергей упорно не стал этого делать. Хватит, наигрался уже в гляделки с той, которая сейчас в избе догорает. Интуитивно смотрел куда-то поверх бабкиной головы или уводил взгляд в сторону.

– Ты, я вижу, непрост, как и твой дед. Черную ведьму упокоить сложно. Силу рода черпаешь или наставник научил?

– Не понял вас, – промямлил он, помотав головой.

– Ну, не понял, и ладно.

Сергей посмотрел на нее. Чего хочет внезапно появившаяся соседка, в полном смысле слова вырвавшая его из лап смерти? Даже ночью, при ярком свете отблесков горевшей избы, бабкины глаза на изрезанном морщинами лице напоминали голубые ледяные озера. Она улыбнулась, скорее даже ощерилась, и зубы сверкнули в промельках света и темноты неестественной белизной…

– Что так смотришь, аль не по нраву тебе старая бабка? Так и вы все, пришлые, мне на моей земле не нужны. Одно беспокойство от вас. Давай делай свое дело и уезжай.

– Какое дело?

Она сменила оскал на улыбку доброй бабушки, хотя глаза по-прежнему оставались холодными.

– Как какое? Оборотня я за тебя упокою? Вон и ножик у тебя соответствующий, другим ведь ликантропа убить сложновато будет. Разве что голову от тела отделить, так ведь грязи много, травленой кровью всю одежду испачкаешь. Ты дедовым ножом его сердечко пробей, он и подохнет.

Сергей буркнул, глядя на парализованного прихотью старухи волчару, чумными глазами уставившегося на бабку:

– Не могу я безвольного убить!

Бабка вздохнула, посетовала:

– Э-хэ-хэ! Думала, стержень в твоем