Несознательный (СИ) - Каталкин Василий

Никакого «Служу трудовому народу» устав 1937 года не предполагал. А другого пока принято не было.

Зато фото на память с Калининым было, это когда уже прикрутил «Золотую Звезду», рядом с орденом Ленина, знаю, что в сорок втором выйдет указ о правилах ношения медали, где она должна располагаться сверху над остальными наградами, но пока так пойдет, а то маловато их на кителе, да и карманы высоко.

Ну ладно все закончилось, завтра получим предписание и в часть. Но моим планам сбыться было не суждено, когда явился за документами, мне в отличие от моих сослуживцев, было выдано предписание явиться в НКАП (Народный комиссариат авиационной промышленности) кХруничеву М.В. заместителю наркома авиационной промышленности СССР.

Вот это да, сам Хруничев проявил ко мне интерес, с чего бы это, неужели про наш самолет расспросить хочет. Или это связано с моей деятельностью на Иркутском авиастроительном заводе. Вот и гадай теперь.

Глава 16

Зима

Я снова еду в Иркутск, буду опять работать на моторостроительном заводе, вот так судьба сделала круг и вернула меня туда, откуда начинал. Поезд подолгу стоит на станциях, пропуская эшелоны с войсками и эвакуированным оборудованием, поэтому в пути мне придется провести минимум дней десять, а так наверняка больше. На душе муторно, в голову все лезет разговор с Хруновым, бывшим директором моторостроительного завода, теперь уже находящимся на должности заместителя руководителя 8-го главка при НКАП (опытные работы по моторам). Заместителю наркома авиационной промышленности СССР опускаться до бесед с лейтенантом, хоть и старшим, было не с руки. Хотя какой я лейтенант, вместе с наградой мне присвоили очередное звание, капитан.

— Поедешь на Иркутский авиамоторный завод, — огорошил меня Иван Михайлович, — там что-то не заладилось с новым двигателем заявленной мощностью в три тысячи сил, а ты был основным разработчиком с самого начала.

— Но позвольте, я же в действующей армии, летчик, — попытался отбояриться от сомнительного счастья возвращаться в Иркутск, когда дела с фронтом вот-вот должны были наладиться.

— Все Шибалин, твоя война со вчерашнего дня закончилась, — горько усмехнулся Хрунов, — приказом ВВС Западного фронта ты выведен из действующего состава и передаёшься на выполнение работ в НКАП. Документы о твоём назначении уже готовы, нельзя позволить человеку, обладающему секретными сведениями, рисковать на фронте. Ты ведь там и по тылам немцев летал?

— Приходилось, — не стал я отрицать очевидное, — однако чем я могу помочь КБ при заводе? Я уже давно двигателями не занимался. Тогда может быть лучше на авиационный завод? Там дел с новой обшивкой невпроворот, да и с высокими скоростями на пикировании что-то делать надо, а то подъемная сила на крыльях теряется.

— Нет, — мотает головой Иван Михайлович, — иркутские истребители действительно показали себя с лучшей стороны, но сегодня узкое место это двигатели, нам очень нужны трёхтысячники, а в перспективе и большей мощности.

— Большей не получится, — возражаю я, — все дело в весе двигателя, после достижения трех тысяч мощность двигателя будет расти пропорционально весу, а то и меньше, с коэффициентом. Надо начинать разработку турбовинтовых или даже турбореактивных двигателей. Пусть у них потребление топлива значительно больше, но зато мощность не ограничена весом мотора.

— Даже так, — задумывается руководитель восьмого главка, — тогда тем более тебе карты в руки. Сделаешь двигатель на три тысячи, займешься турбовинтовыми, нас большая авиация тоже очень интересует.

— То есть как это «займешься турбовинтовыми», — удивляюсь повороту в разговоре, — это кто же мне позволит?

— А мы и позволим, — улыбается Хрунов, — ты ведь не рядовым сотрудником КБ будешь, главным конструктором назначен. Предыдущий руководитель КБ снят, по причине невыполнения задания.

— Вот оно значит как, — кривлюсь в ответ, — решил все-таки своим путем пойти.

— Да, решил, — кивнул Иван Михайлович, — и ничего у него не получилось, вот я и предложил на должность руководителя КБ при заводе твою кандидатуру. Надеюсь, ты не подведешь меня?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пользуясь моментом поинтересовался как движутся дела у Швецова, оказалось, что двигатель М-82 до ума доведен, и проблем с ним нет, но в нем на сегодня нуждаются только бомбардировщики, в истребительной авиации востребован авиадвигатель М-105 и наш иркутский мотор. Истребитель Ла-5 в серию не пошел, его нишу занял поликарповский И-185. Кстати, М-105 сумели форсировать до 1250 л.с. и готовились к выпуску М-107, мощность которого планировали довести до полутора тысяч л.с. Однако качество подводило, слишком малый ресурс работы был у двигателя.

На этом разговор и закончился, а дальше все потонуло в беготне по кабинетам, нужно было заняться оформлением документов.

Известие о зимнем контрнаступлении красной армии на Смоленск застало меня в Новосибирске, наконец-то я увидел радостные лица людей, они бегали по вагонам и кричали друг другу:

— Вы слышали, как наши по фашистам дали? Ну, теперь мы их погоним.

Самое паршивое во всей этой ситуации было то, что успех зимнего контрудара воодушевил не только народ, но и все высшее руководство. Известно, что в той истории, на переговорах с министром иностранных дел Великобритании Энтони Иденом, которые проходили с 16 по 18 декабря. Ободренный победой под Москвой Сталин сообщил министру, что Германия будет разбита не далее чем через год и предложил подписать протокол о послевоенных границах СССР. Вот мне очень интересно, а в нынешних условиях Энтони Иден приедет в Москву на переговоры? Со Сталиным же зимние успехи сыграют злую шутку, он сам будет подвержен головокружению от успехов, и начнет требовать от командования фронтами успехов в наступлении, это не раз отзовется окружением наших наступающих войск. И жалко, что конфигурацию фронта не увижу после зимнего наступления, в той истории бои длились всю зиму и начало весны. Одна Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция чего стоила, мне вот интересно, а что будет в этой реальности? Или от Ленинграда немцев отбросят? Все же полностью замкнуть колечко вокруг города на Неве, и в этот раз немцам удалось.

* * *

Середина декабря поезд в Иркутск-2 прибыл ранним утром, еще темно, но мне не терпелось попасть домой, поэтому пошел, не обращая внимания на время, тут недалеко всего полтора километра. Кстати, зря пошел, ламп на улице нет, луны на небе тоже, темнота страшная, а еще холод и ветерок, который сильно обмораживал лицо, можно сказать на ощупь продвигался, пару раз пришлось неудачно приземлиться на снежном накате. Вынужден был просить вычислитель подключиться, причем подлая железяка сразу включать ночное зрение не торопилась, вроде того, что совета не послушал дождаться рассвета, вот и получай. Удивительно, дошел до дома, не встретив ни одного патруля, в Москве настолько привык, что шагу нельзя было сделать без проверки документов, здесь это даже показалось странным. Дома женщины устроили переполох, не верили, что я вот так запросто с фронта вернулся, вот только Екатерины не было, в мое отсутствие она жила в своей комнате с матерью и сестрой, что мне было известно из писем, не хотела стеснять семью главного инженера. Ну, это понятно, свои стены и к работе ближе, хотя и жаль, однако время военное, на работу опаздывать нельзя, так что вскоре остался один и решил, что начну свою работу завтра, сегодня надо отоспаться, а то в поезде соседи этому не очень способствовали, все праздновали зимнее наступление. А с обеда прибежала Катя, это до нее Дмитрий Степанович дозвонился, и ее отпустили к мужу. Хотя удивительно, время такое, что с производства просто так не отпускают.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это меня в счет переработки отпустили, — успокаивает меня супруга, — а так с дисциплиной на производстве действительно строго. Но наказывают лишь в крайнем случае, голодно, эвакуированные иногда, чтобы семьи свои кормить, вынуждены по селам ездить, за отпущенное время вернуться не успевают, вот и получаются прогулы. Завком старается каждый такой случай отдельно рассмотреть.