Выбор страсти - Бетина Крэн

– Кто-нибудь увидит меня. – Блайт чувствовала на себе его жадный взгляд и понимала: еще немного, и ее сопротивление будет сломлено.

– Нет, не увидят, – изогнул бровь Рейдер. – Я расставил посты.

– Что? Ты хочешь сказать, кому-то известно, что мы здесь и в таком виде? – поразилась Блайт, заливаясь краской.

– Несколько моих парней, – невозмутимо ответил Рейдер и тихо засмеялся. – Я сказал им, что собираюсь учить тебя плавать. Они все поняли, наверняка догадываясь о том, что ты не полезешь в воду в сапогах и юбке.

Блайт удивленно уставилась на Рейдера: он шутит?!

– Но я вовсе не хочу учиться плавать!

– Ты не можешь быть женой пирата, жить на корабле и не уметь плавать, – категорично заявил Рейдер. – Если мы вдруг пойдем ко дну, мне придется спасать тебя вместо того, чтобы достойно утонуть вместе с кораблем, как подобает настоящему пирату. А теперь давай, снимай!

– Нет! – решительно запротестовала Блайт. – Если ты на самом деле намерен меня утопить, то пусть на мне будет хотя бы нижняя сорочка.

В конце концов Рейдер решил оставить ее в покое.

– Ладно, ты, надеюсь, не думаешь, что я буду учить тебя плавать прямо в одежде?

С этими словами он быстро разделся и, подхватив Блайт на руки, понес к воде.

– Где же мой Гидеон, когда он мне так нужен?! – вздохнула Блайт, смиряясь с судьбой.

Вода в неглубокой лагуне прогрелась от утреннего солнца и нежно ласкала их разгоряченные тела. Рейдер с трудом сосредоточился на главной цели всей этой затеи и приступил к обучению. Блайт послушно выполняла все его указания, показав себя довольно способной ученицей. Наконец Рейдер попросил ее отойти к берегу, чтобы потом плыть к нему, а сам зашел в воду по самую грудь.

– Работай ногами, как я тебя учил, – посоветовал он. Блайт замерла в нерешительности, не зная, какую представляет сейчас из себя соблазнительную картину. Влажная рубашка плотно облепила ее фигуру, четко обрисовывая грудь, талию, бедра. Сквозь прозрачную ткань заманчиво просвечивали соски и темный треугольник внизу живота. У колен Блайт пенились набегающие волны. Поистине это была Венера, выходящая из моря! Когда Блайт наконец решилась плыть навстречу Рейдеру, он уже весь сгорал от желания.

Как только она, отплевываясь и поднимая вокруг себя тучи брызг, оказалась рядом с Рейдером, он жадно схватил ее в охапку, понимая, что на сегодня урок окончен. На берегу Рейдер опустил Блайт на одеяло и вдавил в теплый песок, заслоняя собой от тропического солнца.

Они любили друг друга медленно и нежно, а достигнув вершины наслаждения, услышали полный струнный оркестр, среди звуков которого особенно выделялись скрипки и виолончели. Потом они долго лежали на теплом песке. Глядя на Блайт, Рейдер думал, какая она красивая и как ему повезло, что он на ней женился.

– Знаешь, у тебя самые красивые глаза, которые я когда-либо видел, – негромко произнес Рейдер, приподнимаясь на локте. – Золотые. Мой любимый цвет.

Блайт мечтательно улыбнулась и слегка порозовела.

– Слишком светлые. Они и не карие, и не голубые, и не зеленые. Нана всегда надеялась, что мои глаза потемнеют, но этого не произошло. Смех Рейдера ее несколько озадачил.

– Да, тебе трудно сделать комплимент. По крайней мере, ты позволишь мне убедить тебя в том, что твоим волосам нет равных. Этот рыжевато-золотистый огонь в них, особенно при солнечном свете! Я никогда не встречал ничего подобного. – Он поднес к лицу прядь ее волос и с упоением вдохнул их аромат.

– Вовсе они не прекрасные, – снова возразила Блайт. – Впрочем, ты так восхищаешься ими, что я почти поверила в это. – Она села и со вздохом добавила: – Нана считала, что волосы такого цвета бывают только у шлюх. Возможно, она была права.

Захохотав, Рейдер схватил Блайт в объятия. Господи, какая же она еще девочка! Его маленькая девочка… Он посмотрел ей в глаза, чувствуя себя богатым, словно Крез.

– Кстати, эта твоя Нана случайно не ездит верхом на помеле?

Вся первая неделя супружеской жизни прошла в любовных утехах. Порой они забывали о еде, чем очень огорчали Франко, хотя подобная любовь к наслаждениям вызывала у него, как у истинного француза, огромное одобрение. Рейдер и Блайт взяли за правило по утрам приходить в укромную бухточку якобы для того, чтобы учиться плавать. По крайней мере, Рейдер называл это именно так. Иногда они рыбачили или взбирались на зеленые холмы осмотреть окрестности, нет – чего уж тут скрывать, – скорее, чтобы познать друг друга.

Не только Франко огорчало постоянное отсутствие Рейдера. Бастиану теперь приходилось работать за двоих: следить за кораблем, и присматривать за заложниками и командой, чтобы, не дай Бог, не возникло стычек с местным населением. Но самым ужасным было то, что ему приходилось ужинать наедине с Сигне Торвальд. Опасаясь ненароком изнасиловать ее, Бастиан начал приглашать за стол других пленников. При этом за трапезой Сигне едва поднимала глаза от тарелки. Она явно избегала общения с соотечественниками, чаще всего целыми днями пропадая в своей комнате или на отгороженной от сада веранде. После ужина Сигне быстро исчезала в конце коридора, оставляя Бастиана играть в шахматы с пастором или плантаторами. Где уж тут было сосредоточиться на игре, когда он только и думал о том, чем бы ему хотелось с ней заняться!

Признаться, Сигне страдала не меньше Бастиана. Стоило ей взглянуть на его квадратный подбородок, чувственные губы и широкие плечи, как в памяти сразу всплывали сладкие минуты, подаренные Бастианом тем вечером. Он вызывал в ней откровенную похоть, и Сигне просто-напросто боялась остаться с ним наедине, не ручаясь за себя. Никогда еще, даже с Йенсом Торвальдом, она не испытывала такой страсти.

Пылкая любовь Блайт и Рейдера делала ее еще более несчастной. Заметив, что с Сигне творится что-то неладное, соотечественники как-то за ужином пристали к ней с расспросами. Бастиан встрепенулся и пытливо уставился в ее глаза. Но Сигне быстро отвела взгляд, заверив всех, что с ней все в порядке, просто она плохо спит из-за ночной жары.

После ужина Бастиан отказался от партии в шахматы и подстерег Сигне в саду, представ перед ней во всей своей красе: мощный, широкоплечий, с пронзительными карими глазами и легкой проседью на висках. Сигне почувствовала, что ее начинает бить дрожь.

– Что с тобой происходит? – спросил он без обиняков. – Любой дурак заметит, что ты явно нездорова.

– Ничего, право же. Это просто жара… Я плохо сплю… – ответила Сигне, не поднимая глаз.

Бастиана вдруг осенило: а не отголоски ли это той ночи?

Наверняка она страдает из-за того, что вела себя слишком вольно. «Порядочная женщина скорее умрет, чем позволит себе не освященные церковью наслаждения», – вспомнились ему собственные слова. Что ж, он вовсе не желает ее смерти.