Илиада Капитана Блада - Михаил Попов

Это сообщение вызвало взрыв хохота.

— Ты Фаустино Асприлья?

— Я хочу, — Троглио кое-как встал на четвереньки, — поговорить с моим другом Бенито или с моим другом Флоро.

За дверью опять захохотали.

— Эй, Бенито, тут пришел наш друг Фаустино, только он почему-то облысел со вчерашнего дня и почти разучился говорить по-человечески.

Троглио понял, что его затея провалилась, и хотел было бежать, но в свете луны увидел, что на него смотрит сквозь решетку дуло пистолета. И тут у генуэзца от наслоения неприятностей — разбитая нога, удар в зубы, дуло пистолета — случился нервный срыв, он разрыдался.

— Фаустино, эта жирная свинья, он у меня взял двести песо и обещал провести в город. Мне очень нужно, господа, я заплачу, еще раз заплачу, у меня есть деньги, — мешая слова со слезами и всхлипами, бормотал управляющий.

Плачущий лысый иностранец — зрелище довольно забавное, так что подвыпившие друзья Бенито и Флоро не удержались, отдернули засовы и, отворив дверь, встали в проходе, выставив перед собою оружие.

— Эй ты, приятель, ну-ка иди сюда. Сколько ты там заплатил нашему другу Фаустино?

В этот момент как раз началась атака на корсарский лагерь: темное небо окрасили сполохи огня, и прокатился по всему острову неожиданный грохот. Лавиния, как всегда, сориентировалась первой. По ее команде матросы с «Агасфера» расстреляли из своих пистолетов в упор стражников. Путь был расчищен.

Оставив Троглио на куче листвы, Лавиния скомандовала своим матросам:

— Во дворец Амонтильядо!

Дон Мануэль понял, что его обманули и он со всеми своими людьми попал в ловушку. Изрыгая проклятия и потрясая рапирой, алькальд бросился в темноту в поисках вероломного англичанина, он готов был разорвать его в клочья своими руками и зубами. Несмотря на то что выглянула луна, очень скоро ему стало понятно, что эти поиски обречены на неудачу. Сэр Блад, зная, как должны развиваться события, все сделал для того, чтобы вовремя исчезнуть с поля боя, не оставив никаких следов.

А побоище продолжалось. Свирепый вепрь Бакеро упорно вел своих людей вперед. Офицерский инстинкт говорил ему, что отступать нельзя. Стоит только дать такой приказ, все шесть рот обратятся во всеобщее и губительное бегство, и тогда ничто не спасет армию Санта-Каталаны от полного разгрома.

Дон Мануэль понимал, что эта доблесть бессмысленна, пиратов, судя по всему, отлично подготовившихся к этой ночной схватке, нипочем не одолеть. Но вмешиваться в действия командора не стал. Он тоже понимал, что любой приказ об отходе кончится катастрофой. Корсары, преследуя пехоту Санта-Каталаны по залитому лунным светом перешейку, перережут их, как баранов.

Оставалось надеяться, сколь ни омерзительной казалась эта надежда лично дону Мануэлю, на то, что дон Диего, услышав звуки сражения, разберется в том, что происходит, и нанесет корсарам удар в спину.

С этими мыслями дон Мануэль кинулся вслед за своими обреченными солдатами, выкрикивая какие-то команды, которые вряд ли кто-нибудь слышал в этом аду. Он оказался в первых рядах, когда произошло столкновение с контратакующим противником. Мушкеты полетели на землю, засверкали в лунных лучах обнажающиеся клинки, затеялись многочисленные фехтовальные дуэли, затрещали пистолетные выстрелы.

Дона Мануэля не оставляло ощущение странности, ненормальности происходящего. Что-то во всей этой развернувшейся лунной картине казалось ему неестественным. Понял он наконец, в чем дело, когда из темноты прямо на него вывалился громадный детина с повязкой на глазу, огромной абордажной саблей и полным ртом испанской ругани. Дону Мануэлю пришлось скрестить с ним клинки, отразив несколько яростных выпадов, прежде чем алькальд сообразил, что дерется не с кем-нибудь, а с собственным дядей.

Ослепленный яростью дон Диего, неутомимо ругаясь, наседал на него. Дон Мануэль лишь отмахивался по инерции, сотрясаемый неудержимым истеричным хохотом.

— Чему ты смеешься, каналья?! — наконец крикнул дон Диего, тоже начинающий что-то соображать.

— Куда вы дели моих пиратов, дядя? — продолжая хохотать и плакать от хохота, спросил дон Мануэль.

Одноглазый резко развернулся на месте и оглядел поле битвы.

— Проклятие, они заставили нас драться между собой, но где они сами, эти английские твари?!

И в этот момент, словно в ответ на его вопрос, раздался протяжный свист, и из темноты, а как показалось дону Мануэлю, из-под земли появились корсары. Их внезапное появление на поле битвы, где в беспорядке топтались несколько сот совершенно сбитых с толку израненных и перепуганных испанцев, было подобно гневу Господню.

Дон Диего не задумываясь рванулся им навстречу, одержимый желанием немедленно смыть позор, который он навлек на себя. И ему позволили этот позор смыть, но только собственной кровью. Выстрелом из аркебузы ему снесло полчерепа, и он рухнул на землю, так и не узнав, в чем была соль корсарской хитрости.

Оказывается, возня сэра Блада со старыми испанскими картами неожиданно сослужила хорошую службу и ему самому, и его воинству. В том фолианте, что был изъят у Лавинии в бриджфордском доме, капитан нашел указание на то, что на перешейке имеется несколько старых индейских каменоломен. Более того, произведенные разыскания показали, что вход в них расположен как раз под корсарским лагерем. Жажда мести ослепила даже такого старого пройдоху, как дон Диего, и он поддался на уловку англичан. И когда обе испанские армии достаточно положили друг друга, из подземных провалов на них ринулись свежие силы свирепых корсаров.

Дон Мануэль хоть и был человеком чести, вовсе не собирался пасть геройской смертью и немедленно ретировался. Рассчитывая взять реванш в тылу и свести кое с кем счеты. А впоследствии, может быть, и спасти свою голову.

Он бросился ко дворцу Амонтильядо.

Однако Лавиния со своими людьми успела первой. Троглио ей хорошо описал план дома. Стоя в тени собора, Лавиния осмотрелась. Вход во дворец охранялся стражниками. Опираясь на свои алебарды, они прислушивались к тому, что происходит за городской стеной. Их было человек пять или шесть, в доме могли быть еще несколько человек. Сражаться с ними было бы неразумно.

Тогда Лавиния пошла в обход, и там, действуя, как акробаты, матросы по своим спинам подняли госпожу на верхнюю площадку стены. Она уже была залита лунным светом. И если бы внимание охранников не было целиком обращено в сторону сражения, Лавиния была бы мгновенно обнаружена.

Несколько секунд она всматривалась в черноту сада, пытаясь рассмотреть там хоть что-нибудь. Но воздух был темен, как вода в ночном озере. Пришлось прыгать наугад, и она, конечно, подвернула ногу. Несколько секунд Лавиния шипела, схватившись за щиколотку, потом встала и хромая пошла в сторону двери, через которую обычно Элен попадала в апельсиновую рощу. Здесь в этот момент не было никакой охраны. Троглио все очень подробно описал, и в памяти Лавинии его указания отложились отчетливо. Она миновала широкую парадную лестницу и стала подниматься наверх по узкой темной лестнице для прислуги. Боль в ноге была нестерпимой, с кривой усмешкой мисс Биверсток подумала, что ей передалась травма управляющего, отчего все ее предприятие будет тоже хромать.