История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7 - Джованни Казанова

Я вхожу в их комнату и вижу хирурга, который перевязывает раненого. Рана была не опасная, но нагноилась. После ухода хирурга я его успокаиваю, советую ему диету и спокойствие и ухожу в свою комнату на весь оставшийся день, вплоть до времени ужина, достав перед этим, в присутствии м-ль Дезармуаз, письмо, которое получил от ее отца. Я был уверен, что она придет со мной поговорить.

Я увидел ее, появившуюся у меня с грустным видом, четверть часа спустя, возвратившую мне письмо и спрашивающую меня, что я намерен делать.

— Ничего. Я был бы счастлив, если смог бы оказаться вам полезен.

— Я снова дышу.

— Могли ли вы подумать что-то другое? Когда я вас увидел, вы меня заинтересовали. Вы поженились?

— Нет, но мы это сделаем, как только окажемся в Женеве.

— Садитесь и расскажите мне обо всем. Я знаю, что ваш отец имел несчастье влюбиться в вас, и что вы от него сбежали.

— Значит, он вам рассказал, и я рада. Уже год, как он приехал в Лион, и четверть часа спустя я укрылась у подруги моей матери, потому что ни часу не могу оставаться наедине с ним, не опасаясь самого чудовищного насилия. Молодой человек, которого вы видели в постели, — единственный сын женевского негоцианта, мой отец сам привел его в наш дом два года назад, и мы сразу влюбились друг в друга. После отъезда моего отца он попросил моей руки у моей матери, которая, поскольку отец был в Марселе, не сочла возможным распоряжаться мной. Она написала ему в Марсель, и он ответил, что по возвращении в Лион он определится. В ожидании этого мой любовник уехал в Женеву, где получил согласие своего отца на наш брак, и возвратился в Лион со всеми необходимыми документами, будучи рекомендован г-ну Толосан. Когда мой отец прибыл в прошлом году, я спаслась, как я уже вам сказала, и мой любовник попросил меня в жены у самого г-на Толосан. Мой отец сказал, что даст ему ответ, когда увидит меня у себя. Г-н Толосан сказал мне, что я должна вернуться в отчий дом, и я ответила, что готова, если моя мать вернется, чтобы меня встретить дома. Он снова поговорил с моим отцом, чтобы получить его согласие, но все было напрасно. Восемь-десять дней спустя от уехал, затем мы узнали, что он в Эксе ан Савой, затем в Турине, и наконец, видя, что мой отец не хочет ничего решать, мой любовник предложил мне уехать вместе с ним, заверив, в присутствии самого г-на Толосана, что женится на мне в Женеве; моя мать с этим согласилась. Мы уехали восемь дней назад. К несчастью, случилось так, что мы поехали савойской дорогой, и что встретили моего отца недалеко от этого города. Он узнал нас, велел остановить коляску, подошел ко мне, хотел силой заставить меня спуститься из коляски, я закричала, мой любовник схватил меня на руки, мой отец выхватил шпагу и ударил его в грудь. Видя народ, который сбежался на мои крики и крики возчика, и опасаясь, что мой любовник его убьет, он снова сел на лошадь и ускакал во весь опор. Я покажу вам шпагу, окровавленную до половины, хотя рана не более чем в три дюйма.

— Я обязан ответить вашему отцу на его письмо. Я думаю о том, как вам получить его согласие.

— Это не обязательно. Мы все равно поженимся и будем счастливы.

— Это правда, но, в конце концов, вы не сможете получить ваше приданое.

— Какое приданое? Нет ничего.

— Но по смерти маркиза Дезармуаз, вашего деда, он станет богат.

— Это басня. У моего отца есть только маленькая пожизненная пенсия за то, что он работал тридцать лет курьером. Уже двадцать лет, как его отец мертв. Моя мать и моя сестра живут трудом своих рук.

Пораженный наглым бесстыдством этого человека, который так меня обманул, и обман которого был таким образом раскрыт, я не мог более ничего сказать. Мы пошли ужинать и оставались три часа за столом. Мы только и говорили, что об этом деле, и раненый слушал мои соображения. У м-ль Дезармуаз, в ее девятнадцать лет, было все, чтобы нравиться. Она подшучивала с умом над безумной страстью своего отца, который, как она сказала, полюбил ее с возраста одиннадцати лет.

— И вы ему все время сопротивлялись?

— Я сопротивлялась ему, лишь когда он заходил в своих шутках слишком далеко.

— И эти шутки продолжались долго?

— Два года. Мне было тринадцать лет, когда он, сочтя меня созревшей, попытался меня соблазнить, но я закричала и выскочила голая из его постели и спаслась в постели моей матери, которая с этого дня не хотела, чтобы я спала с ним.

— Вы с ним спали? Как же ваша мать могла это терпеть?

— Она не думала, что он может любить меня как влюбленный, а я сама не ждала злодейства. Я полагала, что все, что он мне делает, и что хочет, чтобы я делала ему, было только шуткой.

— Но вы спасли свою игрушку.

— Я сохранила ее для своего любовника.

Бедный раненный, охваченный голодом, засмеялся, и она встала, чтобы подойти и осыпать его поцелуями. Я впал в состояние неистовства, потому что верность этого рассказа явила перед моим мысленным взором эту Дезармуаз более чем голой. Мне казалось, что будь я на месте ее отца, она не выскользнула бы из моих рук с такой легкостью, и я извинял его за то, что, будучи столь влюбленным, он забывал, что она была его дочь. Когда она пошла проводить меня в мою комнату, я дал ей почувствовать всю силу произведенного на меня впечатления от ее рассказа, и она засмеялась, но, поскольку мои слуги там присутствовали, я вынужден был дать ей уйти. На следующий день я написал очень рано ее отцу, что его дочь настроилась решительно не покидать больше своего любовника, который лишь слегка ранен, и что в Шамбери она находится в полной безопасности под охраной законов. Я пошел в ее комнату, чтобы дать ей прочесть мое письмо, и, видя, что ее переполняет желание выразить мне свою благодарность, я просил ее любовника позволить обнять ее, и он раскрыл мне свои объятия, говоря:

– И меня тоже .

Моя предательская любовь прикрылась маской отеческого чувства. Я назвал их моими детьми и предложил им свой кошелек, полный золота, если они почувствуют в нем нужду. Пришел хирург, и я вернулся в свою комнату. М-м Морен приехала в одиннадцать часов, вместе со своей дочерью, предшествуемая Ледюком, который щелкал кнутом. Я выбежал, приняв ее в свои объятия и говоря о тысяче милостей, которые она мне оказывает своим приездом. Первая новость, что она мне сообщила, была та, что м-ль Роман, ее племянница — любовница короля, живет в прекрасном доме в Пасси, беременна на пятом месяце и на пути, чтобы стать королевой Франции, как предсказал мой чудесный гороскоп.

— В Гренобле только и делают, что говорят о вас, — сказала она, — и я советую вам туда не возвращаться, потому что вас больше не отпустят. У ваших ног будет вся знать и все женщины, желающие узнать судьбу своих дочерей. Все верят теперь в прогностическую астрологию, и Валенглар торжествует. Он держит пари на сотню луи против пятидесяти, что она разродится принцем, он уверен в выигрыше, если он проиграет, все над ним будут смеяться.