Воздушные стены - Барбара Хэмбли

Экспериментируя, пальцы Руди брали аккорды — терции, квинты. Тоны арфы звучали верно.

«Арфа колдуна, — думал он, — принесенная из города колдунов. Сохранили ли заклинания, оберегающие ее от повреждений, также и ее настройку?»

Осторожно, проиграв сначала только мелодию, затем нащупывая аккорды, он подобрал самую грустную и самую прекрасную балладу Леннона и Маккартни, мыслями и телом прильнув к арфе. Его глаза устремили взгляд на огонь, звездный свет падал на его руки и струны. Музыка была чистой, прозрачной и потрясающе нежной, как звезда, отраженная в кристалле. И он ненавидел собственную неуклюжесть и невежество, считая себя недостойным такой красоты.

В пустыне снова завыли койоты — полноголосый хор в ветреную ночь. Руди поднял глаза и увидел, что Ингольд исчез. Луна уже взошла. Руди не чувствовал присутствия Дарков, равно как и других существ в пустынях камня и потрескавшейся обожженной глины, кроме тех, кто избрал это место своим домом. Че дремал на привязи.

Руди сел рядом с арфой и произвел медленную, тщательную проверку лагеря. Все было спокойно и безопасно в пределах кругов заклинаний. Посох Ингольда исчез, как и лук.

Выслеживание колдуна при звездном свете было одним из самых сложных испытаний при такой жизни. Но жестокая тренировка Ингольда окупилась сполна: Руди подобрал согнутую ветку, увидел разбросанный песок, лежащий не по направлению ветра. Это указывало на возможную нить поиска. Он пристегнул свой меч и подобрал посох, когда-то принадлежащий Лохиро-Архимагу, взявшему свои привычки из пещеры в горах, а облик и походку от земли. Руди спокойно выступил за пределы лагеря. Затем, обернувшись назад, он наложил заклинание на все снаряжение.

Миновав несколько футов, он оглянулся и не увидел никаких следов ослика, костра или поклажи.

Он продвигался сквозь ветреную темноту, как призрак. Распространяя свои чувства, как сеть, он случайно нашел следы старика: лисенок необъяснимо странно изменил направление бега, и легкая царапина осталась в пыли на скале. Он не слышал никаких звуков, не видел ничего двигающегося во всей громаде замерзших скал. Но дважды взгляд его возвращался к сгорбленной черной тени в том месте, где голые валуны разбивали серебряные жилы в пластах глины. Это нарушение порядка вещей указывало на следы Ингольда. Он не видел колдуна в этом смешавшемся в беспорядке обнажении пород скалы. Но долгая медитация дала ему способность различать жизнь и безжизненность. И однажды ветреной пустынной ночью Руди заметил очертания души Ингольда. Это было незабываемо. Тем не менее ему пришлось подойти очень близко, прежде чем он окончательно в этом убедился.

Он подкрался к Ингольду тихо, как дуновение ветра в ночи. Так он обычно подкрадывался к своим друзьям-зайцам.

К этому времени у него уже был определенный опыт охотника. Но прежде чем Руди достиг скал, он увидел, что Ингольд шевельнулся, слегка повернув голову. Глаз его сурово сверкнул в темноте. Затем колдун отвернулся снова, не заинтересовавшись.

Руди выступил из укрывающей тени:

— Ты собираешься вернуться в лагерь?

— Тебе какое дело?

Руди оперся на свой посох с наконечником-полумесяцем, раздраженный этим непреклонным высокомерием.

— Да, я хотел бы знать, не собираются ли Дарки проглотить тебя?

— Не будь глупцом. Мы скорее найдем фиалки в этой пустыне, чем встретим Дарков. Или ты не заметил?

— Я заметил, — их голоса звучали низко, только для ушей друг друга. Их тела сливались со скалой и тенью. Путник в десяти футах прошел бы мимо, ничего не увидев.

— В чем дело, Руди? — Ингольд презрительно усмехнулся. — Ты думаешь, я не смогу одолеть Дарков?

— Да.

Ингольд отвернулся.

— Если уж дело дошло до этого, то я предпочитаю стать добычей Дарков, — холодно продолжал Руди. — Тогда тебе не придется идти назад и говорить Алвиру, что вся эта затея провалилась. А твоя репутация останется незапятнанной, как у человека, не бросающего начатого.

Ингольд вздохнул.

— Если ты думаешь, что я займусь таким неприятным делом, как это, через кого-то столь же тривиального, как Алвир, то твое чувство меры такое же убогое, как и игра на арфе.

Он взглянул вверх, затем нетерпеливо продолжил, будто бросая кусок голодной собаке:

— Да, я собирался вернуться сегодня вечером.

— Тогда зачем ты ушел?

Ингольд молчал.

— Или ты считал, что я настолько оперился, что смог бы обойтись без тебя?

— Думай, что хочешь, — зло огрызнулся старик. — У тебя есть все, что хочешь: ты — маг, или настолько маг, насколько мне удалось сделать им тебя. Возвращайся и строй иллюзии, будто твоя энергия дает возможность или право менять исход вещей. Возвращайся и наблюдай за людьми, которых хочешь умертвить собственной рукой или посредством твоего проклятого жалкого вмешательства. И посмотри, что это даст тебе через шестьдесят три года. А пока не суди меня.

Руди сложил руки и стал разглядывать старика при свете звезд. Скрытое в тени капюшона лицо Ингольда, казалось, было просто собранием острых костей, синяков и рубцов, окруженных грязной гривой белых волос.

Он на полпути, чтобы снова стать пустынным отшельником, думал Руди. А почему бы и нет? Все пошло прахом. Магов нет. Что бы Лохиро ни сказал, если Дарки действительно отпустили его, Ингольду конец.

Руди спокойно спросил:

— Ну так что мне сказать людям, которые ждут и надеются?

Ингольд пожал плечами:

— Что хочешь. Скажи, что я умер в Кво. В любом случае, в этом будет доля истины.

— И это то, что я должен сказать Джил? — продолжал Руди голосом, подрагивающим от едва сдерживаемой злобы.

Старик взбешенно посмотрел вверх, и впервые жизнь, которую Руди не видел в нем в течение нескольких недель, загорелась в его глазах:

— Какое отношение имеет к этому Джил?

— Ты единственный, кто может помочь Джил вернуться в ее мир.

Пока Руди говорил, он не понимал, до какой степени рассвирепел.

— Ты единственный во всем мире знаешь путь через Пустоту. И ты, как никто другой, в ответе за Джил. Ты не имеешь права загубить ее судьбу.

Он чувствовал, как ярость вскипала в старике. Ярость и другие эмоции разбивали мрачную пассивность его самоистязания, в которую он впал со времени событий в Кво. Но, как и его печаль, злоба Ингольда была молчаливой. Спокойным, жестким голосом он сказал:

— Может, Джил предпочла бы остаться в этом мире.

— Бред какой-то, — фыркнул Руди, — что касается меня, то я не выбираю один чертов путь или другой. Но у нее есть жизнь там, свое место в том мире, карьера, в конце концов, которую она хотела бы сделать. Если она останется здесь, то будет ничем, разве что солдатом, а ведь она мечтала стать ученым. И теперь, по твоей милости она застрянет здесь, пока ее не доконают Дарки, холод или глупая война, в которую Алвир втянет Убежище. Эта женщина мне не безразлична, Ингольд, и я не позволю тебе привязать ее к этому миру навсегда против ее воли. У тебя нет такого права.