Люди сороковых годов - Алексей Писемский

Салов сидел, понурив голову, и ничего не говорил.

- Читайте дальше! - сказал, тихим голосом и как бы едва переводя дыхание, Неведомов.

Павел был сам очень взволнован: у него губы дрожали и щеки подергивало.

Чтение продолжалось. Внимание слушателей росло с каждой главой, и, наконец, когда звероподобный муж, узнав об измене маленькой, худенькой, воздушной жены своей, призывает ее к себе, бьет ее по щеке, и когда она упала, наконец, в обморок, велит ее вытащить совсем из дому, вон... Марьеновский даже привстал.

- Это черт знает что такое! - произнес он. - А ведь не скажешь, что неправда: вот она русская-то жизнь.

- Сильная вещь и славная! - проговорил, наконец, и Салов и, встав, начал ходить по тому же месту, по которому перед тем ходил и Павел. Он, видимо, был удивлен, поражен и сконфужен тем, что услыхал.

- Я, брат, дрожу весь! - сказал Петин Замину.

- Писатель из него будет первого сорта, - сказал тот своим низовым басом.

Сам Павел прислушивался ко всем этим замечаниям, потупя голову и глаза в землю.

- А вы что ничего не скажете мне? - обратился он к Неведомову.

- Вы видите! - отвечал тот, усиливаясь улыбнуться и показывая на свои мокрые щеки, по которым, помимо воли его, текли у него слезы; потом он встал и, взяв Павла за руку, поцеловал его.

- Поздравляю вас! - сказал он, и в тембре его голоса послышалось что-то такое, что все почти невольно и единогласно воскликнули затем: "Ура! Виват Вихров!"

Вихров стоял на ногах, бледный, как мертвец, и у него слезы текли по щекам.

Только в приятельской, юношеской и студенческой семье можно встретить такое искреннее, такое полное одобрение таланту.

Для Вихрова это была великая минута в жизни, и она никогда уже более с ним не повторялась.

Затем в маленьком кружке этом начались тихие и почти шепотом разговоры.

- Вторая часть у вас еще не окончена? - спрашивал Павла несколько уже успокоившийся Неведомов.

- Нет еще, не кончена, - отвечал Вихров ему тихо.

- Мужики-то тут какие живые!.. Настоящее дело!.. - шептал Замин Марьеновскому.

- Поэзии тут очень много?.. - как бы больше спросил Неведомова Петин.

- Да! - отвечал тот. - Это место, например, когда влюбленные сидят на берегу реки и видят вдали большой лес, и им представляется, что если бы они туда ушли, так скрылись бы от всех в мире глаз, - это очень поэтично и верно.

Салов во все это время продолжал ходить взад и вперед, а потом, искренно или нет, но и он принялся восхищаться вместе с другими.

- Вам решительно надо бросить все и сделаться романистом! - сказал он Павлу.

- Я это и намерен предпринять, - отвечал тот.

- У вас геркулесовская силища на это дело, - продолжал Салов и затем, взяв фуражку, произнес: - А что, господа, пора уж и по домам.

- Пора! - подтвердили и прочие и взялись за шляпы.

- Куда же это! Посидите еще, - произнес Павел, хотя, утомленный всеми ощущениями дня и самим чтением, он желал поскорее остаться если не один, то по крайней мере вдвоем с Неведомовым, который у него жил.

- На два слова, Павел Михайлыч, - произнес затем Салов.

Павел вышел за ним в другую комнату.

- Я привез вам расписку в пятьсот рублей, - сказал тот.

- Ах, сейчас! - воскликнул Вихров и пошел и принес ему: он не пятьсот, а пять тысяч готов бы дать был в эти минуты Салову.

Гости, наконец, распростились и вышли.

- Что, батюшка, каково, каково! - счел нелишним поддразнить Салова Марьеновский.

- Черт его знает, я сам никак не ожидал, что он так напишет! - сказал Салов и поспешил нанять извозчика и уехать от товарища: ему, кажется, очень уж невыносимо было слушать все эти похвалы Вихрову.

Герой мой между тем вел искренний и задушевный разговор с Неведомовым.

- Друг мой, - говорил он, снова уже со слезами на глазах, - неужели я это так хорошо написал?.. Я вам верю в этом случае больше всех.

- Очень хорошо, - отвечал тот, в свою очередь, искренно, - главное, совершенно самобытно, ничего не заимствовано; видно, что это ростки вашей собственной творческой силы. Посмотрите, вон у Салова - всюду понадергано: то видна подслушанная фраза, то выхвачено из Гоголя, то даже из водевиля, неглупо, но сухо и мертво, а у вас, напротив, везде нерв идет - и нерв ваш собственный.

Вихров в умилении и с поникшей головой слушал приятеля.

- Мне еще нужно дообразовать себя для писательства, - проговорил он.

- В каком же отношении? - спросил Неведомов.

- В том, что у меня большая проруха в эстетическом образовании: я очень мало читал критик, не занимался почти совершенно философией - вот этим-то я и хочу теперь заняться. Куплю себе Лессинга[69], буду читать Шеллинга[70], Гегеля!..

- Все это не мешает, если только не соскучитесь, - заметил с улыбкою Неведомов.

- Здесь живя, я не то что соскучусь, но непременно развлекусь, и первое, вероятно, что сойдусь с какой-нибудь женщиной.

- Опасность эта может встретиться вам везде, - сказал ему опять с улыбкою Неведомов.

- Нет, не встретится, если я уеду в деревню на год, на два, на три... Госпожа, которая жила здесь со мной, теперь, вероятно, уже овдовела, следовательно, совершенно свободна. Будем мы с ней жить в дружеских отношениях, что нисколько не станет меня отвлекать от моих занятий, и сверх того у меня перед глазами будет для наблюдения деревенская и провинциальная жизнь, и, таким образом, открывается масса свободного времени и масса фактов!

- Согласен и с этим, - подтвердил Неведомов, - но, однако, вы прежде всего будете оканчивать этот роман?

- Окончу этот роман, напечатаю и посмотрю, что скажет публика; тогда уж примусь за что-нибудь и другое, а кроме того и вы ко мне приедете, мой милый друг: у меня усадьба отличная, с превосходной местностью, с прекрасным садом и с огромным домом!

- Приеду, извольте, - отвечал Неведомов, и, наконец, они распрощались и разошлись по своим комнатам. Двадцатипятилетний герой мой заснул на этот раз таким же блаженным сном, как засылал некогда, устраивая детский театр свой: воздух искусств, веющий около человека, успокоителен и освежающ!

VI

ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР

Вихрова приятели собрались проводить с некоторою торжественностью. Он заказал для них чай и ужин официанту с тем, чтобы, отпраздновав эту братскую трапезу, лечь в повозку, заснуть, если это возможно в ней, и уехать! Ему все-таки грустно было расставаться с Москвою и с друзьями, из которых Неведомов остался у него жить до самого дня отъезда, а вечером пришли к нему Марьеновский, Замин и Петин. Салов не явился, хотя и был зван. Макар Григорьев тоже пришел проститься с барином. Вихров ввел его в гостиную и непременно потребовал от него, чтобы он тоже сел в числе друзей его. Макар Григорьев немножко поконфузился, однакоже сел. Вихров велел подать ему пуншу и непременно потребовал, чтобы он выпил его. Макар Григорьев выпил его и повеселел немного.

- Очень мне любопытно, - начал Марьеновский, осматривая тонкого сукна поддевку на Макаре Григорьеве, его плисовые штаны и сапоги с раструбами, каким образом наши мужички из простых, например, работников делаются подрядчиками, хозяевами?

- Да разве все делаются подрядчиками? - спросил его как-то строго Макар Григорьев.

- Не все, однако очень многие!

- И не многие, потому это выходит человеку по рассудку его, а второе, и по поведенью; а у нас разве много не дураков-то и не пьяниц!.. Подрядчик! продолжал Макар Григорьев, уж немного восклицая. - Одно ведь слово это для всех - "подрядчик", а в этом есть большая разница: как вот тоже и "купец" говорят; купец есть миллионер, и купец есть - на лотке кишками протухлыми торгует.

- Но я не это бы желал знать, а вот этот переход из работников в хозяева, - толковал ему Марьеновский.

- Понимаю я, что вы мне толкуете! - возразил Макар Григорьев.

Ванька в это время подал ему еще пунш.

- Что больно часто, поди, не надо - пей сам! - сказал ему Макар Григорьев.

Ванька вышел и действительно выпил всю чашку залпом сам.

- В люди у нас из простого народа выходят тоже разно, и на этом деле, так надо сказать, в первую голову идет мошенник и плут мужик! Вот его, попервоначалу, в десятники произведут, вышлют там к какому-нибудь барину или купцу на работу, он и начнет к давальцам подделываться: материалу ли там какого купить им надо, - сбегает; неряженную ли работу какую им желается сделать, - он сейчас велит ребятам потихоньку от хозяина исполнить ее. А барину этому или купцу - и любо!.. "Ах, братец, следующую работу тебе отдам на подряд!" - и точно что даст. Он тут его помаленьку и греет, и бывало так, что в год или два состоянье себе составляли. Это, по-моему, самый подлый народ, потому он не делом берет, а словами только и поклонами низкими!

На этом месте Ванька снова подал Макару Григорьеву третий уж пунш, ожидая, что, может быть, он и от того откажется, но тот не отказался.