Сумеречные врата - Пола Вольски

Саквояж мешал двигаться, и все же девушка шагала довольно проворно. У Пирамахби она остановилась напиться, но в зловеще темневшие под луной руины заходить не стала. Задерживаться здесь тоже не хотелось.

Луна уже садилась, когда она добралась до окраин ЗуЛайсы. Стояла глубокая ночь, и хотя городская жизнь не прекращалась круглые сутки, обычно в такое время на улицах бывало тихо. Но только не сегодня.

Огни, шум толпы и оживление нарастали по мере того, как девушка приближалась к центру людского улья. Шум, громкий гомон, недовольство, выплескивавшееся в горьких жалобах и упреках. Все против вонарцев, заметила девушка. Проповедники Сынов призывают к бунту именем Аона. Джатонди ожидала появления солдат Второго Кандерулезского, готовых подавить беспорядки среди местного населения, как они уже проделывали это не раз. Но теперь толпы были слишком велики и враждебны. Джатонди быстро поняла, что фанатиков уже не сдержать силой — это не привычные беспорядки.

В такую ночь вонарская резиденция, конечно, окажется крепко заперта и под надежной охраной. Наверняка, подумала Джатонди, у, ворот ее задержат. Однако если назвать себя, то должны впустить. А во Трунир, когда услышит что заставило ее просить убежища, не откажет в помощи.

Джатонди старалась не думать о том, встретит ли в резиденции Ренилла. Вообще-то, он там работает. Наверняка рано или поздно они столкнутся. Он, может быть, смутится при встрече с ней. Она свое дело сделала, о чем с ней еще говорить?

Но ведь он звал ее уйти с ним. Возможно, он говорил не всерьез. Тогда зачем вообще было говорить? Он ничего не выигрывал, наоборот, рисковал получить пулю в лоб.

А если бы не Паро со своим пистолетом, приняла бы она тогда его предложение? Тогда, когда угроза ненавистного брака еще не выгнала ее из УудПрая? Пошла бы она за вонарцем по доброй воле? Быть может.

А теперь? Если бы он снова позвал ее? Это вряд ли. А если все-таки? Что ей ответить? Этот вопрос так занимал Джатонди, что она почти не замечала дороги. Между тем толпа вблизи Сумеречных Врат стала гуще, а шум громче. Люди подзадоривали друг друга и страсти разгорались. Особенно раздражал толпу вид стоявших у Врат солдат в серо-коричневой форме. Джатонди же в задумчивости не заметила, что острый взгляд из толпы выхватил золотой венчик — знак касты Лучезарных — свисавший с ее зуфура; не видела, как те же глаза скользнули к ее лицу, сощурились, узнав; как обменялись знаками затесавшиеся в толпу недовольных молчаливые люди в темных плащах…

Джатонди и не подозревала, что за ней следят. Она не Думала об опасности, пока та не настигла ее, но было уже поздно. Когда она проходила мимо темного провала переулка, оттуда высунулась рука и затащила девушку в темноту. Саквояж выпал у нее из рук, Джатонди вскрикнула, но другая рука тут же зажала ей рот. Новые руки вцепилась в ее плечи и одежду с пугающей силой, и, как ни билась пленница, ей не удавалось стряхнуть их. Кто-то высокий и крепкий обхватил ее сзади, зажимая одной рукой рот и нос, перекрывая крик и дыхание. Девушка почувствовала, что ее отрывают от земли. Лицо уткнулось в грубую ткань. Крикнуть она не могла, и ничего не видела.

Отбиваться локтями не получалось: обе руки были крепко прижаты к бокам, но ногами она лягалась что было силы, пока не почувствовала, что второй враг схватил ее за лодыжки. Теперь ей оставалось только глупо и бесполезно извиваться, и столь же тщетно пытаться вздохнуть. Легкие разрывались, и под веками вспыхнул фейерверк искр. Потом красные огни в глазах померкли, и девушка соскользнула в беспамятство, где из всех эмоций оставалось одно лишь изумление. Разве она не Лучезарная из касты жрецов и правителей, разве особа ее не священна? Какой авескиец низшей касты осмелится поднять на нее руку? Невозможно представить! Изумление было последним, что она унесла с собой в пустоту.

Мир возвращался постепенно: ощущение твердой поверхности и теплого воздуха, боль. В мыслях полная неразбериха. Первым из чувств вернулся страх.

Джатонди открыла глаза. Голова болела, в горле жгло. Щека прижималась к какой-то твердой поверхности, не теплой и не холодной. Шпильки где-то потерялись, и волосы разметались вокруг длинными иссиня-черными прядями. Окружающую ее обстановку удалось разглядеть не сразу. С глазами что-то было не так: видно, она их повредила. Взметнулся страх, но быстро отступил, когда она разглядела над собой свисающий на цепочках зеленоватый шар. В нем шевелились светящиеся, мерцающие точки.

Хидри, вот откуда этот неверный свет. Этот вид освещения почти забыт после прихода вонарцев с их современными керосиновыми лампами и поразительными газовыми фонарями. Здесь, однако, еще сохранились старинные обычаи.

Только вот где это — здесь?

Никогда в жизни не бывала Джатонди в таких комнатах: стены, пол, потолок — все из странного переливчатого вещества. Стекло? Фарфор? Камень? Словно застывшая вода темного моря, отражающая в неподвижной глади мерцающие зеленые звезды. Она видела в этих крошечных волнах и собственное отражение. Мириады крошечных отражений, каждое чуть искажено, так что представление о реальности быстро терялось, если разглядывать их слишком долго. Гочанна моргнула, и крошечные лица сотен маленьких Джатонди моргнули вместе с ней, каждое чуть по-своему, каждое неуловимо чужое.

Голова кружилась, но взгляду негде было отдохнуть. Оставалось только опустить веки, отгораживаясь от безумия, и только после этого вернулась ясность мысли. В голове вертелись тысячи вопросов.

Кто посмел коснуться враждебной рукой Лучезарной? Люди запада, пренебрегавшие кастами, не задумались бы. Однако Джатонди смутно понимала, что ее похитители — не иноземцы. Другие Лучезарные, из жрецов или правителей? Из всех авескийцев только они могли решиться на подобное.

Жрецы.

Теперь она поняла, где находится. Конечно же, они унесли ее в ДжиПайндру. Больше некуда. Но что задумали Сыны? Всего несколько дней назад они писали гочалле Ксандуниссе, предлагая ей союз. Матери не нравилась эта мысль, но она пока не дала решительного отказа. Насколько было известно Сынам, она еще могла согласиться. А в этом случае нападение на единственную наследницу гочаллы кажется бессмысленным. Если, конечно, появление в УудПрае вонарского шпиона не сочли безмолвным ответом гочаллы. Сынам неоткуда было знать, что мать не принимала у себя вонарца и даже не знала о нем. Они должны были счесть, что правительница склонилась на сторону запада. Какая горькая насмешка!

Итак, если Сыны Аона оказались во власти подобного заблуждения, похищение легко объяснить. Шантаж или месть — а может быть, и то, и другое. Им не приходит в голову, что Ксандунисса только обрадуется: ее избавили от непокорной дочери! В сущности, ВайПрадхи оказали матери услугу.