Волчья Радуга - Елена Жаринова

Катя осталась одна — с двумя неподвижными телами. Она забыла даже порадоваться, что вернулась домой живая и невредимая. Василий, однако, скоро застонал. Он еще не пришел в себя, но было ясно, что с ним все в порядке. А вот Яно был совсем плох; переход через Грань мог стоить ему жизни.

Катя наклонилась над волком. Он почти не дышал; девушка с трудом уловила слабое движение мохнатого бока.

— Яно! Яно! — звала она, чувствуя, как замирает от отчаяния сердце. Она трясла волка, не замечая слез, от которых намокала дымчатая шерсть. Но он не слышал ее, не чувствовал ее прикосновений. И в человека он превратиться не мог, потому что полнолуние давно наступило. И тогда девушка упала на волчье тело, словно могла поделиться с ним своей жизнью.

— За что… — простонала она. — За что? Я же люблю его! Я же никогда никого не любила!

Она гладила неподвижные волчьи лапы, горячий нос, прижималась лицом к могучей шее, все еще пахнущей чужим лесом. Она снова и снова повторяла:

— За что? Я же его люблю!

И вдруг волчье тело дрогнуло под ее руками. Девушка вскочила, не веря в такое счастье. Она с радостным нетерпением смотрела, как лапы превращаются в руки, как шерсть исчезает с чистой кожи… Даже хруст костей не казался ей больше страшным, ведь он говорил о возвращении к жизни.

Яно открыл глаза. Катя бросилась к нему.

— Родной мой, любимый… Ты со мной… — бормотала она, покрывая его лицо поцелуями.

— Что произошло? — слабым голосом спросил Яно.

— Ты спас меня от Морэф.

— Нет, я не об этом. Разве полночь еще не наступила?

— Я думаю, наступила давно, — сказала Катя. И вдруг поняла, чему так удивляется Яно. — Так ты… Ты же должен был оставаться все пять дней волком… Почему?..

— Я не знаю, — неуверенно прошептал Яно. — Но мне кажется… Якофий говорил мне когда-то: на злое слово рано или поздно найдется доброе… Мне кажется, я больше не оборотень.

И он с надеждой посмотрел девушке в глаза:

— Таким ты могла бы меня любить?

— Я люблю тебя любого, — совершенно искренне ответила Катя. Яно неуверенно протянул к ней руку. Он все еще не верил в свое счастье, он боялся, что оно упорхнет, как пугливая птица. Катя, смеясь и плача, помогла ему подняться и тут же припала к нему, ища губами его губы.

— Не понял… Что, уже прошло триста лет? — послышался знакомый голос, и молодые люди, вздрогнув от неожиданности, отпрянули друг от друга. Василий, потирая голову, с недоумением смотрел на них.

— Почему ты здесь? — спрашивал он. — И почему ты не волк?

Катя с Яно переглянулись и вдруг рассмеялись. Что они могли ответить? Они и сами не знали, что произошло: то ли любовь победила злые чары, то ли это был последний подарок лесной Хозяйки.

А вокруг отдыхал в июньской ночи прекрасный мир, и не подозревающий, что стоял на грани.

Торжественно пели птицы в тополиной роще. Пахло клевером и медуницей, в лунном свете серебрились седые кудри таволги. И отрадно было верить, что в этом мире еще долго не исчезнут светлые чувства, и всегда будут совершаться подвиги во имя дружбы и любви.

Эпилог

Между Камышовкой и деревней Сенцово, на пригорке, в березовой роще, есть небольшое сельское кладбище. Оно довольно старое, на многих могилах указаны даты рождения, относящиеся еще к девятнадцатому веку кроме крестов, есть и стелы, увенчанные солдатскими звездами — после войны здесь хоронили умерших от ран.

В отличие от больших городских кладбищ здесь нет заброшенных могил. Местные жители ухаживают за всеми. На березах висят красивые венки; когда ленты линяют, их заменяют новыми. Яркие пластмассовые цветы украшают оградки круглый год. А весной и до поздней осени, сменяя друг друга, цветут живые цветы: жасмин, сирень, шиповник и жимолость, незабудки и высоченные садовые ромашки.

Людей здесь похоронено немного, а разных фамилий и того меньше — в деревнях ведь почти все родственники. Поэтому найти могилу Успенского Георгия Николаевича оказалось несложно, к тому же она была совсем свежей, с временным простым деревянным крестом…

Жаркие дни сменились облачными, прохладными и дождливыми. Под мелким моросящим дождем по тропинке, огибающей кладбище, шли двое мужчин и девушка. Тропинка была узкая, прихотливо извивающаяся между мокрых кустов жасмина, поэтому идти приходилось гуськом. Девушка, одетая в джинсы и черную ветровку, несла огромную охапку пунцовых пионов. Ее загорелое исцарапанное лицо светилось бесконечной радостью, немного неуместной в этом печальном месте. За ней шел высокий светловолосый молодой человек; он оглядывался вокруг с детским любопытством. Замыкал шествие кудрявый седоватый брюнет.

— Это где-то здесь, — обернулась Катя.

— Да вон, я уже вижу, — ответил Василий, карабкаясь на пригорок. — Давай руку.

Высокий холм, к которому они подошли, был весь усеян цветами. На высоком кресте висел портрет отца Георгия, спрятанный в застекленную рамку, и два венка — от родных и от прихожан. Катя положила пионы на песчаную насыпь, и все трое застыли в молчании. Только сыпался дождь с неба и с берез, да опадал жасмин.

— Вася, ты у матушки Анастасии был? — тихо спросила Катя.

Василий кивнул.

— Она держится молодцом. Вот что значит — верующий человек. Я рассказал ей все.

— И она поверила?

— Более того. Она сказала: «Я всегда чувствовала, что Гошенька родился для великих дел». Они с отцом Георгием задумывали ребенка усыновить, так теперь она сама собирается. Я обещал на будущий год снова приехать.

— А когда ты уезжаешь? — спросила Катя.

— Сегодня вечером. И не надо иронизировать, — сказал Василий, ловя Катин лукавый взгляд. — Я, между прочим, боюсь очень.

— Брось, — махнула рукой Катя. — Я уверена, что у вас с Наташей все получится. В последнее время моя уверенность ни разу меня не подводила.

— А вы когда? — спросил Василий.

— А мы завтра.

— С билетами обошлось?

— Да, я все устроила. До Питера доберемся, а там что-нибудь придумаем. В конце концов, это все такие мелочи по сравнению с тем, что мы живы и… любим друг друга.

Девушка нежно коснулась плеча Яно, чувствуя, как кружится от любви голова — так же, как и все последние дни. Молодой человек заботливо вытащил из ее кудрявых волос мокрый лепесток жасмина.

— Смотреть на вас — радость, — восхитился Василий. — Даже не верится.

Катя смущенно усмехнулась.

— Надеюсь, что мама тоже так считает. Я позвонила ей, как только добралась до телефона. Сказала, что влюбилась в парня из Твери и собираюсь за него замуж. И мама на это заявила, что не позволит прописать «лимитчика» в свою квартиру. Но тут же добавила: «Свадьбу Лев Михайлович возьмет на себя». Они с отчимом наконец-то помирились. А папа все еще живет у нас. Знаешь, я собираюсь ему рассказать нашу историю. Мне кажется, он поверит. А нам с Яно понадобится помощь и поддержка.