Время своих войн 3-4 - Александр Грог

СВОДКА:

«7 октября 2006 года (в день рождения президента России В. Путина) Галина Политковская, как выяснилось позднее, имеющая, кроме Российского подданства, паспорт гражданки США (выданный ей Посольством США в обход действующих законов), была застрелена неизвестным у подъезда собственного дома в тот самый момент, когда она выносила из машины вторую сумку с продуктами…

Свое возмущение и озабоченность по этому поводу высказали: президент США — Д. Буш, также Латвии, Литвы, Эстонии, Польши и другие президенты…

Статьи Политковской носили, как правило, ярко выраженную антироссийскую направленность…»

(конец вводных)

----

— А как же стратегическое? — спохватывается Председатель. — Вон как в телевизоре пугают–обнадеживают — есть, мол, у нас еще кое–какая «сатана»…

— Российское ядерное останется нерасчехленным. СМИ разрулят этот вопрос как правильный, необходимый, либо найдут — назначат «козлов».

— Что же вы? Армия!

«Армия» — выговаривает едва ли не более горше, чем собственное прозвище — «председатель».

Тут уже и Георгий вздыхает. Вот то–то и оно! Существующий механизм прохождения по воинской службе предназначен для того, чтобы ликвидировать потенциальных вождей. И он успешно работает, оставляя основное поле деятельности тем, кто звезд с неба не хватает, а толпясь на своих ступенях, ревниво поглядывая по сторонам, дожидаются их раздачи. Но сегодня и сама «армия» — только прозвище… Уже к концу девяностых армия, хотя еще и являлась пугалом, но по факту, даже если бы нашлась группа офицеров, которая умудрилась бы поднять какую–нибудь воинскую часть, или даже несколько наиболее боеспособных, но… по своему профессионализму являлась скорее пародией на армию. Настолько непрофессиональная в своих действиях, что выступив, мало отличалась бы от толпы на улице. Но толпа более активна и целеустремленна, солдат же чрезвычайно пассивен. Подавляющее большинство призывников рассматривало свою службу как отбытие некого обязательного, едва ли не тюремного срока, который следует просто пережить, дождаться окончания «обязаловки», отпущенной государством. Появились новые солдатские поговорки, характеризующие собственное к нему отношение: «Если государство считает, что оно нас кормит, пусть также считает, что мы его защищаем!..» Оставалось ли государство в неведении? Или все же поступало так сознательно? И существовало ли на тот момент само государство?

Россия всегда была сильна общенародным призывом. На войну ли, на общесоюзную стройку или целину, помочь соседу покрыть хлев, убрать сено до дождя, до грозы…

Армия по призыву сломалась на главном — земля и недра уже не принадлежали Общине (государственному образованию). Знание, что это — совместное владение, что существуют какие–то социальные гарантии общей справедливости, равной для всех, позволяло обществом, призывом этого общества, их защищать. Противный подход размывал понятие Родины. Воевать за чьи–то там нефтяные вышки? — говорили все чаще. Перевод на «профессиональные» вооруженные силы, на «контрабасов» — контрактников, имел под собой логику защиты частной собственности, но не государства. Наемники в собственном государстве защищают только «кассу» — таково их предназначение.

— Неосмотрительно они так с армией. Армия не только воюет, это, пусть сегодня и плохонькая, но общественная организация. Хоть и ненавижу того слова — «общественная»! — замечает Председатель. — Расплодились на …! — вырывается из него грязное словцо. — Опорочили смысл, суть и цели!

И что тут скажешь? Георгий молчит. Остается только природное: «Воин — не воин» — деление человеческих существ от всех времен. Таковым оно было и будет, как бы не хотелось многим видеть обратное. По духу, не по профессии. В тяжкие времена Россия призывала к себе своих воинов, «людей от сохи и меча», полагалось на них. В мирные — относилась чрезвычайно уважительно.

Когда общество больно, первый признак — оно пытается измазать, уровнять до себя, до собственной болезни институт воинов. Словно само общество инфицировано на самоуничтожение…

— Ничего… С потерей Москвы не потеряна Россия, — выдает Председатель знаменитое Кутузовское, искренне считая собственным, выстраданным.

Георгий же знает — потеряна. Москва — не просто центр опухоли на теле России, она своей властью, словно метастазами, насквозь пронизывает ее. Жрущая, жиреющая, пропускающая через свои липкие руки все, что еще способны дать «территории», рассовывающая по всем углам на «черный день», словно не желая замечать, что этот черный день уже давно стоит над всей Россией… Правда и то, что потомки (если таковые останутся), глядя на нас, будут с недоумением чесать затылки, почти как мы, когда рассматриваем Смутное время — удивляясь, как это можно было допустить до такого?

— До беды семь лет: не то будет, не то нет! — не вдруг высказывает хозяйка свое понимание ситуации, в большей степени доказывая, что грешна подслушивать за дверьми.

— Чума на Москву!

— Будет и чума, — равнодушно говорит Георгий, как человек, который понимает, что не в состоянии что–либо изменить, и в душе на этот счет давно все перегорело. — Этого не миновать. В начале 20‑х народишка в Петрограде — тогдашней столице — поуменьшило, аж! в пять раз — те, кого власть не подкармливала пайками — поумирали или разбрелись. Но тогда количество населения Северной столицы было несоразмерно с сегодняшним в Москве и, худо бедно, но держалась–то Россия на собственном продовольственном обеспечении. А сегодня попытайся–ка представить прекращение снабжения Москвы? При том, что собственное ближнее сельское хозяйство загублено напрочь, крестьянство (то, что осталось) питается с огородов, но сверх ничего не сажает, в случае заварухи никуда не пойдут — торговать продовольствием уж точно, но с удовольствием будут грабить транзит — заваленные под откос эшелоны, дачи тех, кто отстроился в глубинке, но чем–то пришелся не по душе, компенсируя все по смыслу лет прежних: «грабь награбленное». Никогда не подсчитывал — сколько продовольственных эшелонов требуется сегодняшней Москве в день? Да что там продовольствие, а протопить все эти блочные дома? Литой железобетон, которому много не надо, чтобы промерзнуть насквозь. Сначала замерзнет все, включая канализацию, потом начнет оттаивать, включая трупы… Следом чума, но до этого много всякого…

НАТО — США и Европа — будут сидеть на ключевых точках, отгородившись людьми в галстуках, колючкой, частными армиями, голубыми касками, предоставив тем, кто за забором, убивать самих себя до опупения. Время от времени долбая те группы, которые начинают выделяться на общем фоне, объединять вокруг себя «людство» на основе некой идеи. Методики наработаны в Африке, и неплохо (что бы не говорили) действуют в Ираке — нефть–то теперь качается без всякого контроля? А то, что там какие–то сунниты с шиитами разборки устраивают, так это можно перетерпеть, как и то, что солдаты США время от времени гибнут, все это материал расходный, плановый, да и славян можно нанимать — тех же украинцев, а позже и русских… А для охраны объектов в России уже других «поляков» и прочих «подпанове».

Георгий рисует картину так, как видит ее сам, на основании собственного опыта. Им, которым положено размышлять лишь в выборе средств, но не цели, и уж, тем более, не о некой конечной цели, по характеру собственной деятельности приходилось вникать в большее, видеть аналогии, связывать между собой различные разрозненные факты. Смотреть и видеть — очень разное свойство, знать и понимать — разнится не в меньшей степени. «На троне не бывает предателей!» — писал Николай Карамзин, жестоко ошибаясь, поскольку не дожил до наисовременнейшей «Истории государства Российского». Примеры Ельцина и Горбачева, их личные заслуги перед Западом широко известны, они же — преступления против России, прямое предательство. Заслуги Путина Запад оценивает недостаточно — аппетит приходит в время еды, но, хоть и не было громких дел (вроде расстрела общенародного Парламента или «Беловежского» урезания границ России, отступления ее до пределов 1769 (?), но было множество «тихих», прикрытых дымовой завесой «недовольства Запада личностью Путина» — было и есть: фактически уничтоженная расформированная армия, с одновременным развитием «специальных сил», предназначенных для борьбы с собственным народом, поддержка США в походах «против терроризма», закрытие российских военных баз, «правильно хранимый» Стабфонд, «правильные» банки, куда поступают нефтяные и газовые миллиарды России, «правильные» миллиардеры исключительно правильной неподсудной национальности, в одночасье ставшие владельцами когда–то общенародной собственности… Еврейство раздражает не социальная система государства (какой бы она не была, как бы не называлась), а отсутствие собственного доступа к ресурсам страны, — в этом случае система обязательно будет объявлена преступной.