Очи бога - Джон Марко

— Вот проклятье! — нахмурился Лукьен. Едва соображая, что делает, он вытащил кагану из кровати. Кадар бросился вперед, но остановился, когда увидел, как Трагер прыгнул к кровати перед ним. Кинжал лейтенанта очутился перед носом Кадара, и он сделал шаг назад.

— Тихо! — прошипел Трагер. — Ни слова!

Лукьен пытался поднять Джитендру на ноги. Он обвил рукой ее шею так осторожно, как только мог, стараясь держать кинжал у горла, но не слишком близко, чтобы она могла говорить. Джитендра задыхалась.

— Все, никому не двигаться! — заявил Лукьен. Его охватила паника, он не знал, что делать. Крики Кадара могли перебудить весь дворец, но пока никто не спешил на помощь. Кадар словно бы понял приказ Лукьена и молчал. Он только тянул руки в немой мольбе, прося освободить Джитендру.

— Так, хорошо. Сидите тихо и никто не пострадает. — Лукьен повернул кинжал, чтобы Кадар мог увидеть его. — Я не причиню ей вреда, Кадар. Просто отдай нам амулет и мы уберемся.

Кадар смотрел на свою беременную жену в замешательстве. Он произнес что-то тихим умоляющим голосом, но Лукьен ничего не понял.

— Амулет, ты, идиот, — прошипел Трагер. Он приблизился к Кадару. — Отдай нам его.

Кадар смотрел на них в изумлении, не понимая, чего от него хотят. Лукьен кусал губы. Планы рушились, ибо он забыл, как на джадори называется амулет. И вдруг — о чудо! — слово всплыло в памяти.

— Инаи! — закричал он, и указал на грудь Кадару. Амулет висел на шее кагана, испуская мягкое сияние. Он повторил фразу, теперь уверенный, что не ошибся: — Инаи ка вала!

Кадар внимательно посмотрел на него, затем кивнул. Но Джитендра тоже поняла. Когда муж начал снимать амулет, она разразилась пронзительными криками:

— Инаи ка вала! Кадар!

— Нет! — Лукьен пытался удержать ее.

Джитендра продолжала визжать.

— Остановитесь! Пожалуйста!

Не желая поранить ее, он опустил кинжал. Джитендра вырвалась из его рук. Лукьен кинулся за ней, схватив за руку. Она вывернулась и бросилась к Кадару. Увидев это, Трагер повернулся к ней с кинжалом. Угроза поразила Джитендру. Она завизжала еще громче, отступила назад и наткнулась прямо на Лукьена — и на его кинжал.

— Нет! — завопил Лукьен. Он отскочил назад, но слишком поздно, и кинжал вошел в спину женщине. Джитендра повисла, словно попавшись на крючок, с широко открытыми в шоке глазами; ночная рубаха быстро набухала от крови. Спустя секунду колени Джитендры подогнулись, и она рухнула на пол.

— Джитендра! — закричал Кадар. Он бросил амулет и подбежал к жене, упав на колени рядом с ней. Лукьен наблюдал за сценой, охваченный ужасом.

— Идемте, капитан! — сказал Трагер. Он кинулся к амулету и схватил его.

— О, нет, — простонал Лукьен. — Помоги мне, Небо. Я не хотел этого…

Кадар рыдал, пытаясь поднять Джитендру. Она извивалась в его руках, еще живая, но кровь лилась рекой. Они не обращали внимания на Лукьена.

— Пойдемте, капитан! — настаивал Трагер. Он повернулся к дверям. — Пошли, пока нас не обнаружили.

Но Лукьен не мог двигаться. Он не сводил глаз со страшной картины. Джитендра издала стон агонии. Кадар был весь забрызган ее кровью. Живот каганы начал шевелиться.

— О, черт, — пробормотал Трагер. Он подбежал и, схватив Лукьена за руку, потащил к дверям. — Фиггис ждет нас, глупец вы этакий. Пошли же!

— Я не хотел этого, — шептал Лукьен в отчаянии. Он продолжал смотреть на Джитендру. — Понимаете, не хотел…

— Великий Боже, вы заткнетесь, наконец? Нам нужно спешить!

На этот раз голос Трагера вывел Лукьена из ступора. Джитендре все равно предстояло умереть, и помочь ей нечем. Бросив последний взгляд на кагана и кагану Джадора, Лукьен повернулся и бросился из спальни.

Фиггис держался в тени у ворот. Джадор был охвачен тишиной; зеленый двор пуст — лишь статуи да ночные насекомые. Через открытые ворота Фиггис наблюдал улицы города, тихие и прекрасные. Изредка проходила пара-тройка прохожих — торговцы готовились к утреннему базару. Они вряд ли могли помешать, но Фиггис знал, что настоящая беда может настичь в пустыне. Там они будут на открытом пространстве, доступные людям Кадара. Вся надежда на время: если погоню организуют не сразу, есть шанс оторваться.

Трое дровасов стояли наготове у ворот, мирно пережевывая жвачку. Им было намного легче, чем Фиггису, переминавшемуся с ноги на ногу в ожидании компаньонов. План Лукьена был хорош, ибо Кадар и его люди даже слишком доверчивы, они успели полюбить гостей из Лиирии. Фиггис чувствовал стыд. Он всю жизнь стремился достичь этого места и не был разочарован увиденным. Настоящий рай. А он… он отравил этот рай!

— Фиггис!

Крик оторвал Фиггиса от размышлений. В темноте он увидел две фигуры, отчаянно бегущие к воротам. Фиггис замахал руками и поспешил вывести дровасов из тени. На лице Трагера застыла безумная улыбка, и капли пота блестели на лбу. Он показал Фиггису амулет, словно отрезанную голову врага.

— Вы достали его!

— Конечно, я достал! Давайте своих уродливых животных и поехали, старик!

— А Лукьен? — спросил Фиггис, рассматривая капитана. — Что с ним?

У Лукьена было отсутствующее выражение лица. Он тяжело дышал, глаза его блестели, он был невероятно бледен.

— Нет времени. Пора двигаться…

— Что? Что случилось?

— Заткнитесь и поехали! — рявкнул Трагер. Он залез на дроваса и наблюдал, как Лукьен и Фиггис делают то же самое. — За мной! — приказал он. Рывок поводьями, и животное галопом помчалось со двора. Фиггис — за ним, а Лукьен замыкал процессию. Фиггис оглянулся на рыцаря, припавшего к шее дроваса.

— Лукьен? — не отставал он от молодого товарища. — Что случилось?

Рыцарь едва мог говорить.

— Я убил ее, Фиггис. Джитендру. — Его глаза закрылись от невыносимой боли. — Я не вор. Я проклятый убийца…

Каган Кадар стоял над женой, в то время как служанки прикладывали ей ко лбу мокрые полотенца, а Аргадил, лекарь, перевязывал рану. Джитендра едва держалась за жизнь, но дитя в ее чреве пыталось выйти наружу. Шок от ранения вызвал роды. Повитуха каганы стояла в ногах кровати, бледная от ужаса. Она не знала, успеет ли ребенок появиться на свет, прежде чем мать испустит дух. Кадар держал жену за руку. Она была мягкой, холодной, дрожащей; знакомая сила покинула ее. Дыхание Джитендры прерывалось мучительными стонами. С каждым новым стоном сквозь повязку проступала кровь, но она все еще боролась за нерожденного пока ребенка — их с Кадаром первенца.

— Ты будешь жить, — говорил Кадар жене. Она была моложе его на несколько десятков лет, но он любил ее сильнее, нежели предыдущих, сама мысль потерять ее была непереносима. — Держись ради меня, Джитендра. Ради меня и малютки.