Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский

Зачерпнув воды из родника, вскипавшего пузырьками в песчаной ямке под камнем, Ирина вдруг задумывалась над чем-то, а затем встряхивала головой и говорила:

— Да. В общем, все идет отлично. Жизнь движется вперед.

Игорь без боли не мог смотреть, когда она опиралась на палочку и прихрамывала. Ему было так жаль ее!

Однажды, когда мужчины вернулись с работы, волоча теодолит, усталые, пыльные, их ждала полная миска малины — сюрприз, приготовленный для них Ириной.

— Но это еще не все. Есть обед и что-то после обеда к чаю.

— Это «что-то» замечательно вкусно пахнет! — воскликнул Игорь.

— И называется это «что-то» малиновым вареньем! — подхватил Зимин.

— И мы ему воздадим должное! — заключил Кириченко.

— А вы знаете, чем вы рисковали? — спросил Николай Иванович, когда уже окончился обед и были пропеты все дифирамбы варенью.

— Знаю, знаю, что вы скажете: «вашу девицу не волк ли заел?».

— Не в том дело. Вы оставили палатку. А вы знаете, в какую беду мы попали этой весной?

— И не весной. Это было в июне, — поправил Зимин.

И они рассказали Ирине, один дополняя другого, как они возвратились однажды с сопок и нашли разорванную в клочья палатку, вдребезги разбитую радиоаппаратуру, растоптанные и переломанные инструменты и начисто съеденные галеты, сахар, вяленое мясо — все, кроме консервов в банках и бутылок с сиропом.

— Медведь?!

— И еще какой озорной! Даже зеркальце у Игоря раздавил.

— Да и не один. По-видимому, целая компания.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ТОПОГРАФ ЗИМИН ИДЕТ ПО ТАЙГЕ

1

А тогда действительно работы экспедиции были в разгаре. Июнь стоял превосходный. Работали весело, дружно. Перед работниками экспедиции была поставлена большая задача: тщательно обследовать Аргинский перевал, изучить почву, рельеф, дополнив имеющиеся уже аэросъемки и. подготовив окончательные материалы для решения вопроса о том, будет ли здесь тоннель или объездные пути.

Неожиданное нашествие медведей угрожало срывом работ. Собрали уцелевшее, палатку починили. Но больше всего были озабочены испорченными записями и чертежами. Только Зимин предусмотрительно запрятал в камнях свою полевую сумку и свой рюкзак. Вторая палатка, расположенная у реки, пострадала меньше. Ее только завалили. Съедена была рыба.

Целый день инженер-Горицветов составлял докладную записку и писал письма Агапову, Байкалову и своей жене. А на следующий день еще до восхода солнца Зимин отправился на станцию Лазоревую, куда уже прибыли управленцы и где находился аэродром. Зимин славился среди участников экспедиции как отличный охотник, местный уроженец, знаток тайги и неутомимый ходок. Что он отлично стреляет, — в этом приходилось неоднократно убедиться. Из его рассказов явствовало, что он к тому же хорошо ездит верхом, понимает толк в лошадях, отлично плавает — словом, универсал.

— Ну, значит, ему и карты в руки, — напутствовал Николай Иванович посланца. — Помните, Зимин, компас и просеки проходчиков — это самые верные указатели в дороге. Только не залезьте в какой-нибудь заброшенный магнитный ход.

...Солнца еще не было видно. Но пламенеющий свет снопами вырывался из-за синих охваченных дремотой сопок. День возникал, и весь мир охватывало безудержное ликование.

Зимин шел быстро, ловко обходя ямы и коряги, перепрыгивая через валежник, взбираясь по кручам, переходя ручьи по свалившимся поперек замшелым стволам, образовавшим естественные мосты.

Тайга молчала. Изредка доносились какие-то странные хрусты, шелесты, посвистывание да громыхали ручьи. Над всем этим перекатывался, как морской прибой, важный и строгий шум вершин, таинственный и мудрый разговор вековых кедров и лиственниц. Здесь время было тягучее, как смола. Тайга вела счет времени не годами, а тысячелетиями.

Зимин щурился на зеленые отсветы и недоверчиво поглядывал на ветви, затянутые ярко-зеленой плесенью и паутиной. Чащоба. Бурелом.

Спал, забравшись на дерево, поеживаясь на рассвете от выпавшей росы. Собственно, даже не спал, а только пережидал ночные часы, чтобы двинуться дальше.

Все лишнее выбросил. Шел и насвистывал. Он любил свистеть. Пожалуй, его даже устраивало одиночество, а вокруг — первобытный, обильный, необитаемый мир. В конце концов без людей вовсе не скучно. И если бы вымер мир при внезапной спазме земного шара, но остались бы леса, поля, вымершие города, склады, универсальные магазины, да где-нибудь уцелели бы от катастрофы две-три человеческие самки, — больше ему ничего бы и не надо, вот так перепрыгивал бы с камня на камень, посвистывал и хищно озирал бы зеленую тишину...

Один раз встретил медведя. Не очень крупного и, по-видимому, с очень уживчивым характером. Он неожиданно показался из-за поворота. Встал на задние лапы и больше с удивлением, чем с неудовольствием разглядывал невиданное двуногое.

— Го-го! — закричал Зимин, нащупывая наган.

Лесной хозяин постоял в нерешительности, потом повернулся и неторопливо ушел.

В другом месте набрел на ягоды: ступить некуда, столько их выросло!

Было беспричинно весело. Зимин даже пробовал петь. Он придерживался тропы, проложенной проходчиками и связистами. Их просеки и отметины встречались там и тут. Но уже тянулись зеленые побеги, переходила в наступление ползучая трава, чтобы затянуть все одной неразрывной сетью.

Трудно было представить, что здесь когда-нибудь окажется паровоз, что тут, где нагромоздились один на другой гигантские стволы, как будто только что происходила бешеная схватка, в которой разили друг друга великаны и полегли все на поле брани, — что здесь, на этом самом месте, в недалеком будущем может оказаться газетный киоск... перрон... телеграфист, например...

Глушь. Ни души. Сопки. Русла рек. Трясины. Каменистые выступы. Такая глухомань! Такое первобытное нагромождение седых камней, диких зарослей и валежника! Тысячелетия, миллионы лет смена за сменой вырастал, старился и падал лес, высоко вскидывая корни. И новые заросли переплетались. И реки не уставали греметь, подмывать берега, наслаивать песчаные отмели.

И Зимин казался себе Тарзаном.

Здесь не надо было компаса. Каждый камень, обросший мхом, каждое дерево красноречиво рассказывало, где находится юг, где север. Зеленые кроны были гуще и пышней с южной стороны, кора на деревьях толще и грубей с севера. А направление рек? Оно рассказывало каждому, кто умел слышать, какой придерживаться дороги.

Зимин быстро двигался к югу. Он был силен, вынослив, мускулы его пружинили, глаза были зорки. Он походил на хищника. Он и был хищник.

На железнодорожную насыпь вышел внезапно. Быстро огляделся. Никого. И здесь никого.

Сел. Поел. Закурил. Осторожно вскрыл все пакеты инженера Горицветова, начальника экспедиции. Мало ли что он там написал! Надо быть в курсе дела, тогда легче ориентироваться. Все прочел, особенно внимательно изучая те места, где