Дураков нет - Руссо Ричард

Салли с Уэрфом задумались над его прощальной фразой. Наконец Уэрф нашелся.

– Значит, давай останемся здесь, – заключил он.

Рыба, решила мисс Берил.

Она силилась определить, чем пахнет у Салли. Загадка. Как у человека, который вообще не готовит, – у него в холодильнике и продуктов-то нет – могли все комнаты провонять рыбой? Разве что он никогда не проветривает, размышляла мисс Берил. Правда, сейчас не особо проветришь, холодно, конец ноября, но Салли, наверное, не проветривает и летом. А причина проста, догадалась мисс Берил, у него круглый год стоят двойные рамы. Ее зимние рамы он последние двадцать лет весной исправно меняет на сетки от комаров, а со своими не хочет возиться (так он объясняет).

– Ты запаришься, – неизменно предупреждала его мисс Берил, Салли в ответ обычно лишь пожимал плечами, точно хотел сказать, что она, пожалуй, права, ему действительно будет плохо.

– Не беспокойтесь, миссис Пиплз, – всегда добавлял он. – Если наверху станет слишком жарко спать, я спущусь и лягу с вами.

Интересно, подумала мисс Берил, что же должно случиться, чтобы Салли наконец стало жарко. Сейчас на его половине было невыносимо – казалось, зной, накопившийся с августа, до сих пор не выветрился из закупоренных комнат. Объяснение дал термостат. Семьдесят пять градусов[36], да еще влажность. Неудивительно, что отклеиваются обои.

Мисс Берил установила термостат на семьдесят и заключила, как всякий раз, когда задумывалась о странном образе жизни своего жильца, что Салли следовало бы попытаться сохранить семью. За ним нужен уход. Чтобы следить за термостатом, тушить забытые сигареты (Клайв-младший оказался прав, всюду виднелись коричневые подпалины), которые тлеют на столе в комнате и на кухне. И смывать унитаз, отметила мисс Берил, заглянув в ванную: там ее встретила одинокая лужица мочи, Салли оставил ее в унитазе утром, когда собирался на работу.

Мисс Берил смыла; ярко-желтая жидкость посветлела и в конце концов, зажурчав, сделалась прозрачной. Пока лилась вода, мисс Берил успела разгадать загадку, откуда взялась эта моча, ведь мисс Берил помнила, что утром Салли смыл за собой – в тот самый миг, когда Клайв-младший втолковывал ей, что Салли надо бы выселить. Возможно, столь своевременно спустив воду, Салли помочился второй раз, сразу же после первого, и снова окрасил жидкость в темно-желтый цвет? Возможно, решила мисс Берил, если вчера он весь вечер пил с друзьями пиво в “Лошади”. Однако ей пришло в голову другое, куда более правдоподобное объяснение, и заключалось оно в следующем: Салли из тех, кто сливает воду перед мочеиспусканием, а не после его естественного завершения. И утром он смыл вчерашнее. А утреннее излияние заметит лишь вечером, вернувшись с работы. Интересно, подумала мисс Берил, догадается ли Салли, что к нему приходили, когда обнаружит чистую воду.

Ох уж эти мужчины, подумала она. Иной вид, это точно. Только их чужеродной, по сути, натурой можно объяснить, что женщина в здравом уме способна ими увлечься и полюбить их. Случалось ли женщинам, взглянув на мужчин, чувствовать с ними родство? Едва ли, считала мисс Берил. Как ни забавно, но объяснить их поступки можно только тем, что они как с другой планеты. Мужские потребности по сравнению с женскими так просты. Вдобавок мужчины совершенно неспособны их скрыть. Разумеется, Салли исключение, у него потребностей еще меньше, чем у большинства мужчин, это какой-то образец мужчины, доведенный до нелепой крайности, – но ведь и Клайв-старший недалеко от него ушел. Мужу мисс Берил нравились плотные фуфайки на флисовой подкладке, нравились мягкие брюки, и возможность расхаживать по школе почти в том же виде, как он ходил дома (разве что в школе у него на шее висел свисток), Клайв-старший считал величайшим преимуществом должности футбольного тренера, тогда как его коллеги мучились – ему так всегда казалось, поскольку он сам мучился бы на их месте, – в пиджаках и классических брюках со стрелками. Мисс Берил следила, чтобы фуфайки мужа были мягкими и плотными, и меняла их, когда они становились тонкими и колючими, – одно из немногих требований, которые предъявлял к ней Клайв-старший. Если фуфайки были хорошие, то и ему было хорошо, и всякий раз, как мисс Берил покупала новую и клала в его ящик, она знала, что муж выйдет на кухню и, приблизившись к ней сзади, страстно обнимет ее. Что это ты, спрашивала мисс Берил, просто так, отвечал Клайв-старший, и, по правде говоря, она понятия не имела, догадывается ли он сам, чем объясняется этот внезапный прилив чувств – ее любовью, источником этих простых подарков, или же мягкие фуфайки сами по себе удовлетворяют его естественную потребность, а нежность к жене – лишь побочный эффект этого удовлетворения. Она никогда не знала, как относиться к человеку, чью нежность, чье внутреннее удовлетворение можно купить по цене обычной фуфайки и сохранить с помощью кондиционера для белья. Она-то сама чувствовала к мужу любовь, и тогда, и теперь, но вряд ли сумела бы объяснить это чувство другой женщине. А уж другой женщине, знавшей Клайва-старшего, не сумела бы определенно.

Еще труднее вообразить женщину, которая сумела бы объяснить свою любовь к Салли, вынуждена была признать мисс Берил. По слухам, у него уже много лет любовница, замужняя женщина, чувства к Салли она за все эти годы не растеряла – видимо, потому, что ни разу не бывала у него дома. Стоя посреди его комнаты, мисс Берил силилась сообразить, что же ей напоминает эта обстановка, и наконец ее осенило. Комнаты Салли выглядели в точности как у мужчины, только что пережившего тяжелый развод, – мужчины, чья жена забрала все сколь-нибудь ценное, а бывшему мужу оставила старую мебель, которую они давным-давно отнесли в сырой подвал и там забыли. Быть может, рыбой воняет от дивана. Мисс Берил приблизилась и нерешительно понюхала подушку. Пахло нестираной одеждой, в которой вдобавок спали, но не рыбой.

Быть может, подумала мисс Берил, это смердит ее собственное предательство. Инструктор Эд убеждал ее не ходить тайком к Салли, не обманывать его доверие. И довод, что Салли не стал бы возражать и что он доверяет мисс Берил, не успокоил ее совесть. Салли знает, что она просматривает его почту и подсовывает ему конверты, которые, по ее мнению, следует распечатать. Быть может, он даже знает, что она достает и открывает конверты, которые он отправил в мусорное ведро, – конверты с чеками на пособие по нетрудоспособности и возмещение медицинских расходов. Едва ли он догадывается, что у мисс Берил есть большая картонная папка с надписью “САЛЛИ”, куда она складывает важные документы, которые могут однажды ему понадобиться, но даже если и знал бы, вряд ли стал бы возражать, вдобавок мисс Берил никогда не стыдилась того, что тайком защищает интересы жильца. Но вот так прокрасться к нему – другое дело, и она это понимала. Мисс Берил не собиралась следовать совету Клайва-младшего лично проинспектировать комнаты Салли, как вдруг обнаружила, что уже поднимается по лестнице, и вот она здесь – и жалеет, что не последовала извечному своему правилу, надежному и простому: из принципа не принимать никакие советы Клайва-младшего. Как он ухитрился уговорить мать вторгнуться в личную жизнь ее многолетнего квартиранта? Неужели с годами Клайв-младший сделался убедительнее? Или это она в своем немолодом уже возрасте стала более неуверенной и легковнушаемой? Второе, опасалась мисс Берил, и решила на всякий случай составить на будущее список того, на что никогда не согласится по наущению сына. Тогда, если она станет еще более неуверенной и слабовольной, если, проснувшись однажды утром, вдруг решит, что советы Клайва-младшего не лишены смысла, то сможет свериться со списком, который составила, когда была в здравом уме. Все будет изложено на бумаге:

1. Не вкладывай деньги в проекты, которые Клайв-младший называет “беспроигрышными”.

2. Не говори ему, сколько у тебя денег. Сейчас ему незачем об этом знать. Вот умрешь, твои деньги перейдут к нему, тогда и узнает.

3. Не продавай дом Клайву-младшему, потому что тогда это будет его дом. Не слушай его резоны, хоть они и толковые.

4. Не дай ему уговорить тебя голосовать за республиканцев. У тебя к ним душа не лежит.