Просто мы научились жить (2010-2012) - Александра Соколова

– Знаешь, я думала, меня в этой жизни уже ничего не удивит, – заявила Лёка, возвращаясь в зал с заваренным чайником, – но тебе удалось.

– Могу сказать тебе то же самое, – улыбнулась Женя, – в жизни столько не удивлялась, как в последний месяц.

Лёка разлила чай в маленькие пиалки, и упала на пуфик, поджав под себя ноги. Зевнула, потягиваясь, и прищурилась на Женьку.

– Давай же. Поведай мне свою удивительную историю.

Женя не знала, с чего начать. Эти синие глаза, чертята в них, сила, пронизывающая насквозь – всё это рывками возвращало её в прошлое, окунало в негу, покой и радость. И было страшно своими словами испортить момент, очернить. И было страшно, что это может закончиться.

– Я назвала дочь твоим именем, – сказала вдруг она, и интуитивно угадала. Лёкины глаза вспыхнули, а на лице разлилось непередаваемое выражение восторга.

– Правда? Мелкая, я… Ух.

И от этого маленького «ух» что-то внутри Женьки лопнуло, как натянутая донельзя струна, и разлилось по телу тепло и счастье.

Она больше не думала. Сама не поняла, как произошло, но через секунду уже сидела на Лёкиных коленках, обнимала её за шею, и дышала в ухо.

– Чудовище…

А Лёка смеялась, и не могла остановиться. Она крепко-крепко прижимала Женьку к себе, фыркала в ответ на слишком сильное задувание в уши, и хохотала до слез.

– Мелкая, ну прекрати! Хватит!

Они барахтались на пуфике, то щекоча друг друга, то вдруг снова начиная обниматься. И тепло как будто перетекало из одной в другую, а потом назад, и снова, и снова. Наконец, Лёка победила – скрутила Женьку в кольцо, зажала руками и ногами и победоносно укусила за нос.

– Так нечестно, – заявила Женя, – ты пользуешься тем, что ты сильнее.

– Дело не в силе, мелкая, – хмыкнула Лёка, – а в умении её использовать.

Они замерли, уставившись друг на друга. Чувство возвращения домой было таким острым и трепетным, что мешало дышать. Синева Лёкиных глаз плескалась так близко и так ярко, что Женя теряла разум. Она видела, как наклоняется Лёка ближе и ближе, и вот уже можно почувствовать её запах на губах, её сбитое дыхание, тепло её кожи…

В последний момент она изменила направление, и коснулась губами Женькиной щеки. А затем – разомкнула объятия.

– Ты собиралась поведать мне удивительную историю, – заявила она смущенно, – по-моему, самое время это сделать.

Женя даже не пыталась скрыть разочарование. Она слезла с Лёки, улеглась рядом с ней, положив голову на её обнаженный живот, и, глядя в потолок, сказала:

– Ладно. Но сразу предупреждаю – многое из того, что ты услышишь, тебе не понравится.

Она рассказывала долго, подробно и обстоятельно. На Лёку не смотрела – по-прежнему её взгляд был устремлен в украшенный затейливыми узорами потолок. Иногда чувствовала затылком движения Лёкиного тела – когда та вздрагивала, или дергалась, или смеялась.

Потом, когда рассказ дошел до появления Марины на её пороге, Женя перевернулась на живот и теперь уже не сводила глаз с Лёкиного лица.

– Я открыла дверь и обомлела: на пороге стояла Марина. Это было первым сюрпризом из миллиона последовавших за ним. Она сказала, что хочет, чтобы я помогла ей найти тебя.

Лёкины глаза округлились. Она оглянулась, и, приподняв брови, посмотрела на Женю, словно задавая безмолвный вопрос.

– Да. Она тоже здесь. Прямо сейчас, думаю, она продолжает искать твои фотографии в базе школы Surf School.

– Не понимаю, зачем я ей?

– Я думаю, будет лучше, если она скажет тебе сама.

Жене вдруг стало неприятно и грустно. Она вспомнила Сочи, и свои сомнения, и свою боль. И она спросила, как с плеча рубанула:

– Ленка. Зачем ты мне врала?

Удивление Лёки выглядело вполне искренним. Она с недоумением посмотрела на Женю сверху вниз:

– О чем ты?

Что-то очень противное и колючее сжало горло. Она собирается продолжать врать. Ну что ж, значит, пора покончить с этим раз и навсегда.

– Я о той истории, что ты поведала мне, когда мы встретились в Таганроге. О твоем бурном клубном прошлом, о Марине и о… Саше.

Лёкины скулы дернулись и как будто заострились. Женя почувствовала, как на неё пахнуло холодом. Она только и успела подняться и сесть на колени, как Лёка уже отодвинулась и вся словно ощерилась:

– О чем ты, черт возьми?

Она была похожа сейчас на волка, оскалившего зубы и готового атаковать при первой опасности. Женя испугалась.

– Ленка… Я просто хочу знать правду, вот и всё.

– Какую правду? – Голос звучал спокойно, но слова вылетали сквозь зубы словно плевки.

– О том, что было с тобой на самом деле. Я много разговаривала с Мариной в этот месяц, и она многое мне рассказала. А кроме того… Лёк, мы были с ней в той больнице, где ты лежала. И были на кладбище. И я… Я всё знаю. Я знаю правду. И хочу понять, зачем ты мне врала?

Лёка долго молчала, и синева её глаз полыхала яростью. Женю трясло изнутри, она уже жалела, что завела этот разговор. Происходило именно то, чего она больше всего боялась.

– Марина рассказала тебе что-то, – Лёка наконец заговорила, и в каждом её слове звучал металл, – и ты решила, что это правда. Скажи, мелкая, а чем её правда лучше моей? Тем, что тебе она больше нравится?

Женя вздрогнула, как от удара. Господи, как же она жалела…

– Нет, не этим. Её правду подтвердила Янка.

– А чем Янкина правда лучше моей?

Она не спрашивала, о какой именно правде идет речь, и именно это вдруг зародило в Жене сомнения. А вдруг?

– А Саша? – Выкрикнула она. – Я была там, была в этой больнице сама лично! И там не было никакой Саши, а была только ты! В онкологии! Зачем ты выдумала её? Почему солгала? Что скрывала?

Она кидала вопрос за вопросом, в суетной надежде, что всему этому есть простое объяснение, и оно сейчас, сейчас произойдет. И с каждым словом видела, как сильнее и плотнее закрывается Лёка, уходя куда-то вглубь себя, растворяясь и пряча блеск из глаз.

Она не ответила ничего. Несколько минут сидела, раскачиваясь, а потом поднялась на ноги и ушла вглубь дома.

Женя осталась сидеть. В этот момент она ненавидела саму себя – за то, что приехала, за то, что искала, за то, что рискнула задать все эти вопросы. Она не понимала, что теперь делать – нужно было, конечно, вставать и уходить, потому что было ясно – Лёка не вернется. Она больше не хочет с ней разговаривать, не хочет её видеть.

Но ноги почему-то отказывались слушаться. Женя с удивлением обнаружила, как подступает к горлу забытая уже тошнота.

– Смотри, – Лёка появилась неожиданно, и волна облегчения накрыла Женьку с головой. Она удивленно смотрела, как Лёка садится рядом, как бережно кладет на колени альбом с фотографиями.

На первой из них Женя узнала саму себя – молодую, красивую, в драных донельзя джинсах и косухе, с немыслимой прической на голове.